Том 10. Стихотворения 1929-1930 - Владимир Маяковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[1928]
Песня-молния*
За море синеволное,за сто земель и водразлейся, песня-молния,про пионерский слет.Идите, слов не тратя,на красный наш костер!Сюда, миллионы братьев!Сюда, миллион сестер!Китайские акулы,умерьте вашу прыть, —мы с китайчонком-кулипойдем акулу крыть.Веди светло и прямок работе и к боям,моя большая мама —республика моя.Растем от года к году мы,смотри, земля-старик, —садами и заводамисменили пустыри.Везде родные наши,куда ни бросишь глаз.У нас большой папаша —стальной рабочий класс.Иди учиться рядышком,безграмотная старь.Пора, товарищ бабушка,садиться за букварь.Вперед, отряды сжатые,по ленинской тропе!У нас один вожатый —товарищ ВКП.
[1929]
Во весь голос
Во весь голос (Первое вступление в поэму)*
Уважаемые товарищи потомки!Роясь в сегодняшнем окаменевшем г…,наших дней изучая потемки,вы, возможно, спросите и обо мне.И, возможно, скажет ваш ученый,кроя эрудицией вопросов рой,что жил-де такой певец кипяченойи ярый враг воды сырой.Профессор, снимите очки-велосипед!Я сам расскажу о времени и о себе.Я, ассенизатор и водовоз,революцией мобилизованный и призванный,ушел на фронт из барских садоводствпоэзии — бабы капризной.Засадила садик мило,дочка, дачка, водь и гладь* —сама садик я садила,сама буду поливать*.Кто стихами льет из лейки,кто кропит, набравши в рот —кудреватые Митрейки, мудреватые Кудрейки* —кто их к черту разберет!Нет на прорву карантина —мандолинят из-под стен:«Тара-тина, тара-тина,т-эн-н…»*Неважная честь, чтоб из этаких розмои изваяния высилисьпо скверам, где харкает туберкулез,где б… с хулиганом да сифилис.И мне агитпроп в зубах навяз,и мне бы строчить романсы на вас —доходней оно и прелестней.Но я себя смирял, становясьна горло собственной песне.Слушайте, товарищи потомки,агитатора, горлана-главаря.Заглуша поэзии потоки,я шагну через лирические томики,как живой с живыми говоря.Я к вам приду в коммунистическое далеко́не так, как песенно-есененный провитязь.Мой стих дойдет через хребты векови через головы поэтов и правительств.Мой стих дойдет, но он дойдет не так, —не как стрела в амурно-лировой охоте,не как доходит к нумизмату* стершийся пятаки не как свет умерших звезд доходит.Мой стих трудом громаду лет прорвети явится весомо, грубо, зримо,как в наши дни вошел водопровод,сработанный еще рабами Рима.В курганах книг, похоронивших стих,железки строк случайно обнаруживая,вы с уважением ощупывайте их,как старое, но грозное оружие.Я ухо словом не привык ласкать;ушку девическому в завиточках волоскас полупохабщины не разалеться тронуту.Парадом развернув моих страниц войска,я прохожу по строчечному фронту.Стихи стоят свинцово-тяжело,готовые и к смерти и к бессмертной славе.Поэмы замерли, к жерлу прижав жерлонацеленных зияющих заглавий.Оружия любимейшего род,готовая рвануться в гике,застыла кавалерия острот,поднявши рифм отточенные пики.И все поверх зубов вооруженные войска,что двадцать лет в победах пролетали,до самого последнего листкая отдаю тебе, планеты пролетарий.Рабочего громады класса враг —он враг и мой, отъявленный и давний.Велели нам идти под красный флаггода труда и дни недоеданий.Мы открывали Маркса каждый том,как в доме собственном мы открываем ставни,но и без чтения мы разбирались в том,в каком идти, в каком сражаться стане.Мы диалектику учили не по Гегелю.Бряцанием боев она врывалась в стих,когда под пулями от нас буржуи бегали,как мы когда-то бегали от них.Пускай за гениями безутешною вдовойплетется слава в похоронном марше —умри, мой стих, умри, как рядовой,как безымянные на штурмах мерли наши!Мне наплевать на бронзы многопудье,мне наплевать на мраморную слизь.Сочтемся славою — ведь мы свои же люди, —пускай нам общим памятником будетпостроенный в боях социализм.Потомки, словарей проверьте поплавки:из Леты* выплывут остатки слов таких,как «проституция», «туберкулез», «блокада».Для вас, которые здоровы и ловки,поэт вылизывал чахоткины плевкишершавым языком плаката.С хвостом годов я становлюсь подобиемчудовищ ископаемо-хвостатых.Товарищ жизнь, давай быстрей протопаем,протопаем по пятилетке дней остаток.Мне и рубля не накопили строчки,краснодеревщики не слали мебель на́ дом.И кроме свежевымытой сорочки,скажу по совести, мне ничего не надо.Явившись в Це Ка Ка* идущих светлых лет,над бандой поэтических рвачей и выжигя подыму, как большевистский партбилет,все сто томов моих партийных книжек.
[Декабрь 1929 — январь 1930]
