Знакомая варежка (Повести и сказки) - Валентина Чаплина

А когда во дворе появляется Гришка Садоводов, то всем кажется, что неразлучная четвёрка превратилась в неразлучную пятёрку.

Только Сила не любит, когда Гришка ходит сюда, потому что потом от него пахнет Барбосычем.

Гришка и Мишка до сих пор ещё так и не додрались, но это не мешает им крепко дружить.

Олега Маслова больше нет во дворе. Его родителям опять дали новую квартиру совсем в другом конце города. Как он сейчас живёт и с кем дружит, ребята не знают. Но в местной газете недавно было напечатано ещё одно его стихотворение.

Ребята возмутились и хотели пойти в редакцию, только Ксюшка сказала, что человек, который пишет хорошие стихи, не может быть окончательно плохим. Но Мишка говорит, что может. Они спорят об этом. Не знаю, до чего доспорятся.

Вот, собственно, и всё об этой истории.

Когда я несла свою рукопись в редакцию, на троллейбусной остановке мне встретился Петька. С тех пор он вырос, и я не сразу узнала его. Мы сели с ним на скамейку в сквере напротив Дома Советов, и Петька, захлёбываясь, рассказал мне о событиях, которые недавно произошли с ним и его друзьями. Меня это сильно взволновало. Я пока не буду всего рассказывать вам, скажу только, что Барбосыч сейчас на улицу не выходит. Он, забинтованный, лежит дома. В него стреляли. Выхаживают его всем двором, особенно Ксюшка, которой он спас жизнь. Каждое утро в Петькину квартиру стучит ветеринарный врач. Как только я немного освобожусь от начатых дел, то постараюсь описать вам всё это в следующей книжке.

Удивительное происшествие

Удивительное происшествие

Что это такое? Что за чудо? Лёвка оторопел. А чудо приближалось к нему Борькиной походкой. Рубашка на чуде была Борькина. И штаны Борькины. Даже берет Борькин, то есть не совсем Борькин, а тот самый голубой берет, который он стащил у своей сестры Мариши. Всё было Борькино кроме… ох, кроме (страшно сказать!), кроме — головы. Ну была бы ещё рука или нога не такая как у людей, это можно было бы терпеть. А тут голова!

Головы вообще на бывшем Борьке не было. Да, да, не было. Вместо неё на плечах удобно сидел новенький, тугой футбольный мяч. И на этот мяч сверху, где обычно у головы бывает макушка, натянут голубой берет, тот самый берет, что Борька стащил у Мариши.

Чудо в Борькомаришином берете приближалось к Лёвке. Вдруг оно остановилось, замерло на миг, будто увидело что-то необыкновенное и испугалось, а потом стало в замешательстве переминаться с ноги на ногу, вперёд не делая ни шагу. Лёвка понял, что чудо увидело его и поэтому остановилось. Он осмотрел себя. Всё было в порядке. Руки, ноги на месте.

Но чудо всем своим видом выражало изумление. Что такое? Может быть, всё это снится? Лёвка хотел дёрнуть себя за ухо, но… Где ухо? Где второе? Ушей на Лёвке не оказалось. Ни правого, ни левого. Лёвка щупал те места, где совсем недавно (ещё сегодня утром!) росли уши, но под пальцами было что-то очень тугое, надутое, а ушей как не бывало.

Чудо в голубом берете, видно, тоже хотело дёрнуть себя за ухо и тоже его не обнаружило. Задрожавшими руками оно торопливо стало ощупывать то место, где всегда была голова.

Лёвка со всех ног помчался к луже. Чудо двинулось к другой луже. Что это? В лужах отразились два новеньких футбольных мяча, на одном из которых сидел голубой берет. На втором ничего не сидело.

Несколько секунд над лужами царило безмолвие. Потом не очень уверенный Лёвкин голос произнёс:

— Ты, Борь?

— Я, — ответил Борькин голос, и чудо нерешительной походкой подошло к Лёвке.

— А ты — Лёвка?

— Спрашиваешь! Конечно, Лёвка, а кто же я?

— А… это… что у тебя?

— А у тебя?

Мячи нагнулись теперь уже над одной лужей и даже стукнулись теми местами, где у нормальных людей бывают лбы.

— Что это у нас?

— Не знаю.

— И я не знаю.

В это время из дверей школы во двор выбежал… ой, кто это выбежал? Их одноклассник тихоня Стёпа? Да нет же, у него только туловище, руки и ноги были Стёпины, а вместо головы сидел (смешно сказать!), сидел… поплавок. Да, да, рыболовный поплавок из пробки. Был он огромных размеров (вероятно, на пятитонного сома). С одной стороны красный, с другой — синий и гигантское гусиное перо вставлено в оба его конца. Там, где у нормального человека бывает лицо, перо подлиннее, где затылок — покороче. Наверно, хозяин этого пера — гусь — был ростом с подъёмный кран, примерно, такой, что сейчас заглядывает через забор во двор школы.

Стёпа-поплавок в страхе замер, увидев… ну известно кого и что он сейчас увидел. Казалось, ещё секунда — и он с перепугу либо убежит со двора, либо упадёт в обморок. Явно, это был Стёпа, тихоня и бояка. Ребята в этом больше не сомневались.

Он стоял и поворачивал своё гусиное перо то на Лёвку, то на Борьку. Потом рука его полезла к тому месту, где, конечно, бывают уши у нормального человека. Но и ему дёргать было не за что. Рука задрожала. Вторая, бросив портфель, тоже стала судорожно хватать поплавок. И откуда-то из самой середины его послышался Стёпкин дрожащий голосок: «Ма-а-ма-а». И смолк.

Ребята-мячи подбежали и потащили его к луже. Увидев теперешнего себя, Стёпа стал отчаянно колотить кулаками по этому самому поплавку, дёргать гусиное перо, но не тут-то было. Всё очень крепко сидело на своих местах.

Удивительное происшествие! Чудеса невероятные! Ведь сейчас, вот только сейчас они были нормальными мальчишками. Прозвенел звонок на последний урок. Все сели за парты. Только сидеть ужасно не хотелось и слушать учителя Андрея Ивановича тоже не хотелось. Но они помнят, что сели за парты, а потом… ну-у… потом… Потом уже услышали, как учитель сказал, что до звонка остались считанные минуты, новую тему начинать нет смысла и, так как этот урок последний, он отпускает ребят домой. А на дом задаёт… Но они так обрадовались, что первыми выбежали из класса, не записав задания на дом.

Сначала выбежал Лёвка, потом Борька, потом Степан. Он был не такой поворотливый и быстрый, как его товарищи, но сейчас ужасно торопился на рыбалку. И вот… Вот тебе на. Такое случилось, что умереть можно.

— Ой-ой-ой! — закричал футбольный мяч Лёвкиным голосом, — какой у нас был последний урок?

Учителя все помнили, а какой был урок — не помнили, потому что Андрей Иванович вёл и литературное чтение и русский язык.

— Никто не помнит? Ясно! Я понял, что случилось, — продолжал Лёвкин голос. — Мне на днях дедушка рассказывал. Я думал, сказка, а это, оказывается, правда. О-ой! Что теперь будет?!

Поплавок и мяч в берете только хотели спросить, что же всё-таки Лёвка понял, как хлопнула школьная дверь. Все трое оглянулись. И как только оглянулись, так все шесть рук сейчас же полезли дёргать себя за бывшие уши.

По двору, пританцовывая, вертя красный портфельчик в руке, бежала… Кто это? Кто бежит? Жакетка на ней Лидки Косичкиной, красная, туфли тоже Лидкины, красные, и портфель Лидкин, а куда девалась Лидкина голова? Голова с рыжими косичками? Где косички у Косичкиной, за которые невозможно не дёрнуть?

Никаких косичек и в помине не было. На плечах вместо вертлявой Лидкиной головы сидела голова… (с ума сойти!) голова… полугодовалого ребёнка. По ней даже невозможно было понять, мальчишка это или девчонка. Вот какая дурацкая голова. Была она в розовом чепчике с белыми кружевчиками. В рот засунута соска с колечком. А на груди клеёнчатый слюнявчик.

Взглянув на бывших Борьку, Лёвку и Степана, бывшая Лидка всплеснула руками да вдруг ка-ак выплюнет соску, да ка-а-ак заорёт на весь двор: «Уа-а, уа-а!» И… сама перепугалась своего крика, да с перепугу как припустит ещё громче: «У-уа-а-а-а!» А соска повисла на розовой шёлковой ленточке, болтается туда-сюда и по слюнявчику хлопает.

Как увидела Лидка соску и слюнявчик, так со страху и кричать перестала. А это для Лидки совершенно невероятное дело — молчать! Чтобы Лидка да ещё Косичкина да ещё молчала! Чудеса! А тут стоит и молчит. Молчит же! Может, это не Лидка вовсе? Да нет, она, она! Лёвка знал, что она. Лёвка теперь прекрасно понимал, что с ними со всеми случилось несколько минут назад.

Он схватил Лидку за руку и к луже. Та увидала себя и… опять молчит. Вот чудеса заморские! (Если б она на уроках так молчала!)

— Ты помнишь, какой последний урок был?

— Уа-а.

— Что «уа-а»? Помнишь?

— Уа-а.

— Не помнишь?

— Уа-а.

— Тьфу, — Лёвка обеими руками схватился за футбольный мяч, — голову с тобой потеряешь. Не помнишь, помотай головой в разные стороны.

Лидка так замотала, что соска на ленточке с шеи чуть не соскочила.