Никола Тесла. Портрет среди масок - Владимир Пиштало

— Думаешь, выживу? — спросил он Сигети.

Глаза Сигети из безобидно-голубых стали отсутствующими, почти страшными. Но все же он улыбнулся:

— Выживешь. Ты выживешь!

Его разбудила неизвестная женщина, позвонившая от портье. Как только он спустился, его окатила волна парфюма. Она обожгла его горящими глазами:

— Прошу вас, мистер Тесла, пойдите со мной.

— Но кто вы?

— Скорее! — произнесла она, не слушая Теслу.

Впервые он вошел в такое место. Две голые курвы играли воздушным шариком, отбрасывая его то кончиком носа, то пальцами ног. Помещение изнутри было белым. Пахло духами, ленивой женственностью и ложной роскошью. Курвы, кружившиеся вокруг в неглиже, казались Тесле прекрасными привидениями. Тупо смотрели их накрашенные глаза Одна из них сказала:

— Он наверху.

Стуча каблуками, он взбежал по лестнице.

Это был не Антал. Это была бледная кукла.

Рядом с куклой сидела девочка с подведенными глазами. Тесла и доктор велели ей выйти.

— Как он? — спросил Тесла.

— Пока не знаю, — вздохнул лысый доктор.

Тело тайком вынесли из борделя на Двадцать девятой улице и перенесли в больницу, чтобы записать в свидетельстве о смерти приличный адрес.

Подозревали убийство.

Тесла нервозно ожидал результатов вскрытия.

— Разрыв аневризмы, — объяснил доктор после аутопсии. — Ничего нельзя было поделать. Он не успел ничего понять.

— Он подозревал о болезни? — спросил Тесла, припомнив настроения друга.

— Нет, — отрезал доктор, но тут же передумал: — Есть между небом и землей много вещей, которые нам не постичь.

В Будапеште Сигети заставил Теслу жить. А он не сумел заставить его. Он отправился на квартиру покойного, чтобы упаковать вещи и отослать их родственникам. Он шипел, как змея, и раздувал щеки. Ботинки Сигети стояли на простыне. Нож и кусок колбасы лежали на выглаженных брюках. Тесла был поражен, так как никогда не видел такой запущенной комнаты. На стене висела литография, изображающая румяного францисканца, протягивающего Марии пылающее сердце. У кровати лежал Достоевский в немецком переводе и растрепанная «Исповедь» Блаженного Августина.

В этой комнате Антал просыпался, задыхаясь в горячих простынях. Здесь с похмелья он пытался поймать порхающую моль. Здесь он босыми ногами ощущал холод монет, рассыпанных по полу. Здесь он вращал глазами цвета Плитвицких озер, размышляя, как расплатиться по счетам. И экстаз Пана каждое утро переходил в панику Пана.

— Каждый любит, чтобы ему хоть что-то прощали, — глухо повторял он.

Слава невероятно ускорила жизнь Теслы, невидимая рука устраняла с его пути ближних. Смерч унес Обадайю Брауна, Педди, Пространа, Сигети… Люди отдалялись и превращались в маски. Из-за большой скорости лики удлинялись и сливались в единое целое. Успех пропах бурей…

Он сидел в шлеме из прилизанных волос, бледный, как лотос, сцепив пальцы рук. То, что было источником тепла, опять превратилось в ледяную яму. Он почувствовал, что заболевает, вглядываясь в загадочное будущее, напоминающее ничто.

— Судьба, — с ужасом прошептал он.

Горло перехватило.

Осьминог сентиментальности стиснул его во влажных объятиях и сдавил многочисленными щупальцами. Он застонал и вытер слезы первым, что попало ему под руку. Это были чистые носки.

— Эх, Антал, Антал, — шептал он. Нос у него распух, и он спросил себя совершенно искренне: — По покойнику я плачу или по себе?

Теслу всегда радовали голубые глаза и нежность улыбки Сигети. Сколько раз они делились приступами беспричинного смеха и раскачивались, как тополя на ветру.

— Видишь, я могу тебя рассмешить в любой момент чем угодно, — хвастался Сигети.

Блудный Антал хотел стать священником. Он хотел словами любви обратить мир, как святой Франциск Ассизский в своих стихах:

Восхвалим господина брата Солнца.И сестер Луну и Звезды.И сестру Смерть.

51. Больше никогда

Все вокруг нас вращается, все движется, всюду энергия.

Наступил великий день.

Двухметровый гигант в ботинках на толстой пробковой подошве выглядел на сцене невероятно длинным. Зал оживляли лица молодых и старых электротехников. Явились друзья и враги.

— Из всех форм неизмеримой, всепроникающей энергии природы, которая вечно меняется и движется и, как душа, оживляет Вселенную, — начал лектор с дрожащими пальцами, — самыми фантастическими, наверное, являются магнетизм и электричество. — Тесла возвысил голос. — Объяснение очарования этого двойного феномена мы найдем в таинственном мире молекул и атомов, которые летят по своим орбитам, сходным с орбитами планет.

Слушатели представляли, как микроскопические галактики вращаются в их бедрах, глазах, сердцах…

— Нет никакого сомнения в том, что мы сумеем непосредственно использовать эту энергию… — разогревал публику лектор. — Чтобы из неисчерпаемых источников получать свет, который… — Он умолк, обводя глазами лица слушателей, — мы сможем передавать без проводов.

Большой научный спектакль был задуман как ответ на цирковые представления Эдисона. Тесла взмахнул рукой в направлении ассистента Гано Дана.

Как когда-то в камере смерти, он услышал щелчок.

В зале погас свет.

Ученый Тесла исчез.

В белом снопе появился актер.

В резком луче света белый смокинг актера казался накрахмаленным. Никола выглядел одиноким и печальным. На его лице была видна каждая морщинка.

На актерском столике стояли приборы, предназначение которых было непонятно большинству зрителей. Кроме многофазного мотора, на нем возвышались вертикальное колесо, серебряный шар и еще пара аппаратов более-менее устрашающего вида.

Голубой мрак начал гудеть.

Две световые дуги затрещали и поднялись над машиной. Катушка испустила тонкие нити. Вокруг шара распустились волосы горгоны. Электричество стреляло и жужжало. За спиной Теслы клетка Фарадея поглощала летящие искры.

Публика воспринимала это с церковной набожностью и цирковым любопытством.

Гано Дан был серьезен, как матадор. По знаку Теслы он увеличивал частоту. Яркий бич протянулся между указательными пальцами Бога и Адама. Молнии вытянулись. Тесла, с прилизанными волосами и маленькими усиками, выпрямился, как тореадор в момент нанесения смертельного удара быку. Никого не предупреждая, он поднес руку к машине. В этот момент электрический циклон охватил его тело. Лампочка в руке Теслы моргнула три раза и вспыхнула. В публике раздались восклицания:

— Амелия! Он горит!

— Сквозь него течет ток!

Артист четверть часа прохаживался среди публики со вздыбленными волосами, касанием пальцев зажигая лампочки и вакуумные трубки. Светящиеся электрические лампочки, не связанные никакими проводами, сияли в зале повсюду.

Потом он вернулся на сцену.

На сцене человек со светящимися голубыми рожками произнес на высокой ноте:

— Парадокс состоит в том, что удар постоянного тока может стать фатальным, а воздействие переменного совершенно безопасно.

Он пропустил через себя ток гораздо более высокого напряжения, чем тот, который убил Кеммлера.

Загремели аплодисменты. Он вновь воспарил над сценой в овациях. А когда опустился, мир уже переменился.

После представления запыхавшиеся репортеры спрашивали его, сколько вольт он пропустил сквозь себя.

— И вам ничего не угрожало?

— Когда вы впервые дотронулись до провода?

— Вы были уверены в своих расчетах?

— Только в себе, — отвечал Тесла, теряя дыхание. — Я использовал только себя.

52. Лондонское чудо

Париж — клякса — клякса, 1892

Дорогой мой король вальсов, извини, что сразу тебе не ответил. Столько всего произошло. Как жар доменной печи, слава опалила мое лицо. После успешной лекции в Нью-Йорке меня пригласили выступить в Лондоне и Париже. И так вот:

Уезжаю, моя вила,Пусть нас Бог благословит.Знай, тоскую без тебя я,Слезы горькие я лью,Моя вила дорогая…

Собрался я быстро. Мой стеклодув Хидерсаль сделал светящиеся тела различной формы.

Лучшим отрезком пути стал его конец.

В Лондоне все было таким серым, что казалось, все там слеплено из одной материи. Магический туман душил драгоценный свет. Люди были одеты в туман, сгустившийся в материю. Золотое половодье поглотило парламент на картинах Тёрнера. Я долго любовался обоями Уильяма Морриса и ел недожаренную баранину.

Мой друг Вестингауз предупредил, что англичане обожают предрассудки, которые внешне выглядят безобидно, но изнутри начинены островным чувством юмора. (Вестингауз предупредил меня, с помощью чего они привносят беспокойство в душу путешественника. При этом он употребил слова «холодность», «невыносимое самодовольство» и даже «отвратительная надменность».) Я же пришел к противоположному выводу. Абсолютно. В феврале я читал лекцию в Лондонском королевском институте. Ты знаешь, что ток в тысячу вольт убивает. В Королевском институте я пропустил сквозь свое тощее тело двести тысяч вольт и ничего не почувствовал. Искра ущипнула меня только в самом начале, но и этого я мог избежать. Такой ток не убивает. Этот ток, Моя, колеблется несколько миллионов раз в секунду. Нервы человеческого тела не в состоянии прочувствовать это колебание…