Клинический случай - Карл Хайасен

– Лид-гитарист умер пару лет назад, значит, только два басиста.

– А ударник?

– У Джимми их было больше дюжины.

В квартире темно, только в комнате Эммы горит ночник.

– Возможно, тебе надо с ними поговорить. С басистами, – говорит она.

– Когда? В перерывах между покойными раввинами?

– Слушай, я дала тебе неделю, чтобы ты разобрался в этом деле.

– «Разобрался в этом деле»? Здравствуйте. Я теперь Анджела Лэнсбери?[69]

Эмма закатывает глаза и выходит из комнаты. Через минуту она гасит свет. Я глотаю аспирин, не запивая, изнеможенно откидываюсь на подушку и закрываю глаза. Я слышу, как скрипят пружины – Эмма устраивается поудобней. И я шепчу в темноте:

– Эй, я так и не ответил на твой вопрос.

– Какой? – раздраженно вопрошает Эмма.

– Ты спрашивала, сплю ли я с кем-нибудь. Так вот, мой ответ – нет.

– Я знаю, – говорит она так тихо, что я едва слышу. – Отдохни, Джек.

И я повинуюсь…

Я просыпаюсь от ритма чужого дыхания. Льда у меня на лбу уже нет, и мои щеки вытерты насухо. Эмма поправляет одеяло, чтобы прикрыть мне ноги.

Заметив, что я шевельнулся, она шепчет:

– Это я.

– Ты пренебрегла своим призванием.

– Закрой глаза.

– Сколько тебе лет, Эмма?

– Двадцать семь.

О боже, боже, боже, боже.

– Почему ты спрашиваешь?

Хендрикс, Джоплин, Джонс,[70] Моррисон Кобэйн – я хочу выкрикнуть вслух эти имена. Но вместо этого говорю:

– Двадцать семь – ничего себе!

– Сам ты ничего себе. Не такой уж веселый возраст, как ты помнишь.

– Ты шутишь? Это прекрасный возраст!

– Я выкинула валиум, – говорит она. – После обеда я вернулась в редакцию и выкинула их в мусорку, все таблетки до единой.

Вокруг темно и тихо. Может, она уже вернулась к себе в спальню?

– Эмма?

– Что?

Хорошо. Она не ушла.

– Спасибо, что заботилась обо мне сегодня.

– Спасибо за приключение, Джек. – Она нагибается и легко касается моих губ поцелуем – будто бабочка крыльями. А затем я снова остаюсь в одиночестве и засыпаю крепким сном без сновидений.

16

Я полностью здоров, даже никакого сотрясения мозга – так сказала мой врач, Сьюзан. Она моложе меня на шесть лет и работает в «смену новичков», по субботам, в больнице в центре города. Мой распухший нос Сьюзан не впечатляет, равно как и шишка на скуле и синяки от костяшек на ребрах. Зато ее заинтересовал рассказ о том, как я получил эти увечья, особенно инцидент с мороженым вараном. Я чувствую, что обязан ее развлекать, ибо она не раз говорила мне, что мои ежемесячные медицинские обследования – пустая трата времени. Но я всегда настаиваю – включая, разумеется, полный хроматографический анализ крови и даже столь популярный осмотр простаты, к которому и собирается приступить доктор Сьюзан.

– Не обижайся, Джек, – говорит она, – но я уже устала заглядывать тебе в задницу каждые четыре недели. В этом нет необходимости, как тебе, наверное, уже не раз подсказывали добрые дяди из страховой компании.

– Считай, что это моя причуда. И потом, я ведь плачу тебе наличными?

– Ты ничем не болен, – снова повторяет Сьюзан. – Ты абсолютно здоровый представитель рода человеческого, по крайней мере физически.

– Ты уже вышла замуж?

– Нет, но будь я замужем, – говорит она у меня из-за спины, – я бы не сняла с этого пальца кольцо с камнем в три карата, – латексная перчатка щелкает устрашающе, – специально ради тебя, Джек.

Усопший Джон Диллинджер Бернс удостоился двух абзацев на третьей странице в разделе Городских Новостей «Юнион-Реджистер». Полиция расследует обстоятельства гибели… Предполагается, что потерпевший злоупотреблял алкоголем и наркотиками… Сорокалетний Бернс ранее был клавишником в известной рок-группе «Джимми и Блудливые Юнцы». По иронии судьбы, лидер группы Джимми Стома недавно погиб в результате несчастного случая на Багамах…

И это все. Дальше уже раздел Спорта и статья Хуана про звезду школьного баскетбола, который в двадцать лет пристрастился к азартным играм, – прекрасная статья, беспощадная и трогательная одновременно. Я бы отдал что угодно, чтобы писать, как Хуан!

– Эй, красавчик!

Это Карла Кандилла. Теперь ее волосы… я бы сказал, бирюзовые.

– Почти, – соглашается она. – Извини, я опоздала. «Пеллегрино»[71] для меня? Ты такой милый.

Мы встречаемся в ее любимом кафе «У шайенна Игги»; с веранды открывается вид на пляж и на старый деревянный причал, облюбованный рыбаками. В обед здесь покоя нет от чаек, но сегодня они не приближаются к нашему столику. Я думаю, за это стоит благодарить Карлу и ее прическу.

Она хочет знать все подробности о ночном грабителе. Услышав, что я дрался и даже бил до крови, Карла приходит в полный восторг. Я намеренно умалчиваю о заслугах Полковника Тома, потому что Карла уверена, что он до сих пор жив и резвится на свободе с друзьями.

Появляется мутноглазый официант. Мы с Карлой заказываем закуску из кальмаров и два греческих салата. Она опускает свой бокал, озирается и говорит:

– Ну, ты не единственный, у кого с пятницы на субботу выдалась веселая ночка, – угадай, кого я встретила в «Туда-Сюда»?

– Поющую вдовушку!

– Не-а. Ее приятеля.

– Ты уверена?

– У меня информация из первых рук, – заявляет Карла. – Но я все равно бы его не упустила. Уж больно приметная шевелюра. Интересно, откуда у него такая?

– Я же говорил, что это нечто.

– Со спины мы приняли его за Мэрайю Кэри.[72] Зуб даю, он эти свои волосы каждое утро засовывает в гладильный пресс.

– Как его зовут? Кто он?

Я достаю блокнот и роюсь в карманах в поисках ручки. Карла усмехается:

– Черный Джек за работой!

– Ты узнала его имя или нет?

– А ты как думаешь? Разумеется, узнала. Его зовут Лореаль.

– Это имя?

– Имени у него нет, – отвечает она.

– Наверняка есть.

– Нет, его так и зовут – Лореаль.

– Типа как Стинг или Боно…[73]

– Молодец, Джек.

– За тем исключением, что этот придурок назвался в честь шампуня.

– Невообразимо, а? – хихикает Карла.

– И чем же мсье Лореаль зарабатывает на жизнь?

– Я слышала, он музыкальный продюсер. Очень крутой. – Карла смотрит, как я строчу в блокноте. – Я спросила, кого он продюсирует. Сначала сказали, что «Уоллфлауэрс», а потом вроде что Бека.[74] В общем, ничего путного я так и не выяснила, но все сошлись на том, что он очень крут.

– А они в курсе, что он трахает жену Джимми?

– Больше похоже на то, что это она трахает его.

Я стучу ручкой по столу.

– Видишь ли, это разные вещи, – продолжает Карла. – Типа Клио всем рулит. Она свистит – и он уже тут как тут, хвостом виляет. Секс – когда ей приспичит. Он просто мальчик на побегушках, как ты и говорил.

Я пытаюсь вытянуть из Карлы еще что-нибудь про Лореаля, и она сообщает, что ему лет двадцать девять – тридцать, недавно переехал сюда из Лос-Анджелеса, водит мотоцикл и, по словам очевидцев, тащится от экстази. И болтает направо и налево, что он продюсер нового альбома Клио.

– Я хочу с ним познакомиться, – заявляю я.

Карла радостно улыбается:

– Хочешь надрать ему задницу, Джек? Я готова заплатить любые бабки, чтобы посмотреть, как ты дерешься.

– Что здесь смешного?

– Да я не могу себе это представить! Хоть тресни! – Она кладет в рот обжаренного кальмара. – Этот придурок, который к тебе вломился, – он был здоровее тебя? Блин, а если б у него была пушка? Тебе это приходило в голову, Джек?

– Сведи меня с Лореалем. Только, пожалуйста, не говори матери, что ты мне помогаешь.

Карла щелкает пальцами.

– Ой, кстати! – Она ставит вместительную вязаную сумку на колени, достает толстую потертую книжку и швыряет мне через стол. Официант, который подает нам салаты, досадливо морщится.

– Что это? – спрашиваю я.

Карла поднимает одну бровь:

– Ты ведь слышал про него?

– Само собой.

Книга называется «Любовница сокольничего». На обложке нарисован (естественно) сокол с расправленными крыльями. Птица сидит на затянутой в бархатную перчатку женской руке. С этой же руки свисает рубиновый браслет. Самой женщины на обложке нет – только загорелая рука. Автор книги, чье имя начертано золотыми буквами, – Дерек Гренобль. Его романы про секретных агентов расходятся миллионными тиражами.

– Твоя мать выходит за этого человека?

– Сначала я не хотела тебе говорить, – признается Карла, – но потом подумала, что рано или поздно ты все равно узнаешь. Я не читала ни одной его книжки, но сам он. кажется, вполне приятный чувак. Правда.

Я переворачиваю книжку и смотрю на подретушированную фотографию:

– Он похож на Анн-Маргрет[75] на скачках в Эскоте.

– Он англичанин, – сообщает Карла. – Или австралиец.