Убить королеву - Вирджиния Бекер

— Надо бы заказать всю выпивку, и все блюда тоже, и все на его счет записать, — продолжаю я. — Нечего засовывать нас в угол. А если он ничего не поймет… — поднимаю я руку, привлекая внимание служанки. Бёрбеджу и его друзьям уже принесли пиво, а к нам даже не подошли, — наша месть будет сладка.

В ответ я получаю одобрительную улыбку. И смех когда приносят все, что я заказал. Тарелки с устрицами, миски с лопатками гороха и орехами, сушеные фрукты и бесконечные кувшины эля. Я довольно смотрю, как Алар наполняет свою кружку. Завтра репетиция, но сегодня я не буду предлагать ему пить помедленнее.

Несколько минут проходит за ленивой беседой, едой и выпивкой. Алара тяжело разговорить, он не слишком общителен. Есть в нем что-то звериное. Он быстро впадает в меланхолию, особенно если выпьет. Я замечал это оба раза, когда следил за ним. Я придумываю, как втянуть его в разговор, но тут Бёрбедж встает, вытягивается во весь рост — шесть футов сплошной гордыни — и делает могучий глоток. Потом ставит кружку, достает монету и поднимает ее вверх. Это служит сигналом, потому что остальные актеры, кроме нас, новичков, замолкают. Люди за стойкой тоже! И даже хозяева.

Он залезает на стул, а оттуда на стол, как будто на сцену. Ногой спихивает кружки, блюда и миски. Странное поведение для Бёрбеджа, который превыше всего ценит сдержанность и хорошие манеры, но, должно быть, это нарочно, потому что вокруг начинают свистеть и топать ногами, и замолкают, только когда он открывает рот.

— Отец, подумай, как приятно на челе носить корону…[11]

Его перебивает Тули, который встает на свой стул и выпаливает:

— Корона? Взять кто посмел ее с подушки?[12]

Бёрбедж запрокидывает голову и разражается смехом, признавая свое поражение. Публика топает ногами и бьет в ладоши, в Бёрбеджа летит ореховая скорлупа, когда он уступает место Тули. Тот начинает читать что-то другое.

Я поворачиваюсь к Алару с ехидным замечанием. Но он уже вскочил, переметнувшись от меня к Бёрбеджу.

Я вздыхаю и прикидываю, что мне делать. Провести остаток вечера, поглядывая, как Алар борется за место в труппе? Это мне ничего не даст. Я слишком долго просидел здесь, чтобы пытаться догнать Бартона или Харгроува. Кит ушел из «Глобуса» вместе с остальными и отправился домой, потому что о репетиции в «Розе» мы не сговаривались. Я не думаю, что это ложь. А даже если и ложь, он уже ушел слишком далеко.

Наконец я понимаю, что этот вечер тоже пройдет зря и не принесет никаких новых сведений. Натягиваю холщовую куртку, жалея о той, которую сегодня одолжил Кэри в десятый раз. Интересно, что он с ней делает. Может, она лежит где-то в его огромном доме. Или Кэри куда-то в ней ушел. Последняя мысль настолько невыносима, что я думаю заявиться к нему и потребовать свое имущество назад, и к черту все его подозрения. Но тут открывается дверь, и входит Кит.

Он быстро замечает, где мы сидим. Еще бы — Том Поуп сейчас стоит на столе на коленях, завывая что-то о прекрасных девах и цветущих детях. По тому, как Кит распахивает глаза, по изменению его походки я понимаю, что он удивлен этой сценой ничуть не меньше меня. Он отступает на шаг, как будто думая уйти — и я его не виню, — но отпустить я его не могу. Короткий и громкий свист сквозь зубы — и он поворачивается в мою сторону, осторожно улыбаясь.

После двух недель почти ежедневных встреч в «Глобусе» и полудюжины вечеров в «Розе» я понял, что он так просто это все не бросит. А еще понял, что он вообще не так легко сдается. Он относится ко всем вокруг очень настороженно, как будто мир навеки поделен на врагов и друзей, и друзей очень немного. Он ничего не говорит о своей жизни, прошлой или нынешней. Это необычно, я знаю, но при всем этом ему свойственны умные и злые шутки, и порой я добиваюсь их от него. Возможно, со временем я смогу добиться и чего-то еще.

Кит идет ко мне, огибая столы и стулья. Веснушчатые щеки раскраснелись от холода, серые глаза сияют. Когда он стаскивает зеленую шерстяную шапочку, кудряшки падают ему на лицо. Он пытается отвести одну прядь от глаз, а другую заткнуть за ухо. Смотрит на меня и приподнимает бровь.

— Смотрю, у тебя везде полно друзей.

— Все разбежались при виде тебя.

Он улыбается чуть шире.

— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я. — Ты же домой пошел?

— Пошел, да передумал. Может, и зря. Что тут вообще происходит? — Он кивает на другую сторону стола.

— По-моему, какое-то пари. Начал Бёрбедж. Кто-нибудь кидает на стол монету и читает из пьесы. Кто-то другой выбирает одно слово из строки и читает из другой пьесы, чтобы там тоже было это слово. С каждой новой пьесой ставки растут. Думаю, последний получает все.

— Сразу и вычурно, и про театр. Умно.

Теперь улыбаюсь я.

— Ты садись. — Я указываю на пустой стул. — Я бы сел, но тогда меня тоже в это втянут. А ты, может, рассчитываешь повеселиться?

— Ну уж нет. И вообще, я больше люблю играть в кости.

— Я помню. И что, хорошо играешь?

— Нормально. — Голос его говорит гораздо больше, чем слова.

— Ясно.

Кит все еще стоит рядом со мной, держа шапочку в руке и оглядываясь на дверь, но теперь я знаю, как его удержать.

— Я тоже неплохо играю. Может, кинем кости? Так, веселья ради?

Это действует.

— Надеюсь, герцог, карманы у тебя бездонные. — Кит снимает куртку и устраивается на стуле рядом со мной. Ноги у него длинные, а штаны драные. — Потому что я собираюсь их опустошить.

— Во что играть будем? Хэзард? Барбут? Орлянка?

Я не люблю кости. Моя жизнь и так похожа на азартную игру, других мне не нужно. Но я сопровождал достаточно людей в игорные дома, чтобы разобраться, во что там