После пожара - Уилл Хилл

когда речь идет о Последней битве со Змеем, которая, как всем известно, уже грядет. Он попросил каждого заглянуть в свое сердце и присоединиться к нему, если сердце подскажет, что Джон Парсон говорит правду. Догадайтесь, кто сделал это первым?

– Эймос и Джейкоб, – говорит доктор Эрнандес.

Я киваю.

– Они вышли вперед и встали по обе стороны от отца Джона. При этом они не промолвили ни слова, но…

– Оба были вооружены, – вполголоса вставляет агент Карлайл, – верно?

Киваю.

– Ты, кажется, говорила, что при отце Патрике оружие разрешалось иметь всем? – напоминает доктор Эрнандес.

Я снова киваю.

– Так и было, но люди не носили пистолеты на поясе, как ковбои. Оружие держали в спальнях и бараках.

– Как поступили Центурионы? – спрашивает агент Карлайл.

– Следующими рядом с отцом Джоном встали Беар, Эйнджел и Лоунстар. Хорайзен немного помедлил, но после тоже присоединился к ним.

– А где был отец Патрик, когда все это происходило?

– Там же. – Я мысленно вижу лицо отца Патрика в тот момент, когда Центурионы отвернулись от него и примкнули к отцу Джону, вижу очень отчетливо. На нем читался не гнев и даже не разочарование, а скорее печаль, как будто у него разрывалась душа.

– И он ничего не сделал?

Я качаю головой.

– И не сказал?

– Нет. Поздно было что-то говорить. Многие просто сообразили, откуда ветер дует, и поступили соответственно, но было немало и таких, кто присоединился к отцу Джону с улыбкой на лице. Они действительно поверили, что он тот, кем себя называет.

– И кем же? – поднимает бровь доктор Эрнандес.

– Посланцем Всевышнего. Святым вестником Божьим на земле.

Мои собеседники молчат, переваривая эту информацию.

– Каким образом отец Джон завоевал всеобщее доверие? – после паузы спрашивает агент Карлайл. – Как он сумел убедить людей?

«Я НИКОГО НЕ УБЕЖДАЛ! – грохочет в моей голове голос отца Джона. – ОНИ УЗРЕЛИ ИСТИНУ СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ! ГОСПОДЬ НЕ СОВЕРШАЕТ ОШИБОК!»

Я как можно небрежнее пожимаю плечами.

– Трудно объяснить, если сам не видел. Все любили отца Патрика, и я в том числе. Я всегда верила, что он хороший человек, а теперь, оглядываясь назад, верю в это еще сильнее. Он был добрым, порядочным и больше заботился о других, чем о себе. Отец Патрик посвятил жизнь служению Богу.

– А отец Джон? – задает вопрос доктор Эрнандес.

Я ненадолго задумываюсь.

– По временам он казался вообще не человеком, а природной стихией, буйной и непредсказуемой. Нужно понимать, что до своего заявления он три года был преданным членом Легиона, и мои Братья и Сестры его любили. Он был умен и обаятелен, а Библию знал даже лучше отца Патрика. Читать проповеди в часовне разрешалось всем желающим, и отец Джон выступал чаще всех. Все были только за, потому что его стоило послушать. Он вставал за кафедрой в этой своей пропыленной джинсовой рубашке, длинноволосый, зеленоглазый, улыбчивый, а потом начинал вопить, завывать, брызгать слюной и колотить по деревянной кафедре костяшками, сбивая их в кровь. Он говорил о Господе, как другие говорят о закадычных друзьях, словно они закончили беседу буквально пять минут назад. Он надрывал глотку, снова и снова вещая о битвах, войнах, об истекающем времени и Чужаках. Повторял, что только мы тот щит, что отделяет Змея от победы над миром.

– Это как-то сообразовывалось с проповедями отца Патрика? – спрашивает доктор Эрнандес.

– Более или менее. Отец Патрик верил в Армагеддон и предсказания Книги Откровений. Именно поэтому он основал Легион. Он учил, что Конец света близок и что истинно верующие должны к нему подготовиться. Отец Джон мыслил более… – Я запинаюсь в поисках подходящего слова. – Радикально.

– Разве отец Патрик не понимал, что происходит? – подает голос агент Карлайл. – Если отец Джон был так красноречив, пользовался всеобщей любовью и проповедовал более воинственное учение, неужели отец Патрик не видел в нем потенциальную угрозу своему авторитету?

– Не знаю. Может, другие и видели, потому что в течение нескольких месяцев перед Чисткой кое-кто покинул Легион. Но к тому времени, как отец Джон сделал свой ход, он уже успел стать тем, к кому большинство людей обращалось со своими вопросами и сомнениями и к чьему голосу они прислушивались. При этом внешне он всегда проявлял уважение к отцу Патрику, всячески показывал свою лояльность.

– Переход власти сопровождался насилием? – задает вопрос агент Карлайл. Я качаю головой. – Никто не схватился за оружие и не сказал, что этого не допустит?

Вновь качаю головой.

– Что стало с теми, кто сохранил верность отцу Патрику? – спрашивает доктор Эрнандес. – Я имею в виду, после того как его сместил отец Джон.

– Ничего. Все случилось очень быстро. Было много крика, пара-тройка стычек, когда решившие уехать стали загружать вещи в машины, но ничего более серьезного.

– А много крика из-за чего?

Пожимаю плечами.

– Отец Патрик призывал сохранять спокойствие, но некоторые из уехавших бросили своих близких, поэтому обстановка изрядно накалилась. Люди плакали, называли друг друга еретиками и безбожниками, молились и уговаривали тех, кто намеревался покинуть Легион, остаться.

– Отец Патрик тоже уехал? – интересуется агент Карлайл.

Киваю.

– Да, его автомобиль возглавил колонну.

– Ты когда-нибудь задумывалась о том, что с ним стало? – Это доктор Эрнандес. – И с остальными тоже.

– Нет, – отвечаю я. – Нам было запрещено думать о них.

– А сейчас?

Я представляю честное, усыпанное веснушками лицо отца Патрика в то время, как люди вокруг него загружают автомобили, плачут, ссорятся и кричат и все, что он выстроил, в одночасье рухнуло.

– Думаю, мне его жаль. Он лишился того, что считал трудом всей своей жизни. Вряд ли в тот момент я понимала, насколько тяжело ему пришлось.

– У меня есть информация, что в рамках нашего расследования отцу Патрику задавали вопросы, – говорит агент Карлайл. – Если хочешь, я могу поднять данные и сообщить тебе, как сложилась его судьба после ухода из Легиона.

– Меня это не интересует, – качаю головой я.

Он кивает, приняв мой ответ.

– Если передумаешь, дай знать.

– Хорошо, спасибо.

Он снова кивает.

– Ладно. Вернемся к Джону Парсону. Что он делал, пока Легионеры покидали Базу?

– Просто сидел на крыльце Большого дома и смотрел им вслед. Молча.

– Как считаешь – почему? – Вопрос от агента Карлайла.

– Он знал, что победа за ним.

Агент сухо улыбается.

– Ты это сразу поняла?

– Не уверена. Может, потом.

– Ты очень проницательна.

– Просто наблюдательна. В отличие от многих.

– Это точно, – соглашается агент Карлайл. – Точно. Люди говорили о чистке?

– Да, буквально все. Отец Джон сам на этом настоял. Наутро после отъезда отца Патрика и остальных члены Легиона собрались в часовне, чтобы обсудить вчерашнее событие. Каждый обязан