Граф Вальтеоф. В кругу ярлов - Джульетта Даймоук

Граф презрительно смотрел на него:

– Это будет расчетом между нашими домами, я встречусь с тобой, но скорее я убью тебя, когда буду лучше владеть собой.

– Сейчас не время для личных счетов, – прервал их раздраженно Моркар. – Вальтеоф, ради Матери Божией, иди и разбирайся со своими собственными людьми и оставь мне моих.

Он схватил Магнуса, все еще бормочущего ругательства, и потащил его прочь. Когда они ушли, Вальтеоф постоял минуту, глубоко вдохнув холодного ночного воздуха, чтобы утишить свой гнев.

Была ясная звездная ночь, и, глядя в небо, он думал об Англии, о тех кратких днях вместе с коронованным Гарольдом во главе стола. И не понимал он, почему так быстро лишил их Бог радости быть рядом с таким человеком, и в равной степени не понимал, почему Бог, давший ему такую радость сегодня утром, отобрал ее вечером. Он вздохнул и медленно поднялся по винтовой лестнице в свою комнату. Здесь он нашел Торкеля, меняющего свою запачканную одежду. Он как раз стягивал ее с себя, когда вошел Вальтеоф.

– Мой господин, я ничего такого не хотел, клянусь.

– Я знаю, – сухо ответил Вальтеоф. – Но я умоляю тебя, в следующий раз выбирай свои вирши более старательно.

Исландец с минуту помолчал и сказал:

– Я пою то, что чувствую. Но я никак не хотел тебя расстроить.

– Ты не меня расстроил, – ответил Вальтеоф и закончил на этом разговор. Раздался стук в дверь, и вошел серьезный Малье.

– Я зашел убедиться, что этот дурак, Ив, не причинил вам вреда, господин, – и когда Вальтеоф заверил его, что нормандский нож не поранил его, лицо Малье прояснилось.

– Я рад. Немногие поняли твою песню, мессир, но боевая песня – на всех языках боевая песня. – Он повернулся к двери и невпопад прибавил: – Эх, жаль мортрю. Я так хотел попробовать.

После всех переживаний в зале и размахивания оружием, неожиданная банальность этого замечания застала Вальтеофа и Торкеля врасплох. Они посмотрели друг на друга и закатились безостановочным смехом. Малье уставился на них в замешательстве, но так как они явно не в состоянии были говорить, а он не видел причин для веселья, то повернулся и вышел, обиженный.

Наступило лето, и это было настоящим освобождением после долгой, холодной зимой.

Ричард де Руль повторил свое приглашение графу Хантингтону провести несколько недель на его земле близ Фалеза, на что Вальтеоф согласился. Конечно, это означало быть вдали от Эдит, но отказ был бы невежлив, к тому же дружба их с Ричардом все росла. Мать Ричарда любезно приняла его, почти смутив своей благодарностью за то, что он пощадил ее сына. Долгими, светлыми июньскими днями они с Ричардом проводили время за охотой, упражняясь в метании копья, стрельбе из лука и плавании. Как-то, плескаясь в омуте под водопадом, Вальтеоф внезапно сказал:

– Вильгельм, без колебаний разрешил мне приехать сюда. Полагаю, я мог бы поехать на берег и сесть на корабль в Англию?

Ричард дотронулся до воды:

– Неужели наше гостеприимство настолько плохо, что ты хочешь покинуть нас?

– Ты знаешь, что нет. Но я должен поехать домой на некоторое время, – Вальтеоф лег на спину, уставившись в виднеющееся сквозь нависшие ивы голубое небо. – Вот о чем я думаю. Если я сделаю так, меня остановят?

– Я?

– Да.

С общего согласия они поплыли к берегу и, выбравшись, легли нагишом под теплым солнцем обсохнуть. Ричард посмотрел на своего спутника, не зная, что сказать, и немного спустя Вальтеоф продолжал:

– Наверняка Вильгельм говорил тебе, что ни одному из нас не позволяется уезжать. В противном случае, он не разрешил бы мне приехать сюда.

Ричард все еще молчал, и тогда он сказал:

– Твое молчание говорит само за себя. Нормандец резко сел, обхватив руками колени.

– Ты прав, – честно сказал он, – но я надеялся, что дружба и верность не будут в конфликте. Мне казалось, тебе нравится здесь – и в Нормандии.

– Мне нравится, – сразу ответил Вальтеоф. – Мне действительно здесь очень нравится. Но у меня земля дома, люди, которые нуждаются в моей помощи, в моем суде, я необходим им во всех их делах. Я не могу ни на кого другого переложить это.

– Я уверен, что Вильгельм скоро снова поедет в Англию, – ободряюще сказал Ричард. – Я знаю, что он говорил с архиепископом о коронации герцогини как раз перед нашим отъездом.

– Может быть, – Вальтеоф тоже сел, чтобы видеть лицо приятеля. – Но ты не можешь отрицать, что мы пленники, хотя с нами обращаются как со свободными людьми. Но если я возьму лошадь и поеду на ближайшую пристань, ты должен будешь меня остановить – попытаться остановить, – прибавил он, подумав.

Ричард улыбнулся:

– Ты верно нашел слова – я не хотел бы встретиться с тобой в бою, друг мой. Твой человек, Хакон, рассказал мне об одной битве на севере твоей страны.

– Стэмфорд, – автоматически сказал Вальтеоф, хотя это ничего не говорило Ричарду. – Он наболтал глупостей. И не дай Бог нам так встретиться. – Наступила тишина. Вальтеоф посмотрел на блестящую воду, тонкие ивы смотрелись в озерцо; невозможно в подобный день говорить с другом о таких вещах, к тому же казалось уже невероятным, что англичане будут стараться сбросить нормандское иго. Если же это случиться, сможет ли он поднять свой меч против Ричарда, против Роджера Фиц Осборна, Малье и других, кого он знал? И все же, он знал: если это случиться, его меч поднимется против них за Англию. У него не было другого выбора. Внезапно он сказал тоном, более жестким, чем хотел, отражающим его потаенные мысли:

– Ты не ответил на мой вопрос. Ричард произнес холодно:

– Конечно, я должен был бы тебя остановить. Но думаю… нет, это неважно, – он запнулся. – Тебе нужна охрана ночью на дороге?

Вальтеоф сразу понял, что он раздражен:

– Извини. Ты же знаешь, что я не поставлю тебя в такое положение, чтобы ты отчитывался перед королем за мое исчезновение. – Он почувствовал вдруг, что ему необходимо что-то сделать, и снова бросился в воду; разлетелись брызги, и Ричард отступил на несколько шагов назад.

– Спасибо тебе за это, – сказал он, смахивая воду с глаз. – Мы должны стараться быть одним народом – и я один из тех, кто не хотел бы, чтобы ты уезжал.

На следующий день он повез своего гостя навестить Вулнота Годвинсона, думая доставить ему радость, но это вернуло Вальтеофа к грустным мыслям. Вулнот стал почти нормандцем, живя со своей нормандской леди. Он принял гостей очень вежливо, но казалось, не был расположен говорить о прошлом, смирившись со своим изгнанием. Он напомнил Вальтеофу не Гарольда, но Тости, и только один раз, когда он быстро повернулся, чтобы ответить на вопрос, промелькнуло какое-то сходство с Леофвайном. На короткое мгновение Вальтеоф снова увидел любимого друга, но затем Вулнот начал говорить и совсем не так, как его старший брат. Граф был рад, когда, наконец, пришло время уехать, и всю дорогу молчал. Ричард, чувствуя, что визит не принес ничего, кроме разочарования, хранил молчание, и Вальтеоф был благодарен ему за безмолвное понимание. Он более не просил о встрече с Вулнотом.