Час цветения папоротников - Гавура Виктор Васильевич "gavura"

Отогревшись на солнце, муха лениво почесала одну о другую задние, а потом передние ноги, затем передними ногам бодро потерла над головой и причесала ими что-то там у себя на голове. Прихорошилась. Да, но, почему ногами, а не руками?.. Все просто, если руки выросли не из того места, значит, это ноги. Окончательно распоясавшись, муха стала разгуливать по скамейке. Шла она совершенно неприличной походкой, как-то боком, едва ли ни вприсядку.

Но и этого ей показалось мало, в своем недостойном поведении она превзошла все свои прежние непристойности. Зажужжав, она неожиданно взлетела, но неудачно, с позором продемонстрировав утрату летного мастерства. Ничего другого никто от нее и не ожидал, наглядный пример небрежного отношения к тренировочным полетам. Свалившись со скамейки на землю, муха, как сбитая летчица, упала на спину и принялась возмущенно жужжать, требуя, чтобы ей сейчас же помогли перевернуться.

Эк, тебя мотнуло, хотел уж было прийти ей на помощь Сергей. Но, взвесив все рro et contra[15], принял благоразумное решение с мухой не связываться, а проводить дальнейшие наблюдения за ней издали, с высоты сидения на скамейке. Да, наблюдать за проделками этой мухи занятие увлекательное. Сегодняшнее утро, вне всяких сомнений, одно из наиболее плодотворных в моей жизни, констатировал Сергей. Жизнь перед тобой богаче любого вымысла. Разуй глаза, смотри и удивляйся.

К нему подошла девочка лет семи с апельсином в руке, и остановилась, пытаясь понять, что он с таким интересом рассматривает. Устав жужжать, муха притихла, вероятно, решила отдохнуть. Ничего не увидев, девочка склонила голову к плечу и, пристально вглядываясь Сергею в глаза, спросила тонким, нежным, как флейта голосом:

— Вы любите хурму?

— Нет. Она желтая, а желтое, к разлуке. Я скучаю по зиме, скорей бы прилетали белые мухи, — мечтательно ответил Сергей.

— Так грустно, когда безветренным вечером с неба тихо падает снег, — сказала она с таким чувством, что Сергей невольно прислушался к странным интонациям ее голоса, к таинственному глаголу звука.

Из-за клочковатых облаков выглянуло солнце. Яркие лучи брызнули Сергею в глаза, он зажмурился, в носу защекотало, ему стало немного больно и смешно, и он едва не чихнул.

— Вы такой печальный и, морщитесь… Почему? — заглядывая ему в глаза, с неподдельным участием спросила она.

— Я не печальный, я веселый. Такого развеселого поискать, да не найдешь. Просто у меня такое выражение лица. Было нормальным, а сделалось вот таким. Я как-то случайно отведал чего-то горького и, то ли скривился, то ли удивился, а лицо осталось таким навсегда. Теперь из-за этого происходят недоразумения, — обстоятельно разъяснил Сергей, барахтаясь в ее васильковых глазах.

— Да?.. У меня тоже! — с восторгом и детской доверчивостью, которая слагается из невинности и неведения, отозвалась она.

Только дети, гении и сумасшедшие могут найти общий язык, подумал Сергей. Вероятно, от того, что они более человечнее, чем обычные люди.

— А у меня такое выражение лица сделалось из-за расстройства чувств… ‒ доверительно сообщила она.

‒ Отчего же они расстроились? ‒ серьезно поинтересовался Сергей.

‒ Как бы вам сказать… У меня слишком большие ноги… Нет-нет, не подумайте! Ни сами ноги, а ступни, когда я надеваю туфли, я в них, как на лыжах. Ужасно выгляжу. Я не представляю себе, как можно жить с такими ногами… — непомерное уныние, граничащее с отчаянием, послышалось в ее голосе.

— У тебя обыкновенные ноги. К тому же, их две, что особенно радует… И ступни у тебя нормальные, голеностопные суставы, тоже, я тебя в этом авторитетно удостоверяю, как специалист по ногам, — с видом профессионала осмотрев ее ноги, солидно заявил Сергей.

— Более того, у тебя красивые ноги, они мне нравятся. Я бы, например, в тебя влюбился, но я люблю другую. Ты же понимаешь, двоих любить нельзя. Хотя, знаешь, вообще-то, можно, но жениться на двух сразу нельзя, наши законы этого не одобряют.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вот так всегда, — вздохнула она, отведя наконец свой тягостный взгляд. — Кого я ни встречу, он уже кого-то любит. Только не меня… — с совсем недетской щемящей надломленностью произнесла она, зябко приподняв острые плечи.

В ее голосе значения было больше, чем в словах.

— Чепуха! ‒ запальчиво возразил Сергей, ‒ Вот я, например, люблю тебя… — быть может, ей хуже всех, подумалось ему. Кто знает? — Я влюбился в тебя с первого взгляда и полюбил тебя с нежностью дыхания мотылька. Только я не могу на тебе жениться. Я поклялся никогда не жениться. Понимаешь? Но ведь для тебя выйти замуж не главное, как для некоторых… Не так ли? Гораздо важнее, что я тебе люблю. Ты со мной согласна? Да?

— Да… Конечно же, да! Меня еще никто не любил, даже мама. А папы у меня нет…

— У нас с тобой сегодня великий день: я тебя встретил и влюбился с первого взгляда. Если тебе станет одиноко, не важно, где и когда, ты только позови и я приду. Даже если меня не будет рядом, знай, я буду с тобой всегда, ты только позови!

‒ Только позови… ‒ тихо повторила она.

Ее серьезные глаза просияли надеждой. Вот, что в ней так привлекательно ‒ ожидание прекрасного чуда!

‒ Просто хлопни в ладоши, и я буду рядом, хотя ты меня не увидишь. Увы, я не всегда бываю видимым. Такая у меня работа, быть невидимым. Но, ведь для тебя не это главное, не так ли?

— Да… — едва слышно прошептала она, мучительно раздумывая над тем, что он сказал.

— Никогда не забывай, у тебя великолепные ноги, и я тебя люблю! — крикнул Сергей, спеша к подъехавшему троллейбусу.

Она быстро закивала, моргая, а затем шагнула за ним следом.

‒ Я вас когда-нибудь еще увижу? ‒ в этом вопросе звучало столько всего (!)

‒ Как только пожелаешь, я всегда буду рядом! ‒ откликнулся Сергей на ходу.

— Но… Как вас зовут? Скажите, пожалуйста, как вас зовут?! — вскрикнула она ему вослед.

Вбегая в отходящий троллейбус, Сергей, не оборачиваясь, махнул на прощанье рукой. И тут же, повинуясь необъяснимому порыву, ему захотелось увидеть ее снова. Но окна в троллейбусе были заклеены черной пленкой с рекламой кофе «Nescafe», через нее ничего не было видно. Сергей машинально подумал, что никогда в жизни ее больше не увидит. Как она будет жить, кто ее защитит в этом враждебном мире? С нежданно захлестнувшей его тоской он попытался вспомнить ее лицо и, ‒ не смог.

Сзади его сидели двое, очевидно, сотрудники зоопарка.

— Вчера у нас была рабочая суббота, мы в нашем слоновнике двух слонов скрещивали, — с достоинством произнес один из них.

— Эксперимент ставили? — уважительно поинтересовался второй.

— Нет. Просто так, посмотреть…

Что происходило на улице, вне темной утробы троллейбуса, не было видно, остановок водитель не объявлял, припадочно дергаясь, куда-то спешил. Эта поездка чем-то напоминала Сергею его жизнь в Украине. Его «везло» в темном ящике неведомо куда невидимое рулило. Он проехал нужную остановку и безбожно опоздал на дежурство.

Дети, как и взрослые, могут испытывать сильные чувства. Недостаточный жизненный опыт не позволяет им поведать о них. Но и среди детей встречаются способные на это.

* * *

Бунимович тоже был разочарован в работе.

Но это мало сказано, он убил бы того, кто придумал работу, тем более в воскресенье. Однако в этот раз пришлось работать в воскресенье. Бомбить квартиру в воскресенье днем, — двойной риск: светло и все сидят по домам. Паршиво, но ничего не поделаешь, медлить нельзя. У Рябоштана сегодня дневное дежурство, а то, что передал ему сын ювелира, ту «белую ленту», следовало заполучить как можно быстрее. Приходилось рисковать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Готовясь к предстоящему взлому, Бунимович занялся простой маскировкой. Между деснами и внутренней стороной щек он вложил два плотно скатанных валика ваты, отчего его лицо разительно переменилось. Затем он надел очки с простыми стеклами в массивной роговой оправе и бейсболку из камуфляжной ткани, которую одевал только когда шел на дело. Из всех головных уборов он предпочитал надвинутую на глаза фуражку. Придирчиво осмотрев себя в зеркале, он был удовлетворен переменами. Помня, что важно не переусердствовать, то есть изменить свою внешность ровно настолько, чтобы стать неузнаваемым. Золотое правило гримировки заключается в том, чтобы использовать ее как можно меньше.