Ржавые листья - Виктор Некрас

А в покоях княгини Ирины — тишина. Не слышно ничего ни с переходов, ни с гульбищ, ни из соседних горниц. Задёрнуто занавесью окно, хозяйка сидит в глубоком кресле и не сводит глаз с двери.

Чуть скрипнув, дверь отошла в сторону. Склонив голову, — не удариться о притолоку, — в горницу могучей глыбой пролез Стемид. Гридень повёл взглядом по горнице, усмехнулся, тряхнул чупруном, огладил бритую голову ладонью.

Ирина улыбнулась одними уголками губ:

— Бесстрашный витязь явился…

— Да, госпожа, — хрипло ответил гридень, не сводя с княгини пристального обожающего взгляда. В глазах горела и плескалась страсть.

— Рассказывай…

Загляни в этот миг в хором кто-нито посторонний, через щель или через прорезь замковую, он не нашёл бы ничего предосудительного в разговоре княгини и гридня.

— Так вот, значит, — задумчиво обронила Ирина, дослушав Стемида. — Хитра Гориславушка, ничего не скажешь.

Стемид уже сидел на лавке рядом с креслом княгини, по-прежнему пожирая её преданными глазами.

Ирина задумалась — только её глаза жили на каменно-неподвижном лице.

На стороне Гориславы — кривские бояре и её дружина. Но в борьбе за Киевский стол этого мало. На её стороне её неукротимая ненависть к Владимиру, но и этого тож мало. Потому она ищёт помощи у высших сил. У богов. А для того ищет меч Святослава, Рарог. А этот чародей — как его, Прозор, Невзор? — недаром приволокся из кривской земли в Киев. Стемид говорит, то он уже второй год в Киеве, стало быть, и заговор столь же времени есть. Долго готовилась… С этим мечом — как его, Рарог? — да с оружной силой она, пожалуй, и победит.

Но тогда ей, Ирине и её сыну Святополку ничего не светит при киевском дворе, да и вообще на Руси. Не только великого стола Киевского, но и самой жизни не видать.

Ирина невольно усмехнулась — не прошло и пятнадцати лет, как она, христианка, сама стала мерить всё на языческий лад. Даже и в силу варварского меча верит, будто бы осенённую благодатью их поганых богов.

За первой усмешкой последовала вторая — да какая ты христианка, великая княгиня киевская? Хоть и монахиня в прошлом, христова невеста…

А вот победить Горислава не должна!

Княгиня повела взглядом и встретилась глазами с гриднем.

— А ты всё ждёшь награды, доблестный витязь? — пропела она медовым голосом и улыбнулась. — Иди ко мне, храбрец…

Тонкие руки взметнулись, широкие рукава опали вниз, пальцы княгини мягко охватили голову Стемида. Поцелуй княгини и гридня затянулся, руки жадно страстно и бесстыдно шарили по одежде в поисках завязок и пуговиц. Они и сами не заметили, как упали на широкое и мягкое ложе.

Заморская птица попугай в посеребренной клетке вздрогнула от глубокого грудного стона, осуждающе покосилась на сплетённые в страсти нагие тела и, нахохлясь, отвернулась.

— О чём ты думаешь, лада моя? — шёпот гридня нарушил упавшую на хором тишину. Княгиня молча улыбнулась, глядя в янтарные доски потолка. — Не молчи, скажи хоть, что ты меня любишь…

Ирина улыбнулась вдругорядь — вроде не мальчишка, а вот же — скажи ему, что любишь.

— Люблю, Стемид, — вздохнула она. — Вестимо, люблю.

Резное деревянное гульбище на третьем ярусе протянулось вдоль всей стены терема, притихло в зимнем вечернем сумраке. Это в княжьих хоромах слышен звон струн и несутся пьяные голоса.

С Подола и Оболони веяло едва различимым дымом ковальских горнов и печей, за невысокими избами Подола, на Почайне высоко вздымались опутанные тенётами снастей корабельные щеглы и райны — там зимовали нерасчётливые иноземные купцы, коих ледостав застал в Киеве.

Молодой кметь шёл по гульбищу, пьяно цепляясь за резные столбики и балясины, надвинув шапку мало не на самые глаза. Варта только проводила его глазами, досужее почесала языки о чужую шкуру — эк ведь угораздило парня попутать дорогу, аж на женскую сторону прётся, к покоям великой княгини Ирины.

Они и не подумали остудить его — пусть себе вломится, там служанки вмиг его вышибут обратно. Вот тогда повеселимся, — предвкушали души скучающих на страже воев.

Меж тем, стоило кметю свернуть за угол, походка его внезапно отвердела и ускорилась. Он быстро подскочил к двери покоев Ирины, внимательно прислушался, довольно кивнул головой и два раза чётко и отрывисто стукнул в дверь.

— Входи, кто там? — раздался капризный голос. Кметь коротко хмыкнул и толкнул дверь.

Великая княгиня в одиночестве сидела в глубоком грецком кресле, склоняясь над пяльцами. Когда кметь вошёл, она недовольно выпрямилась:

— Чего ещё надо от меня великому князю?! — а в голосе так и звякнула медь, словно в следующий миг она готова была выкрикнуть: даже вечером покоя нет!

Не успела.

Кметь шагнул через порог, захлопнул за собой дверь, стащил шапку, поднял глаза и…

— Варяжко! — ахнула княгиня шёпотом, побледнев, как смерть и прижав к груди руки. — Живой!

Рассказ беглого кметя был короток — надо было торопиться, варта могла ведь и хватиться пьяного кметя, что прошёл на княгинину половину и не воротился.

— А со Свенельдом-то ты как встретился? — удивлённо спросила Ирина. — Его разве Владимиричи не убили?

— Вырвался воевода, — криво усмехнулся гридень. — Ныне жди вестей, княгиня.

— Помощь какая нужна ли?

— Да, пожалуй, — помедлив, ответил Варяжко. — Попробуй прознать, где Владимир Блуда-воеводу прячет. Я обещал, что я ему кровь пущу, и я должен это сделать.

— А Владимиру? — вырвалось у Ирины помимо воли.

Гридень внимательно глянул ей в глаза.

— Ошибся я в тебе, княгиня, — обронил он задумчиво. — Я-то мнил, ты смирилась с Владимиром, коль дитя ему родила…

— Это Ярополка сын! — мало не в крик перебила его Ирина.

Варяжко вытаращил глаза.

— Святополк-то? — задушенно спросил он.

— Мой сын — сын великого князя Ярополка, — твёрдо повторила княгиня Ирина.

Варяжко вмиг воспрял — по нему было видно, что теперь он думал не только о мести и смерти. Гридень благоговейно опустился перед княгиней на колено и прикоснулся губами к её руке.

— Прости, что худо думал про тебя, великая княгиня. Владимир умрёт. И ты будешь великой княгиней. В том тебе моё слово, или мне не жить.

Варяжко упруго вскочил на ноги и выскочил за дверь — на гульбище — вновь изображать из себя подгулявшего кметя. А великая княгиня осталась в хороме, вмиг вознесённая гриднем из тупого отчаяния к надежде.

Ну, Владимире… попомнишь!

— Ну куда ж ты теперь? — шёпот княгини был жарок и обжигал ухо гридня. — Тебя ж стража в переходе увидит…