Граф Вальтеоф. В кругу ярлов - Джульетта Даймоук

– А мы? – спросил Вальтеоф. – Мы были свободным народом со своей землей и самоуправлением. Теперь же – мы ничто.

– Вы то, что вы есть, – жестко сказал Ланфранк. – И Бог, который все знает, судил вам жить так, а не иначе. Вильгельм был прекрасным герцогом и будет мудрым королем. Только не сопротивляйтесь ему, сын мой, этого он не потерпит. Когда-то у меня были с ним разногласия, и, в конце концов, мы пришли к компромиссу, но это редко случается.

Вальтеоф слегка передернул плечами:

– Боюсь, господин аббат, вы не знаете характер англичан.

– Зато я знаю средства, – он улыбнулся одними глазами. – Меня удивляет, как вы легко судите о нормандцах и их герцоге.

– Простите меня, это было так глупо, – кротко сказал Вальтеоф. Он начал подозревать, что его слова могут быть переданы герцогу.

Но Ланфранк просто сказал:

– Думаю, ты говорил со мной так, как говорил бы с Вульфстаном, если бы он был здесь. Я уважаю твое доверие, только хочу предупредить тебя: я не хотел бы видеть тебя в конфликте с моим господином – не заблуждайтесь насчет его мягкости.

Он легко поклонился и ушел, оставив Вальтеофа размышлять над этими словами.

Как мало он знает о нормандском характере, подтвердилось в этот же вечер за праздничным ужином. Изобилие превзошло все ожидания. Ограничения поста были отменены, и на столе одно блюдо сменяло другое, превосходя его по изысканности, – жареные павлины, украшенные собственными перьями, лебеди на серебряных блюдах в окружении водяных лилий, марципаны, выложенные в виде цветов и листьев, и лупоглазые поросячьи головы.

После пира Вильгельм попросил Торкеля спеть им, и тот вышел на середину зала. Его лицо было грустным, он дотронулся до струн… Для него в этом приезде в Нормандию не было ничего привлекательного; он видел, как его молодого господина уводят прочь нормандская речь, нормандские вкусы, нормандские друзья и нормандская женщина, и он молил Бога о том, чтобы им вернуться назад в Рихолл или Кеннингтон, или Кройланд. В неожиданно грустном и жалостном тоне зазвучала его песня о битве при Мэлдоне, о том, как граф Бритнот защищал земли Западной Англии от данов и умер вместе со своими друзьями под знаменем. Это была героическая повесть, но когда он кончил, наступило удивленное молчание. Мало кому песня была понятна, но тот, кто понимал, ясно видел параллель между этим сюжетом и битвой при Телхамском хребте, и Магнус Карлсон, который был уже вдребезги пьян, вскочил на ноги с рогом в руках и заорал: «Виват Вильгельму-воину!» Возможно, он почувствовал опасность положения, возможно, хотел отвлечь внимание от этой истории, но последующее событие испортило весь эффект – он потерял равновесие, споткнулся и упал на стол.

Шут Галлет вмиг перескочил через зал и, ткнув своей погремушкой в ребро Магнуса, закричал:

– Ха, еще одно поражение наших братьев от воды. Неужели наше вино такое сильное для тебя, маленький саксонец? Фу, ты ни в грош не ставишь королевский стол! Разве ты не знаешь, что наш Вильгельм любит хороших бойцов, но пьяниц отправляет проводить время в свинарнике? Раздался громовой хохот, к неудовольствию присутствовавших англичан, и, стараясь как-то сгладить неловкость и выйти из затруднительного положения из-за глупости Магнуса, Торкель начал петь боевую песню, которая вела англичан в бой при Стэмфорде и которая, как он надеялся, должна была приободрить его друзей, оставаясь при этом непонятной для их хозяев. Но едва только он пропел несколько стихов, как Магнус, отбросив поддерживающие его руки, облокотился о стол и запустил в него свой кубок.

– Замолчи, ты, человек Годвинов, – заорал он. – Ты хочешь, чтобы нас всех прибили? – Он наклонился вперед, схватил кувшин с вином и выплеснул все его содержимое прямо в Торкеля. Вино залило тому все лицо и забрызгало тунику, и, обычно медленный на гнев, исландец потерял самообладание. Схватив табуретку, он швырнул ее прямо в Магнуса. Магнус упал, увлекая с собой двух своих соседей, пытавшихся его подхватить. Один из них, Ив де Таллебуа, вскочил, весь залитый остатками мортрю и смесью мясной подливы, соуса и травы. В бешенстве он схватил свой нож и, перепрыгнув через стол, занес руку над Торкелем. Все это случилось так внезапно, что собрание замерло в изумлении, в ужасе глядя на пьяного англичанина. Вальтеоф, который, как всегда, сидел с краю королевского стола, был единственным человеком, способным вмешаться, и, быстро соскочив с возвышения, он перехватил руку Ива. Быстрым движением он заставил его выпустить кинжал и, наступив на него, схватил меч.

– В Англии мы никогда не дрались во время пира, – тихо и зло сказал он, – попомни это, нормандский пес! – и увидел, что лицо Ива все пошло пятнами от гнева.

– Хотел бы я вас всех отправить туда обратно, – огрызнулся он, – и тебя больше всего, господин.

Он вырвался, пытаясь при этом схватить Вальтеофа за горло, но в этот момент Вильгельм, который молча смотрел, сжав губы, поднялся.

– Великий Боже, неужели мой двор превратится в кровавую бойню? – вопросил он гневно. – Ив де Таллебуа, если тебе так хочется крови, выйди и убей свинью. Граф Вальтеоф, попроси своего менестреля попридержать язык и выведи этого человека, – он показал на Магнуса, который пытался подняться, – убери его из моего дома.

Вальтеоф быстро обошел вокруг стола и вместе с молодым Хаконом, который вскочил с места, увидев, что его господину что-то угрожает, вытолкал Магнуса за дверь. Моркар, сидевший с другой стороны герцогского стола, не в состоянии был незаметно выйти, но, повинуясь быстрому движению брата, заставил себя подняться и попросил Вильгельма его извинить. Когда он присоединился к ним, Вальтеоф как раз вылил на пьяного парня ковш воды, чтобы заставить его протрезветь; он был в бешенстве от того, что Магнус опозорил их перед всем двором и особенно перед Эдит. И долго не в состоянии был спокойно говорить с Моркаром.

– Ты что, не можешь присмотреть за ним? Если ему обязательно надо надраться, отправь его в городскую таверну – это больше ему подходит.

– Оставь свои указания для своих людей, – ответил Моркар, – и скажи своему поэту, чтобы он не нарывался на неприятности. Магнус, вставай, вставай, ради Бога.

Магнус, мокрый с головы до ног, нетвердо встал на ноги, держась за Моркара, и уставился налитыми кровью глазами на Вальтеофа:

– Я убью тебя, – прерывающимся от ненависти голосом прохрипел он. – Когда-нибудь, с помощью Божией, я убью тебя.

Граф презрительно смотрел на него:

– Это будет расчетом между нашими домами, я встречусь с тобой, но скорее я убью тебя, когда буду лучше владеть собой.

– Сейчас не время для личных счетов, – прервал их раздраженно Моркар. – Вальтеоф, ради Матери Божией, иди и разбирайся со своими собственными людьми и оставь мне моих.