Евангелие от Джексона - Сергей Белан

— И все же мне не совсем понятно, — проговорил Верховцев, — что лежит в основе ваших отношений с тем мужчиной, любовь?

— Какая любовь, Олег?.. Вы из какого века? Девятнадцатого, шестнадцатого? Вы сами хоть когда-нибудь любили, знаете, что это такое?

— Любил и знаю.

— Я имею в виду не детсадовские признания в песочнице и не прогулки при луне, серьезное…

— Я о серьезном и говорю.

— И где же теперь ваша любовь?

— Моя невеста погибла. — Верховцев с трудом проглотил тяжелый ком в горле. — За три дня до нашей свадьбы. Трагический случай…

— Извините, — задумчиво произнесла хозяйка, — я не хотела вас обидеть. Нет, меня влечет к нему не любовь.

— Тогда что? Та цена…

— Причем тут цена, — с досадой перебила его Страздиня. — Не ловите меня на слове.

Вдруг она резко подалась вперед и, неожиданно распахнув полы халатика, обнажила перед самым лицом Олега свою грудь. Роскошную грудь.

— Разве это имеет цену? Разве это можно купить как вещь? Приобрести как картину и повесить на стену? Завернуть в бумагу и унести с собой под мышкой? Нет! К этому можно только прикоснуться, погладить, поцеловать и жить мечтой когда-нибудь повторить это действо, вот и все…

Она запахнулась, наполнила себе рюмку и залпом выпила.

— Да, он богат и щедр, но это не главное. Он смог покорить меня, как покоряет альпинист труднодоступную вершину, что, согласитесь, по плечу только искусным восходителям. Он просто смог мне подарить ощущение счастья, а это в наше время самый большой дефицит. Наконец, я чувствую себя рядом с ним женщиной. Женщиной! А не товарищем, кухаркой, коллегой, объектом похотливых помыслов и страстишек. Вы же ничего обо мне не знаете. Я в восемнадцать лет вышла замуж, муж старше меня на двадцать лет. В пятнадцать меня заразили гонореей, в шестнадцать я сделала два аборта. У меня уже никогда не будет детей, мой муж практически импотент… Хватит, или еще что-нибудь?..

Верховцев внимательно посмотрел ей в глаза. Воистину, каждая женщина — загадка, букет неожиданностей. И у каждой свой путь, своя судьба, свои радости и печали в этом сложном противоречивом мире — и у трехрублевой привокзальной шлюшки, и у дивы светских салонов. А поначалу ему думалось, что их беседа будет проходить совсем иначе — у течения в «неформальном русле» оказались слишком крутые берега.

Верховцев налил себе коньяка по самый край рюмки и тоже выпил в одиночку, не закусывая. Он собирался с мыслями, пытаясь сосредоточиться на главном, но настроиться на продолжение допроса, после столь непредвиденного отступления в нем, было весьма непросто.

— Значит, вы никому не говорили о своем отъезде? — спросил Олег, помолчав.

— Нет.

— И соседям?

— И соседям тем более. Я себе не враг.

— И все-таки кто-то узнал о вашем отсутствии, так?

— Выходит, так. Но кто мог узнать, ума не приложу.

— Например, тот, кто принес вам телеграмму, — высказал предположение Верховцев.

— О, этот милый смешной старичок! Что вы, да я его сто лет знаю. Он мухи не обидит, а уж чтоб какими нечистыми делами заниматься… Нет, не представляю.

«Но этот милый старичок мог кому-то случайно ляпнуть. А мог и не случайно. Телеграмма… телеграмма… Тут что-то определенно кроется. Вейлер выехал в Ленинград по телеграмме, Страздиню тоже вызвали телеграммой… Интересно, а остальным потерпевшим приходили телеграммы перед их отъездом? Нужно непременно уточнить».

— Эмилия, у вас часто бывают друзья, гости?

— Вы хотите сказать, посещают ли меня мужчины? — бесцеремонно переспросила Страздиня. — Отвечу: гости бывают, но крайне редко, а знакомых мужчин не принимаю вовсе. Соседи у меня, не дай бог, зависти, любопытства через край, а мне лишние сплетни ни к чему.

«Соседи-то хоть и любопытные, а вот двери твои взломали и никто не видел, не слышал, парадокс».

— Стало быть, никого конкретно вы в краже не подозреваете? — скорее для проформы спросил Олег.

— Отчего же, подозреваю.

Верховцев от удивления даже привстал.

— Кого?

Страздиня открыла секцию, достала пухлую записную книжку и протянула Верховцеву:

— Того, кто обронил здесь вот это. Я ее случайно обнаружила в углу за телевизором.

Верховцев машинально перелистал с десяток страниц.

— Эмилия Викторовна, почему вы с самого начала не сказали об этом? — воскликнул он с огорчением.

Страздиня иронически усмехнулась:

— А что бы изменилось? Можно подумать, вы открыли бы эту книжечку, а там как в сказочном восточном писании указано имя преступника.

— Но все-таки это вещественное доказательство, достаточно существенное, — заметил Верховцев.

— Можете забрать это доказательство с собой и изучать, сколько вам вздумается, а сейчас давайте пить кофе. Пойду подогрею воду, она давно остыла.

Верховцев глянул на часы.

— Да, наверно, я задержался, надо идти, — сказал он неуверенно.

— Кому это надо? Тебе, мне? И зачем уходить вообще, я тебя не гоню, можешь оставаться… хоть до утра. — В голосе Эмилии чувствовалось волнение. — Пойми, я не как самка себя предлагаю, как душа родственная — по глазам ведь вижу, что тебя дома никто не ждет. К чему же торопиться? В жизни так легко пройти мимо самой жизни. У нас с тобой много общего, к тому же мы больны одинаковой болезнью.

— Какой же? — с интересом спросил Олег.

— Ее название — хроническое одиночество, — тихо ответила Эмилия. — И не пытайтесь меня убеждать в обратном, бравый лейтенант, я вам все равно не поверю…

XIV

Все люди братья — привык с них брать я.

Крот и Финик вышли из домика, своего временного приюта, и направились в сторону ресторана «У старого боцмана». Весь день они провели в комнатухе в лежачем положении, но заметного улучшения не наступало: после обильного возлияния накануне их головы дико раскалывались, «горели трубы», а языки были неповоротливы, напоминая деревянные колодки. Ситуация подсказывала выход, кому-то сходить в магазин, а затем опохмелиться пивком или уж, на худой конец, прополоскать кишки минералкой, но никто из двоих добровольно на такой героический шаг не отважился. Каждый пытался увильнуть, манкировал, приводил свои аргументы, но с места во имя долгожданного облегчения так и не сдвинулся.

Купец с раннего утра куда-то смылся, не отдав никаких распоряжений и не сказав, когда возвратится. В последние дни он выглядел весьма озабоченным, отлучался все чаще и чаще, не объясняя причин, и его соратники были вынуждены томиться от безделья и неопределенности. Правда, в части финансов политика их вожака стала менее жесткой и на суточные, которые он выделял, можно было безбедно провести день, а вечером прилично посидеть где-нибудь в питейном заведении.

— А может, в Ригу махнем, в «Шарлотту», где вчера были? — предложил Крот, когда они вышли на центральную улицу.

— А что тебя туда тянет? — спросил Финик, зевая широко, как очнувшийся от спячки аллигатор.

— Как что? Там народ попроще, обстановочка приятственная, и, вообще, там я чувствую себя вольнее.

— Во-первых, мы до Риги просто не доберемся, сдохнем по дороге, а во-вторых, дорогой, тебе в «Шарлотту» путь заказан.

— Это почему? — поинтересовался Крот.

— Придурок, твое место в психушке, индустрия развлечений придумана не для таких.

— Это почему? — вяло взъерепенился Крот.

— По кочану, — огрызнулся Финик. — Ты что, на самом деле ничего не помнишь? Да нас выбросили оттуда, как сраных котов, а после того, что ты наговорил Марианне, нас туда просто никогда не пустят.

— Ничего не помню, видать, шибер закрылся. Кто такая Марьяна, и за что нас выкинули.

— Идиот, Марианна — это завзалом, а выкинули нас… я — человек интеллигентный, даже не хочется повторять твои речи, скотина.

Крот наморщил лоб, почесал затылок.

— Да ты уж попробуй, по-интеллигентному изложи суть.

Финик, видимо, вспомнив вчерашние проказы Крота, засмеялся.

— Если сказать кратко и в выражениях, принятых у порядочных людей, то ты, Ленечка, предложил ей вступить в половую связь через полость рта, после чего нас сразу и вынесли. Хорошо, хоть бить не стали.

Крот безудержно заржал, после чего его одолела икотка. Однако в памяти его, наверно, что-то восстановилось — лицо просветлело, взгляд сделался более осмысленным.

— Ты прав, туда нас точно не пустят, придется идти «к боцману». Но Купец не велел туда заползать и вообще сказал держаться подальше от Алика.

— Послушай, Крот, кто такой Купец? Нашел двух дураков со своим дружком и загребают жар нашими руками, а нам кидают какие-то крохи и еще неизвестно, что обломится в расчет. А кто такой его друг? Ты много о нем знаешь? Мы даже не знаем, где он живет, не удостоились такой чести…