Квест-2. Игра начинается - Борис Акунин

— Почти приехали. Сейчас повернем в Стрельнинский переулок, а там и Эльдорадовский тупик.

Гальтон удивился странному названию:

— Эльдорадовский?

— Ресторан раньше был, «Эльдорадо». Золотое место!

Проехали фабричку, ряд двухэтажных домов, знававших лучшие времена, свернули в немощеный двор. «Форд» запрыгал по ухабам, по лужам и остановился перед бараком, который некогда, видимо, был оштукатурен и даже украшен лепниной, но облупился почти догола — до бревен. Над входом висела вывеска КЛУБ «КРАСНЫЙ ЦЫГАН».

— Посидите пока, пошуршу с бароном.

Витек взбежал на крылечко и шмыгнул в дверь, оставив ее нараспашку.

Норд вылез из автомобиля, чтобы разглядеть предполагаемую базу повнимательней.

Из клуба доносилась музыка. Звенели колокольцы, бренчали гитарные струны, многоголосый хор с уханьем, с подвзвизгом пел:

Комиссар ты мой червовый, червоненький,Ты купи мне платок, платок новенький!А я девчоночка, да несмышленная,Эх, жизнь бубновая, да забубенная!

У пыльного окна мелькнула чья-то фигура. Звонкий крик «Гадже!» оборвал пение, и с крыльца во двор высыпала туча ребятишек и цыганок в разноцветных платьях. Звеня монистами, орава облепила машину.

Старуха с трубкой в зубах схватила Норда за руку, едва взглянула на ладонь и заголосила:

— Ай, беда, кучерявый! Любимая изменит! Друг предаст! Руки на себя наложишь! Сглазили тебя! Черный глаз отвести нужно! Я знаю, как! Пойдем со мной!

— Я не кучерявый. — Гальтон приподнял кепку, демонстрируя бритый скальп. — Вы меня с кем-то перепутали, гражданка.

Зое гадала вертлявая девка, ввинтившаяся в окно таксомотора. Айзенкопф отбивался от мальчишек, пытавшихся потянуть его за длинную китайскую бородку.

Но вот из дома вышел Витек, рявкнул по-цыгански, и вакханалия закончилась. Потеряв интерес к приезжим, хор гуськом потянулся назад в клуб.

— Барон сказал: «Пятьсот рублей платят — неделю живут».

— А где?

— В номерах. — Таксист показал на окна второго этажа. — Барон сказал: «Платят тысячу — живут одни, без соседей».

— Пойду посмотрю, — с сомнением сказал Норд.

Всю нижнюю часть дома занимало одно большое помещение, украшенное кумачовыми транспарантами и потретами коммунистических вождей: Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, все цыганистого вида, особенно основоположник научного коммунизма, которому не хватало только золотой серьги в ухе, чтобы смотреться главным ром-баро всемирного пролетарского табора.

В зале было полно народу. В центре стояли скамьи для участников хора. В углу пили чай старики, на полу возились детишки, несколько чернобородых мужчин, собравшись в кучку, что-то сосредоточенно обсуждали.

На Гальтона подчеркнуто не обратили внимания. Очевидно, так предписывалось этикетом.

— Продолжим репетицию, товарищи! — объявил солидный мужчина в костюме и галстуке (уж не сам ли барон?). — «Цыганская колхозная». Сначала запев, потом Миша соло. Три-четыре!

Хор грянул — задрожали стекла:

Ехали цыга-а-анеНа тракторе домой, да эх домой,На сто пейсят на пруцентов, да эх,Сполняли план свой трудовой!

Дальше повел одинокий голос невыносимо пронзительной фистулой:

Эх, пере-перевыполнял, выполнялПарнишка план да посевной, посевной!В красной рубашоночикеХорошенькай такой!

У Гальтона заныли барабанные перепонки.

— Ну и квартирка, — сказал он Витьку. — Как мы будем жить над этим содомом?

— Ничего это не сумдом, — обиделся цыган. — Малость шумно, зато спокойно. В вашем деле главное что? Чтоб легавые не зашухерили. А через клуб им втихую никак не пройти. Такое начнется! Сиганете через окошко, ищи потом ветра в поле. Ну чего, по рукам? Или пойдешь пахана спрашивать?

Довод был существенный, он положил конец сомнениям Норда. Кроме того не терпелось поскорей вернуться к делу, ради которого экспедиция прибыла в Москву. Возникли новые обстоятельства: самсонитовое послание и товарищ Картусов. Это требовало корректировки планов.

— По рукам.

Какой к черту план,

однако, могут разработать люди, перенесшие нешуточный стресс и проведшие бессонную ночь? Всякий врач знает: депривация сна влечет за собой нарушение мышления и восприятия, а положение требовало мобилизации всех интеллектуальных ресурсов. Поэтому, едва разместив группу на новом месте, командир экспедиции приказал всем спать, а сбор назначил на семнадцать ноль ноль.

Железный человек Айзенкопф отдыхать не желал, да и Зоя удивилась, но Гальтон был непреклонен. «Утро вечера мудренее», козырнул он русской пословицей, хотя в данном случае получалось наоборот.

За тысячу рублей в распоряжении экспедиции оказался весь второй этаж бывшего ресторана «Эльдорадо», в прежние времена, видимо, отведенный под отдельные кабинеты. В комнате, которую выбрал себе Норд, от былой игривости уцелела лишь потолочная живопись, изображавшая мясистых вакханок и булочкообразных купидонов. Под прицелом их стрел уставший Гальтон лег на пружинную кровать и немедленно уснул. Сон у доктора был идеально здоровый, можно сказать классический: стадия засыпания почти мгновенно перешла в медленный сон, с постепенным углублением.

В какой-то момент спящий чуть не пробудился от бешеного топота — это хор внизу репетировал танец «Цыганские проводы в Красную Армию». Весь дом трясся, будто тоже рвался в пляс. Но мозг Норда, даже во сне не утративший дисциплинированности, внес должную поправку в список внешних раздражителей, которые следовало игнорировать, и в дальнейшем вопли, хоровое и сольное пение, даже дружное «Пей до дна!» отдыху Гальтона не мешали.

Без четверти пять он проснулся. Ровно в пять совещание, начавшееся на крыше и прерванное последующим переездом, возобновилось.

Руководитель был свеж, бодр, энергичен. Остальные участники экспедиции выглядели хуже. Репетиция хора не позволила им расслабиться до благословенной стадии глубокого сна.

— Обсудим фактор, усложняющий выполнение миссии, — начал Гальтон. — Я имею в виду ГПУ и лично товарища Картусова. Разговор с ним произвел на меня сильное впечатление. Это опасный противник…

Он пересказал как можно подробнее свою беседу с начальником контрразведывательного департамента, не утаив от коллег и своих колебаний.

— …А о чем Картусов говорил с тобой? — спросил он княжну.

— О, со мной этот тип держался по-другому. — Зоя саркастически улыбнулась. — Психолог! Очевидно, он считает, что женщины невосприимчивыми к абстрактным идеям. (Между прочим, правильно считает.) Поэтому для начала он как следует меня припугнул. Поосновательней, чем тебя. Например, подземной тюрьмой, от сидения в которой навсегда портится цвет лица, проступают морщины и крошатся зубы. Я, действительно, испугалась. Потом милейший Ян Христофорович перешел от кнута к прянику. Про Истину и светлое будущее человечества рассказывать не стал, нечего перед бабой бисер метать. Вместо этого подробно остановился на животном начале в человеческой природе. Мол, общество подобно стаду. Во главе всегда один вожак, он же самец-лидер. Вся общественная система его поддерживает и на него работает, а взамен питается его силой. От вождя зависит не только благополучие, но и выживание стада. Это символ всесоздающей и всесокрушающей энергии. Советским людям несказанно повезло с вождями. Сначала великий Ленин, теперь великий Сталин. Но бремя вождя невыносимо тяжело, оно чревато сверхъестественными нагрузками. Ильич не выдержал такого нечеловеческого стресса, потому что наука была еще не готова решить эту физиологическую задачу. Но с тех пор советская медицина продвинулась далеко вперед. Нынешний вождь товарищ Сталин получает от нее всю необходимую помощь. Именно поэтому СССР шагает вперед семимильными шагами. Большевистское государство представляет собой идеальную пирамиду власти, увенчанную стальным навершием — Сталиным. Еще-де древние египтяне установили, что пирамида — самая устойчивая из геометрических фигур. Пускай сегодня Советский Союз в военном и индустриальном отношении отстает от буржуазных держав, но они рыхлее и слабее. Через пятнадцать—двадцать лет государство победившего пролетариата станет флагманом земной цивилизации… Предъявил он мне, значит, эту картину фаллической мощи. Должно быть, в книжках по фрейдизму прочел, что бабы млеют от демонстрации мужской силы. Ну а дальше, в полном соответствии с физиопсихологией, начал меня размягчать и увлажнять. Всё-де они в ГПУ про меня знают — и про мою трудную судьбу, и про мои выдающиеся научные способности. Льстил умно, даже красиво. Я и вправду увлажнилась. Про то, что я могу стать для них «ценным товарищем» тоже говорил. Буду работать в институте, помогать великому ученому Громову. Специалисты высокого уровня, вроде меня, на вес золота. И отношение ко мне будет соответствующее. Товарищ Сталин сказал: «У нас бедная страна, но на то, чтобы обеспечить ценным кадрам достойное существование, средств хватит».