Взлет и падение короля-дракона - Линн Абби

Хаману не старался защитить свою спину и даже не отбивал удары, сыпавшиеся на него. Лев из Урика был иллюзией, очередной личиной, скрывающей его настоящую форму. Спокойный и внимательный наблюдатель — если бы такой мог быть на поле боя — заметил бы разрыв во времени, между моментом, когда металлическое оружие проходило через эфемерную внешнюю форму Льва и тем мгновением, когда оно разлеталось на куски, ударившись о невидимое тело дракона. Оружие сделанное из дерева или костей ждала другая судьба: оно сгорало в недолго живущих языках пламени, наталкиваясь на внутреннюю ауру.

Со своим королем, сеющим хаос среди врагов, темплары Урика воспряли духом. Они бросились вперед, добивая и так павшего духом противника. Хаману приветствовал их вновь-обретенное мужество; он наградит их, сохранив им жизнь. Но офицер, который вел их…

Его львиные уши слегка пошевелились, когда золотой меч принес смерть еще пяти солдатам Галга.

Он хотел услышать два звука: биение сердца своего офицера и лязг его металлического меча. Первую оплошность командира еще можно простить — если бы его паника не была сильнее Невидимого вмешательства Иненек, Хаману никогда бы не узнал, что его темплары нуждаются в нем. Вторая оплошность будет непростительной и последней в его жизни. Хаману напряг слух. Наконец он нашел половину того, что искал: сердце смертного, бившееся под бронзовым медальоном.

Бахир! Хаману схватил разбежавшиеся мысли офицера, его голос громом прогремел в его сознании. Сражайся, Бахир.

Хаману не любил убивать своих собственных темпларов. Это была, по меньшей мере, бесполезная трата жизни смертного. А в самом худшем смысле из-за уз, которые медальон создавал между ними, их смерть потакала самым темным аппетитам его существа, выводила их на передний план. Сражайся с врагами, Бахир. Бейся с ними до смерти… или будешь сражаться со мной.

Если бы такое услышал разумный человек, он бы все понял и бросился бы на солдат Иненек даже с голыми руками, но Бахир больше не был разумным человеком. Иненек начала, а Хаману ненароком закончил. Сознание Бахира покачнулось и разлетелось на куски. В последний раз ударило его сердце, в последний раз его сознание вспыхнуло мыслью, и последний Доблестный Воин Раджаата насладился его смертью.

Крошечный кусочек жизни смертного возбудил давно и жестко подавляемый аппетит Хаману. На какое-то мгновение на поле перед ним не осталось ни Урикитов ни врагов, только страстное желание, и живые пылинки, которые могли удовлетворить его.

Лев из Урика прорычал какие-то слова, слишком громко и зло, чтобы ухо смертного могло понять их. — Будь ты проклят!

Хаману отвернулся от искушения и от поля боя. Оставив своих темпларов сражаться с противником, он скользнул в нижний мир… где его уже поджидал вихрь.

Иненек угадала его выбор — его предсказуемую слабость — и приготовила ему псионическую ловушку. Хаману скинув с себя внешнюю личину, принял свою настоящую форму, став длинной и тонкой тенью, и дал вихрю засосать себя. Он не удивился, когда далеко внизу под его ногами появилась черная пасть, становившаяся все больше и больше с каждым оборотом вихря. Иненек послала его в Пустоту под Серостью, в объятья Раджаата. Хаману мог себе представить, чем Раджаат пообещал наградить ее.

Но, говоря по правде, Оба из Галга не могла повредить ему. Ее довольно значительная сила, не могда сравниться с его, когда он решил использовать ее. От длинных скелетоподобных пальцев Хаману пошло сияние, кокон света полностью окружил его. Вихрь Иненек больше не мог удержать его, и он начал подниматься обратно, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока вихрь полностью не рассосался.

В Серости время текло самым странным образом. Дни, недели, даже года могли пронестись за один чих в нижнем мире, а иногда, наоборот, время шло вдвое быстрее, и Доблестный Воин мог вновь появиться на поле боя — как и сделал Хаману — спустя удар сердца после того, как исчез из него.

Хаману воспользовался преимуществом растерянности и удивления своих врагов. Двое умерли сразу, после сильного удара мечом, снесшего их головы. Еще двое бросились бежать; он догнал их и убил ударом в спину.

Побитая в нижнем мире, неспособная доставить Хаману к Раджаату, побеждаемая на поле боя, Иненек перестала помогать своим темпларам, которые, чувствуя что удача в бою ушла от них, бросились бежать от неизбежной смерти. Малая часть, те воины, которые сражались на самом краю битвы, могли бы спастись; впрочем, их трудно было назвать счастливчиками. Иненек никогда не приняла бы их обратно из страха, что Хаману перевербовал их, а обычные люди были уверены, что жизнь темплара-предателя не будет ни долгой ни приятной.

Темплары Галга, попавшие в руки Хаману, знали какая судьба ожидает их: быстрая смерть, если повезет, медленная и мучительная, если нет. Они не знали, кто такие на самом деле короли-волшебники и почему они презирают один другого. Они знали только, что жизнь темплара заканчивается, когда он предстает перед другим королем-волшебником. Двое или трое темпларов Иненек упали на колени, отрекаясь от своего города; они предлагали свои клятвы в верности могучему королю Урика. Но в их сердцах не было надежды, а в головах никакой полезной информации — и он никогда не возьмет себе на службу тех, кто отказался от своего города.

Он предложил им ту же возможность, которую всегда предлагал своим пленным темпларам — смерть от своей собственной руки, а не от его. Все без исключения выбрали еще более простой и надежный вариант: разбежаться и прыгнуть на мечи и копья, которые держали Урикиты.

— О Могучий, ваша воля исполнена, — сообщил Хаману юный адьютант, когда все дела были закончены. Яркая желтая рубашка эльфа и правый рукав в металлическими нитями были изрядно потрепаны и запятнаны кровью. Мысли на поверхности его сознания были болезненно ясны. Его звали Калфен, и это была его первая компания. Он вырос до звания адьютаната не из рядовых темпларов военного бюро — эмалированный медальон ему достался благодаря связям семьи. — Темплары Обы мертвы, все до одного за исключением… за исключением раненых…

Голос Калфен прервался, а мысли заметались. Он представил себя в менее удачный день, раненым, страдающим от боли, и ждущим, пока другой живой бог распутает его воспоминания.

Хаману не обратил внимания на душевные страдания юноши. Он допускал протекцию в рядах темпларов, потому что это не давало молодым, вроде этого Калфена, никаких настоящих преимуществ. — Жди здесь, — приказал он, и добавил, для надежности, жесткий мысленный приказ, который заморозил юного эльфа на месте. — Когда я закончу с ранеными, ты расскажешь мне все, что случилось здесь, с самого начала.