Единородная дочь - Джеймс Морроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Похожи, — ответил ему ясноглазый сын. — Можешь в этом не сомневаться.
«Да не оставит надежда всякого, сюда входящего», — благословляла вывеска, горевшая над входом в казино. Сквозь солнцезащитные очки красные буквы казались Джули серыми. Они вместе поднялись по устланным ковром ступенькам — Бикс в полиэстеровом костюме цвета слоновой кости и пестром галстуке и Джули в старом платье тети Джорджины, оставшемся еще от школьного выпускного вечера, — и прошли в роскошный ресторан под названием «Обжорство прощается».
Какое же суровое испытание эта вторая кучка писем: словно суешь руку в чулок, полный лезвий. Вывод очевиден, думала Джули, вмешательство на расстоянии невозможно. Влияли помехи, накапливались искажения. Результат мог дать лишь непосредственный контакт — прохождение сквозь стены, наложение рук, непосредственное прикосновение к плоти, — но этих показательных старомодных приемов Завет Неопределимости не допускал.
По крайней мере она попыталась. Теперь никто не скажет, что она сидит сложа руки.
После того как принесли меню, Бикс вручил Джули мятую половинку почтового бланка «Луны» («Все новости, которые они не хотят чтобы ты знал») с лаконичным, но абсолютно загадочным списком:
1) молитвы,
2) анекдоты,
3) фотография в подарок.
— Молитвы? — удивленно вскинула брови Джули. — Что это значит?
— Мне подумалось, что время от времени Шейла могла бы предлагать читателям коротенькие молитвы. Наша секретарша — баптистка, она может подбросить парочку совсем неплохих.
— Ты что, спятил?
— Многим людям, Джули, приходится в жизни сложнее, чем ты себе представляешь. Дай им точку опоры.
У Джули свалился с ножа маргарин. Эта колонка была ей необходима, просто необходима.
Но держаться за нее любой ценой? Пойти на компромисс, изменив Завету Неопределимости? Усомниться в Откровении, дарованном ей Богом в тот вечер, когда они с Говардом Либерманом соблазнили друг друга? (Это было настоящее Откровение, решила Джули, а не просто любовный бред.)
— Молитвам не место в царстве непостоянства, Бикс. Анекдотам тоже, уж не знаю, что имелось под этим в виду.
— Никому не помешает, если Шейла иногда расскажет какую-нибудь вдохновляющую историю — о том, например, как ее племянница-калека научилась вязать потрясающие кофточки крючком, прикрепленным к подбородку. Или как ее двоюродный брат вывалился из корзины воздушного шара и был обречен на смерть, но призвал на помощь Господа и…
— Ты издеваешься?
— Я думаю, как спасти твою задницу, Джули. Теперь последний пункт: фотография в подарок. Идея заключается в том, что читатель, который подписывается на газету, получает фотографию Шейлы с автографом. Тони предложил воспользоваться для этого ксероксом.
— Ты меня не жалеешь. Думаешь, я горю желанием, чтобы всякие безумные фанатики развешивали меня на стенах? Нет.
— Ослица.
— Что ты сказал?
— Я сказал, ослица. Толстожопая ослица.
Джули молча окунула салфетку в стакан с водой и принялась демонстративно протирать очки.
— Надумал меня уволить?
— Надо бы. — Бикс обиженно смотрел на нее. — Загвоздка в том, как ты уже, наверное, догадалась, что я в тебя влюблен.
— Что-то сомневаюсь.
— Я в тебя влюблен.
Похоже, в юности Джорджина была более худенькой, чем Джули сейчас. Выпускное платье стягивало ее талию, как корсет. Он сказал — влюблен? Он не просто ее любит, он влюблен. Ах, эта буковка «в» — одновременно и признание, и ловушка.
Толком не отдавая себе отчета в своих действиях, Джули послала ему воздушный поцелуй. Бикс грустно улыбнулся, словно получил незаслуженный подарок. Нос картошкой, отмечала про себя Джули, разглядывая его, глубоко посаженные глаза, смуглая кожа. Он напоминал ей старый, но прочный каменный амбар, побитый ветрами человеческого лицемерия.
— Мой милый морж, — прошептала Джули. Говард Либерман никогда не говорил о любви. Роджер Уорт пользовался этим словом, как паролем, открывающим доступ к ее трусикам. Но Большой Бикс, милашка, похоже, был с ней искренен. — Я тронута. Действительно тронута. — Она подарила ему второй воздушный поцелуй. — Правда, любовь — это явление метафизическое.
— Я так и знал, что ты скажешь что-нибудь подобное.
— Загадка.
— Ну да, конечно.
— Нечто непостижимое.
— Давай сменим тему, Джули.
— Непостоянное.
— Наш суп.
После обеда они гуляли по побережью.
— «Константин пикчерс» представляет: «Атлантик-Сити: метрополия в переходном периоде», — торжественно объявил Бикс. Мимо, взявшись за руки и хихикая, прошла парочка подростков. — Одни приходят в казино поиграть в баккара, а другие играют в рулетку, ставка — беременность, и все это прямо на Променаде.
Они свернули на бульвар Первый океанский, где вдруг обнаружился магазинчик «Все — за доллар». Бикс расхаживал между стеллажами, рассматривая всякую дребедень и прикидывая, что сгодилось бы для его команды фотографов в качестве вещественных доказательств чего угодно.
— «Археологи обнаруживают эмбрион инопланетного происхождения!» — выкрикнул Бикс, придя в восторг от резинового черепа. Джули от души рассмеялась. — А как насчет первой детской пеленки Иисуса? — развлекался Бикс, потрясая белым шелковым шарфом. — Десять архиепископов подтверждают догадку!
Джули рассматривала его округлый живот. В его тучности, решила она, было особое очарование: я согласен, меня слишком много, но либо принимайте меня таким, каков я есть, либо… Принимаю.
— И я люблю тебя, — сказала она.
— Что?
Любит? Любит. О да, Бог физики, Великая матерь, та, что в море Дирака, она его любит.
— Что слышал.
— Без дураков?
И с этого момента их отношения можно было охарактеризовать как восхождение по «Данте». Этажом выше «Обжорства» обнаружился маленький, уютный, неприлично дорогущий ресторанчик с соответствующим названием «Каждому — свое», где подавали неоправданно дорогие спагетти, после чего посетителей ждали столики для игры в Блэк Джек. Еще выше располагались шикарные гостиничные номера (автоматы с шампанским, по желанию наполняющие ванны). К началу июля они стали в них завсегдатаями, завершая каждую неделю очередным успешным опытом в постели. Чем ее взял Бикс? Настоящая загадка природы, ничуть не менее таинственная, чем выведение бородавок под гипнозом. В постели он был первобытным примитивом, наукой не интересовался вообще, а на пляже выхлюпывал на себя целый флакон масла для загара на раз.
Но он сделал ее счастливой. Возможно, здесь сыграла свою роль теория относительности, и Бикс собственной массой притянул пролетавшее через его гравитационное поле тело. Но более вероятно, что его очарование для нее зиждилось на том, что он тоже безоговорочно принимал Джули такой, какая она есть. Говард закончил тем, что требовал от Джули принять его систему мировоззрения, а Роджер вообще начал ей поклоняться, как божеству. По отношению к Биксу нельзя было представить ни того ни другого. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. С каждым днем его смуглость становилась все сексуальнее, талия все меньше в обхвате, а пессимизм — все мужественнее.
Все выше и выше. Верхний этаж «У Данте» был отведен под комплекс роскошных саун, бассейнов и спортивных залов, обслуживающих несколько пентхаузов, предназначенных для крупных шишек и толстосумов. Джули с Биксом несколько месяцев экономили, пока не смогли наконец позволить себе выходные в этом царстве роскоши. Вот там Бикс и объявил последние цифры читательского спроса.
— Мне сегодня утром сообщили, — сказал он, целуя Джули французским поцелуем, — в мае спрос упал до прежних показателей.
От неожиданности Джули прикусила его язык.
— И?..
— А в июне еще на 2,1 процента, — признался Бикс, — и, если честно, Тони поговаривает, что пора прикрывать твою колонку.
Упал на 2,1. Сердце у Джули упало гораздо ниже. Прикрыть ее колонку… Это все равно что перекрыть ей доступ кислорода.
— Ты можешь его как-нибудь уболтать?
— Если ко Дню труда мы не наберем новых пятьдесят тысяч читателей, то не знаю.
— Пятьдесят тысяч? Но как же это возможно?
— А как иначе возможно, чтобы Тони пошел на мировую?
— Пятьдесят тысяч?
— Угу.
— Сражайся за меня, солнышко.
— Сражаться? Чем? Оснащение слабовато.
— Просто сражайся. Мне нужна эта колонка, Бикс, борись.
Джули вовсе не смущало, что маяк стал бесконечным парадом подруг Фебы и Джорджины — как сапфических, так и платонических. Маяк превратился в своего рода клуб с девизом «Добро пожаловать в “Око Ангела”». Мужчинам вход строго воспрещен». У чисто женского общества есть свои достоинства. В любой момент можно без труда раздобыть тампон. Номера «Мисс» и тюбики крема для рук появлялись словно по мановению волшебной палочки. Матчи и чемпионаты начинались и заканчивались, а в «Оке Ангела» даже не интересовались, какому виду спорта они посвящались.