В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич

Именно это, как она подозревала, и произошло. Но в памяти этот момент не отложился. Или куда-то из нее пропал.

Воздух имел привкус металла и резины, а может, пластика. Снимать шлем Эшли Стивенсон, лейтенант военно-космических сил Корпуса мира ООН (по-английски ее звание звучало как “first lieutenant”), пилот воздушных и заатмосферных судов – не торопилась. Надо было сначала выяснить наличие и состав атмосферы в отсеке.

Она привычно скосила глаза.

«Нет данных».

Для знакомой обстановки в «челноке», как они звали корабль, чего-то не хватало.

Ну да, «оболочка»! Ее не было.

Конечно, на борту Д-реальность была далека от того многоцветья, которое можно увидеть на Земле. Ни рекламы, ни моря ссылок. И у других членов экипажа в профилях не было никаких личных данных, кроме некоторых показателей здоровья. Коммуникация с поверхностью и вовсе была заблокирована и проходила только через терминал командира. Никакой лишней информации, только технические характеристики приборов и правила их эксплуатации. Кое-какие информационные ссылки можно было открыть, но в очень урезанном виде. И не из «Ультрапедии», а с базы данных на борту.

Но сейчас не было ничего из этого. Ярлыки к приборам, красные пометки командира, желтые заметки, которые она сама себе оставила – Д-реальность исчезла полностью и не включалась. Зрение не казалось ей урезанным только потому, что она и на Земле «оболочку» не любила. А в Академии их учили обходиться без «оболочки», как экипажи в прошлом веке, во времена легендарных аналоговых приборов. Для этого на корабле все системы отображения данных дублировались – и кроме линз в глазах членов экипажа и переносных «очков» выводились на обычные мониторы. Но сейчас ни один из них не горел. И «линзы» тоже почему-то не давали ночного зрения. Хотя в них был крохотный источник инфракрасного излучения, с помощью которого можно было видеть предметы даже в полной темноте.

Но слабый свет откуда-то шел.

Эшли три раза постучала указательным пальцем по подлокотнику. Там должен был визуализироваться пульт. Но голограмма не появилась.

«Фонарик, – вспомнила она. – В этом гребаном костюме встроен фонарик. И у него есть обычная кнопка. Может, заработает».

Кнопка была на запястье, примерно там, где пижоны носят часы.

Щелк! И полумрак отступил. В луче света, который вырывался из налобного фонаря, видимы стали все темные углы помещения («отсека» – поправила себя женщина). Она сменила режим, и теперь концентрированный пучок света падал туда, куда был направлен ее взгляд.

Тут же Эшли заметила, сколько в воздухе болтается предметов и сора, мешая зрению. В луче яркого света неподвижно висела пыль и обломки – несколько крупных и куча мелких.

Увидела она и второе противоперегрузочное кресло и фигуру, которая безвольно развалилась в нем. Двигаясь, как учили, будто переплывая реку, Эшли полетела вперед, слегка отталкиваясь от выкрашенной в серый цвет переборки. Ей понадобилось две секунды, чтоб преодолеть расстояние, отделявшее ее от второго кресла. Она остановилась и посветила фонариком в лицо сидящему. Он был невысокий, поэтому ошибки в том, кто это, быть не могло. Хотя это кресло принадлежало не ему.

Бортинженер и оператор систем вооружения, капитан Гарольд Синохара гермошлема на голове не имел. И дыхательной маски тоже. Эшли подумала, что он мертв, настолько тот был неподвижным. Его глаза были скрыты под линзами непрозрачного окулярного сенсора, напоминающего солнечные очки. И не ясно было, закрыты они или открыты.

Внезапно его рука дернулась. Он снял «очки» на мгновение, и пристальный взгляд заставил женщину вздрогнуть.

– Лейтенант Стивенсон, не светите мне в лицо, – произнес офицер, щуря и без того узкие глаза. – Я провожу диагностику. Сейчас закончу, и сможете доложить по форме.

Это все равно, что сказать «отстаньте!», оставаясь в рамках корректности.

Но, по крайней мере, он обратился к ней вежливо. На «вы». Как она смогла это определить, если он использовал английский язык, где церемонная словоформа “thou” исчезла много веков назад? А не японский, где есть куча различных форм вежливости. От дружеской до холодной и церемонной. Где, как она слышала, есть даже формы речи, которые может сказать только женщина или только в адрес женщины.

Все просто – даже когда он говорил на английском, Гарольд Синохара сильнее выделял прагматику высказывания, чем требуется. Вот и сейчас его фраза звучала предельно формально и жестко, хоть и вежливо. Эшли даже расхотелось говорить, что приблизилась она с целью проверить, жив ли он.

Она сразу уменьшила яркость. Помещение опять погрузилось в полусумрак.

«Чертов андроид. Я бы сказала, что о тебе думаю, если бы так не болела моя башка».

Тем более она сама – надо быть честной – беспокоилась о нем скорее как о члене команды, а не как о живом человеке.

Эшли уже чувствовала, что что-то пошло не так. И что от бортинженера во многом зависит, вернутся ли они на Землю. А что же случилось с командиром?

– Да сэр, – в тон ему ответила она. – Если нет более неотложных задач, позвольте мне пока заняться уборкой, сэр. Эти предметы могут попасть кому-нибудь в глаз.

– Конечно, – он кивнул, хотя все его внимание было направлено на то, что он видел в «очках». – Боюсь, нам тут придется пробыть долго.

И, конечно, никаким роботом он не был, хотя и вел себя иногда похоже. Как и она, он состоял из плоти и крови.

Эшли хотела ответить что-нибудь, но только хмыкнула. Оттолкнулась от пола и отправилась ловить летающие приборы, инструменты и куски внутренней обшивки. Она знала, что одном из отрезанных отсеков были магнитные ботинки, с помощью которых можно было бы «ходить» по «полу». Логично было бы встроить такие в каждый скафандр. Как и многое в корабле, это было не продумано.

Но она неплохо справлялась и без них, порхая как птичка. Все, что было полезного, она собрала в выдвижной запирающийся ящик, утопленный в переборку отсека, а все что походило на мусор – в мешок из резины с завязками, а сам мешок запихала в контейнер для сухого мусора в углу. Примерно такие использовали еще на МКС. Потом взяла пылесос и с кривой усмешкой за минуту втянула весь парящий в воздухе сор.

На Земле это делать было проще. Хотя ее стаж семейной жизни был мал. И почти всегда пылесосил робот-черепаха, а там, куда тот не пролезал – муж, по доброй воле. Впрочем, как оказалось, обойтись можно без обоих.

Все это время ей казалось, что австралояпонец смотрит за ней одним глазом и сейчас скажет что-нибудь про пользу женского труда. Но тот молчал, полностью поглощенный диагностикой. Конечно, он был капитаном по званию в табели рангов, а не капитаном «Наблюдателя-7». Должность командира корабля не называлась «капитан», все-таки они были не на флоте.

Но все равно капитан Синохара был для нее старшим по званию, хотя приказы до этого ни разу не отдавал. На это был командир экипажа… которого сейчас нигде не было видно.

– Наши дела плохи, – услышала она голос Гарольда. – Но могло быть и хуже

У них было почти одинаковое произношение. Хотя они были родом с противоположных сторон планеты. Australian English похож на British English гораздо сильнее, чем на американский вариант языка. Но сам ее коллега походил на англосакса меньше всего. Он выглядел как чистокровный японец, хотя и не был им. Этого впечатления не могло переломить его европейское имя. О том, что он метис, могла сказать разве что слишком светлая кожа.

Вот и сейчас он казался бледным. Но, может, это так падал свет.

Но что-то плохое определенно случилось плохое. Чтобы проверить свою догадку, женщина-пилот приблизилась к люку, ведущему в коридор, который соединял командный отсек с остальной обитаемой частью корабля. Люк был наглухо закрыт. А за толстым кварцевым стеклом обзорного окошка можно было разглядеть второй задраенный люк. Этот был аварийным, иллюминатора не имел и опускался только в случае разгерметизации. Там в этом узком пространстве горело красноватое аварийное освещение… которое в командном отсеке так и не включилось – и это говорило о проблемах в системе электропитания.