Ryzhaya lyubi menya vo lzhi chast 2 - Алёнка

— Значит, эта девушка — твоя бывшая — не спала с тобой. Извини, что говорю это, но ты такой чертовски сексуальный, как это возможно? Она была лесбиянкой?

Калеб криво усмехнулся, и я гадала, какие секреты он прячет за своими чувственными губами.

Он провел языком по нижней губе и посмотрел на Кэш.

— Кое-кто ранил ее эмоционально. К сожалению, так же поступил и я.

— К сожалению? — она поморщилась, и ее глаза дернулись в мою сторону.

Я ощутила его боль, даже не видя выражения лица. Вся эмоциональность Калеба отражается на его челюсти. Я заметила, что сейчас он сжал ее довольно сильно. Я потянулась к его руке под столом и переплела наши пальцы. Он думал, я предлагаю поддержку, но на самом деле, мне просто нужно было знать, что он все еще мой. Я хотела напомнить ему, что я та, кто сидит с ним за этим столом, не она.

Он поерзал на сидении. Кэш оценила то, как мы встретились. Как только она узнала, что он неохотно пошел на свидание вслепую со мной, она захотела узнать, почему.

— Что насчет тебя, Кэш? Какая у тебя история? — ресницы Кэш затрепетали. Я подавила улыбку и приготовилась к жесткому допросу. Калеб очень ловко умеет вытягивать информацию. Уверена, что к концу ужина, мы узнаем всю историю ее жизни.

Она подняла наманикюреный пальчик, чтобы убрать прядь волос за ухо. Кэш явно что-то скрывает. Я знаю, как выглядит женщина, у которой есть тайна; каждый день я вижу одну такую в зеркале. Все секреты можно узнать по женским глазам, и если уделить внимание, можно заметить, как в разговоре в них мелькают эмоции.

Калеб спросил, переехала ли она во Флориду одна, и я поймала ее быстрый взгляд вниз, прежде чем она бодро ответила:

— Да.

Я посещала уроки психологии в колледже, на которых изучала язык тела. Одна из лекций называлась «Искусство лжи». Нам необходимо было провести эксперимент, прочитав главу, по которой мы задали ряд вопросов человеку, которого не было в классе во время чтения. К моему удовольствию, я обнаружила, что человек, который пытается вспомнить действительно существующие факты, смотрит наверх или вправо, а человек, использующий часть мозга, отвечающую за воображение — ложь — смотрит вниз и влево. Кэш много раз опускала вниз свои глаза. Лживая. Маленькая. Обманщица.

— Где живет твоя семья? — поинтересовался Калеб. Он потер прядь моих волос пальцами. Кэш посмотрела с завистью.

— Они живут недалеко, — ответила она, отмахиваясь от вопроса.

— Недалеко отсюда?

— Мой отец живет здесь. Мать — в Нью-Йорке.

— Ты часто с ним видишься?

Она покачала головой.

— Не очень.

Еще одна долбанутая семья, без сомнений. Я почти кивнула в поддержку.

— Я бы хотела, чтобы у меня было больше времени, — быстро сказала она. — Я просто была занята переездом. На самом деле, мы очень близки.

Она приоткрыла рот, чтобы выдать еще одну ложь, но пришел официант с едой. Жаль. Я бы с удовольствием послушала.

Оставшуюся часть ужина мы просто болтали. Так, значит, она близка с отцом? Должно быть мило.

Глава 21

Настоящее…

Калеб скрывал от меня лодку. Что еще он скрывает? Мысль, что может быть, что-то еще, неотступно преследует мозг. Это все, о чем я в состоянии думать, задыхаясь от собственной подозрительности. Я так часто хмурюсь, что, наверное, когда все закончится, мне понадобится инъекция ботокса. Одно я знаю точно: я должна выяснить, скрывает ли он что-то еще, даже если для этого придется вторгнуться в его личное пространство. Калеб ненавидит, если кто-нибудь находится в его кабинете, когда его там нет. Я всегда предоставляла ему пространство, с учетом того, что вся остальная часть дома принадлежит мне, но сегодняшний вечер располагает к шпионажу. Я отпускаю Сэма сразу же после того, как он укладывает Эстеллу спать. Обычно, я заставляю его оставаться на несколько часов и смотреть со мной телевизор, но, как только часы показывают семь часов, я практически выталкиваю его за дверь.

Открываю дверь в кабинет Калеба, не переставая жевать стебель сельдерея, и включаю свет. Я крайне редко захожу сюда. Вся комната пропахла им. Я делаю глубокий вдох, и мне сразу же хочется расплакаться. Я привыкла быть окруженной этим запахом каждую ночь, а теперь...

Я оглядываю разложенные повсюду стопки книг. Даже не знаю, когда он находит время читать. Когда он дома с нами, он готовит и общается… несмотря на тот факт, что по всему дому где-нибудь лежат книги, я, правда, никогда не видела, чтобы он читал. Однажды я убиралась и, пока несла книги, которые он разбросал по всему дому к нему в кабинет, из одной книги выпала закладка. Наклонившись поднять ее, я увидела что-то очень напоминающее монетку размером с пенни — или, по крайней мере, когда-то это был пенни. Теперь же, на нем выгравирована поговорка о поцелуях. Этот пенни странной формы, немного выгнутый и удлиненный. Я положила его обратно в его книгу, но в следующий раз, когда ездила за покупками, купила Калебу настоящую книжную закладку. Кожаную, привезенную из Италии. Я заплатила продавцу пятьдесят долларов, предвкушая, как Калеба впечатлит моя заботливость. Когда я преподнесла ему ее тем вечером за ужином, он вежливо улыбнулся и поблагодарил меня, не выказав ожидаемого энтузиазма.

— Я просто подумала, что тебе она нужна. Ты пользуешься этим странным пенни, и он, наверное, постоянно выпадает—

Его взгляд мгновенно метнулся к моему лицу.

— Где он? Ты ведь не выбросила его? — я моргнула и в замешательстве посмотрела на него.

— Нет, он в твоем кабинете, — я не сумела скрыть боль, прозвучавшую в моем голосе. Взгляд его глаз смягчился и, обойдя вокруг стола, он поцеловал меня в щеку.

— Спасибо, Лия. Это хорошая идея, серьезно. Мне нужно что-то получше, чтобы напоминать мне о месте.

— Месте?

— Где я остановился в книге, — он улыбнулся.

Я больше никогда не видела пенни, но подозреваю, что он убрал его куда-то, чтобы не потерять. Калеб чрезмерно сентиментален.

Столкнув стопку книг на пол, я, для начала, направляюсь к секретеру и начинаю вытаскивать документы. Счета, какие-то бумаги по работе — ничего важного. Потом приходит очередь шкафа для документов. Я просматриваю все папки, перечисляя названия документов вслух.

— Колледж, поставщики, документы на дом, документы по карточкам....

Я возвращаюсь к папке с документами на дом. У нас есть только один дом, помимо кондоминиума Калеба, который он захотел оставить. В папке лежат документы на три дома. Первый адрес это адрес нашего дома, второй — кондоминиума, а третий...

Я сажусь и перечитываю каждое слово... каждое имя. Мне кажется, что я пытаюсь прорваться сквозь стекло. Мой мозг прекращает взаимодействовать с глазами. Я заставляю себя читать дальше. Закончив читать, я уже не в состоянии сфокусироваться ни на чем. Я опускаю голову на стол, по-прежнему сжимая документы в руках. Мне становится трудно дышать. Плачу, но это не слезы жалости, скорее, слезы злости. Я поверить не могу, что он так поступил со мной. Не могу.

Встаю я уже в ярости. Я готова сделать что-нибудь безрассудное. Хватаю телефон, собираясь позвонить ему — мне хочется накричать на него. Но успеваю сбросить звонок, прежде чем проходит дозвон. Согнувшись пополам, я прижимаю руки к животу, и с моих губ срываются стоны. Почему мне так больно? Со мной поступали и хуже. Мне больно. Так больно. Мне хочется, чтобы кто-нибудь вырезал мое сердце из груди, чтобы я больше не чувствовала эту боль. Он обещал, что никогда не сделает больно. Обещал заботиться обо мне.

Я догадывалась, что он никогда не любил меня так, как ее, но все равно хотела его. Догадывалась, что его любовь ко мне носила условный характер, но все равно хотела его. Знала, что я запасной вариант, но все равно хотела его. Но это уже слишком. Спотыкаясь, я выхожу из кабинета в коридор и обвожу взглядом наш дом — мой красивый маленький мир. Неужели я создала его, чтобы скрыть, насколько ужасна моя жизнь? На столике возле двери стоит яйцо филигранной работы. Это произведение искусства Калеб привез для меня из своей поездки на Кейп-Код. Оно обошлось ему в пять тысяч долларов. Я хватаю его и, крича, швыряю через всю комнату. Оно ударяется о плитку и разбивается на миллион кусочков, как и моя жизнь.

Я подхожу к нашей свадебной фотографии, которая висит над диваном. Пару секунд я раздумываю, вспоминаю тот день — предположительно, самый счастливый день в моей жизни. Затем хватаю метлу, которая стоит, прислоненная к стене, и из всех сил бью по стеклянной рамке. Разбившись, обломки рамы падают на мебель, а фотография — лицевой стороной на кофейный столик.

Эстелла начинает плакать.

Тыльной стороной руки я вытираю слезы, струящиеся по щекам, и отправляюсь наверх. В какой-то степени я рада, что девчонка проснулась. Мне нужно что-нибудь подержать в руках.

Глава 22

Прошлое…

День моей свадьбы напоминал скорее коронацию, нежели свадьбу. В каком-то смысле для меня это и была коронация. Я выиграла свою корону. Заполучила самого сексуального и привлекательного мужчину в мире. Победила злую ведьму с волосами цвета вороного крыла и испытывала триумф. Мне казалось, что ожидаемое счастье так близко.