В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич

Как только дверца открылась, Эшли услышала рев мотора. Еще не успев поставить ногу в армейском ботинке на пористое бетонное покрытие стоянки, в десяти метрах от себя у самого бордюра она увидела винтажный коптер-байк незнакомой модели. Лопасти восьми роторов, расположенных вокруг открытого сидения, были только частично прикрыты кожухами – и было хорошо видно, как они вращаются. Впрочем, они уже сбавляли обороты – водитель на ее глазах заглушил моторы. Сам он был невысокого роста, в черной куртке, похожей на байкерскую, но без всяких надписей и декора. Лицо скрывал черный шлем с непрозрачным стеклом.

Вокруг летучего мотоцикла в напряженных позах застыли двое военных полицейских и офицер из этой службы, приветствовавший Бекеле кивком – тучный и массивный капитан по фамилии Гастингс. Бекеле с преувеличенным старанием отдал честь, приложив к фуражке черную руку.

Эшли знала, что некоторые владельцы байков и автомобилей нарочно делали им дизайн в стиле ретро – заходя в этом очень далеко. Имитируя ржавчину, грубые заклепки, сварные швы и висящие провода, трубы и патрубки, никакой нагрузки, кроме декоративной, не несущие. «Апокалиптический» тюнинг машин и одежды… да и оружия тоже – все тридцатые и сороковые был в тренде, как и сама эта субкультура. Своего рода память о войнах Темного десятилетия.

Но этот мультикоптер был не "Харлеем" и не «Трансформером» от "Тошибы", которые часто мелькают в клипах, а какой-то более древней моделью. Уж не в России ли его произвели? Какой-то корявый он, подумала женщина. И все же в корпусе и резких линиях чувствовалась мощь и, несмотря свой потрепанный вид, смотрелся байк круто… на взгляд двадцатилетнего подростка.

«Ультрапедия» угодливо сообщила, что, да, аппарат выпущен концерном «Калашников» в 2030 году. Следующая ссылка была на сетевой аукцион, где такой же антиквариат продавали по цене ее годового жалования. А она всегда считала, что получает немало.

Между тем водитель снял шлем и одним движением спрыгнул на бетон стоянки. Шлем вдруг потерял твердость, съежился, и человек свернул его, как носовой платок, а затем убрал в бардачок коптера. Следом за шлемом он снял и куртку, но не бросил, а аккуратно свернул и положил на сидение. Под ней на нем оказалась ничуть не помятая форма летного состава. Такая же, как у нее, темно-синяя. Он был невысоким, и явно происходил из Юго-Восточной Азии.

У них в Корпусе были представлены почти все нации – и Эшли кое-какие народы научилась определять на глаз. Как отличать китайцев от японцев? Первые похожи на котиков, а вторые на пучеглазых рыбок, говорил кто-то. Первые веселые, шумные, даже невоспитанные, а вторые холодные и сдержанные. Конечно, любое упрощение порочно. Но дает примерное представление о предмете.

Вот генерал Ю Линь – типичный китаец, хотя и из эмигрантов. Мог позволить себе и солдатский юмор, и брань, и резкую выходку. А этот почти наверняка был японцем. И даже пытаясь выделиться и подчеркнуть свою брутальность – один наряд чего стоил! – все равно выглядел сухо и чопорно. Хотя для японца слишком плотно сложен. Лицо скуластое, хотя и не круглое. Может, кореец? Да, не позавидуешь их народу. Если Япония и Китай отделались зараженными территориями и несколькими десятками тысяч погибших, то у них погибло почти сто тысяч и несколько миллионов покинули родину. А все из-за ненормального диктатора северян. Потом, правда, большинство вернулось. Но многие осели там, где жили беженцами. Хотя и из Японии было немало беженцев.

И тут его внешность показалась Эшли смутно знакомой. Тем временем они с Бекеле уже подошли к турникету, и сержант использовал свой пропуск, чтоб разблокировать его.

«Наверно, ошиблась. Мы для них тоже на одно лицо», – сказала себе она и пошла вслед за эфиопом, нетерпеливо указывавшем ей дорогу, которую Эшли и так прекрасно знала. Он распахнул перед ней с виду деревянную, но на самом деле выдерживающую попадание бронебойной пули дверь. В узком коридоре пропускного пункта их должно было просветить целая уйма детекторов, а постороннего – при сигнале “intruder alert!” могла застрелить на месте автоматическая пушка, которая уродливым наростом крепилась к камере наблюдения. Мало кто о ней знал. Нападения на базы Корпуса мира случались не часто, но порой стрельбу устраивали свои, у которых поехала крыша. Именно после очередного такого инцидента турели и установили.

– Пройдемте, нас ждут.

Она уже собиралась зайти вслед за эфиопом в здание, когда до ее ушей долетел разговор на повышенных тонах. Капитан Сэм Гастингс, которому уверенности добавляли двое рядовых, вооруженных импульсниками, напирал своим выступающим животом на все того же на невысокого азиата. Голос которого показался ей знакомым.

– Я вас, конечно, пропущу, – с расстановкой повторил офицер MP, выпятив губу и глядя сверху вниз на своего визави, – Но подам рапорт. Это военный объект. Полеты гражданского воздушного транспорт запрещены в радиусе трех километров от периметра.

Американец, он все равно использовал метрическую систему, поскольку в Корпусе мира применялась только она, даже в его объектах на территории США. И никаких миль и футов.

– У вас есть запись, капитан, – невозмутимо ответил новоприбывший, ничуть не растерявшись. – Я не поднимался над поверхностью на высоту больше полуметра. Значит, транспорт считается наземным. Будете и дальше меня задерживать или мне подать рапорт на вас?

На это военный полицейский сразу возразить не смог. На его лице заиграли желваки. Он то ли раздумывал, то ли лихорадочно читал через «оболочку» инструкции. Либо запрашивал высокое начальство. И, видимо, ему дали команду немедленно пропустить, потому что он махнул рукой.

– Проходите, капитан – произнес Гастингс, поморщившись. – Уорент-офицер Бекеле вас проводит.

Про бюрократию Корпуса мира ходили легенды. Говорили, что виновато китайское влияние, когда делегированные в международные силы офицеры из этой страны, принесли с собой свои конфуцианские традиции службы. А может, дело было не в этом, а в универсальном законе развития бюрократии.

Военные полицейские отошли в сторону, видимо, получив новое распоряжение по своей закрытой линии. Прилетевший на коптер-байке офицер окинул их торжествующим взглядом и почти строевым шагом направился к КПП.

А Эшли чуть не хлопнула себя по лбу, узнав его.

«Ничего себе, – подумала она, – Как время меняет людей».

Хотя времени с момента окончания ей командных курсов воздушной академии Корпуса мира прошло не так много – капитан Синохара изменился сильно. Теперь он смотрелся килограмм на пять тяжелее, чем тогда, и это явно не были килограммы жира. Неудивительно, что она не сразу узнала его. Нет, в чем-то он остался таким же. Все теми же были резкие черты худощавого лица, глубоко посаженные глаза, чуть оттопыренные уши – сильнее, чем полагалось иметь человеку монголоидной расы. Но совсем другой стала осанка и положение головы. И из глаз исчезла та легкая неуверенность, которую она раньше замечала у него, когда он старался быть строгим. А на лице появилась пара морщин и один тонкий извилистый шрам, пересекавший левую скулу. Как и прежде, его голова была выбрита почти до состояния голого черепа. Он был всего на пару-тройку лет старше их с Максом, но Эшли так и не научилась безошибочно определять возраст у людей азиатского происхождения – можно было дать ему и тридцать, и сорок.

В этот момент он заметил ее и повернулся. А может, просто считал айдент, который она не закрыла.

– Здравствуйте, мисс Стивенсон, – приветствовал ее Гарольд Синохара коротким полупоклоном. – Похоже, нас включили в один экипаж.

– Здравствуйте, капитан, – она не стала изображать поклон, ограничившись вежливым кивком, не более глубоким, чем принято в странах запада. – Рада вас видеть. Я только приехала и ничего не знаю. Уверена, что мы сработаемся.

Если честно, она была в этом не уверена. Человек он был жесткий и колючий. Это Эшли помнила еще по месяцам своей стажировки. Вспомнила, как он скрупулезно перечислял ей ее ошибки, допущенные в «полете» на тренажере-симуляторе, глядя на нее своим невыразительным взглядом. Вспомнила его тон, когда он отчитывал ее за двухминутное опоздание (она тогда проспала). И то, что он тогда сам был не очень опытный как преподаватель, не делало его менее требовательным. Даже наоборот.