Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия - Екатерина Вильмонт

– Обязательно, только в следующий раз, а то у нас компьютер сегодня что-то забарахлил.

– Конечно, конечно! Ну все, я помчался, у меня еще миллион дел! А лучше бы миллион денег, не правда ли?

И он колобком выкатился за дверь.

– Боже, кто это? – ошеломленно спросила Ольга Николаевна.

– Ирина Бурова, – со смехом ответила Рина.

– Кто? – не поверила своим ушам интеллигентная дама.

– Ирина Бурова, знаете такую писательницу? – улыбнулась Тата.

– Нет, первый раз слышу… Но ведь это же… мужчина?

– Ну и что? Жорж Санд была женщиной. Подумаешь, большое дело. – Тата сняла с полки несколько ярких книжек в мягких обложках. – Вот видите – Ирина Бурова.

– Тата, вы меня дурачите, да? Некрасиво так обращаться с пожилым человеком.

– Да побойтесь Бога, Ольга Николаевна. Этот человек пишет под псевдонимом Ирина Бурова. Только и всего.

– Но зачем?

В ответ Тата пожала плечами.

Ольга Николаевна взяла в руки одну из книжек.

– Подождите, но тут ведь на обложке фотография! И это безусловно женщина!

– Ольга Николаевна, – чуть понизила голос Рина, – я вам объясню. Когда-то наше руководство навязало начинающей писательнице псевдоним Ирина Бурова. Она согласилась. Написала две-три детективные истории, которые неплохо пошли, а потом родила двойню и уехала жить в Австралию. А псевдоним остался. Чем раскручивать нового автора, лучше по-прежнему торговать Ириной Буровой. Вот этот толстячок и старается. Кстати, это уже четвертая Ирина Бурова. Две предыдущие тоже, кстати, были мужского пола.

– Но ведь у каждого автора свои особенности, свой стиль…

– Это смотря у каких авторов, – засмеялась Тата.

– Какой кошмар! И что, на это и вправду есть спрос?

– Есть, – кивнула Тата. – Книжки недорогие, карманные, очень удобно взять в самолет, в поезд. А прочел – и выбросить не жалко.

– Да… Значит, мне у вас, по-видимому, нечего делать, да?

Тата молча развела руками.

Когда Даниленко ушла, обе женщины облегченно вздохнули.

– Жалко мне ее, – проговорила Тата.

– А мне ничуточки! Потому что по сравнению с ее муженьком Ирина Бурова просто гений.

– Не преувеличивай!

– Знаешь, почему его издавали миллионными тиражами? Потому что он был хороший писатель? Ни фига! Он был секретарем Союза писателей! Я как-то студенткой еще попала в сельский магазин, там все было завалено «секретарской» литературой. Ее тогда печатали огромными тиражами, а на нормальные книги вечно бумаги не хватало, не помнишь, что ли?

– Почему? Помню.

– Ну вот и сиди со своей жалостью!

– Я и сижу!

Выйдя вечером из издательства, Тата неожиданно столкнулась лицом к лицу с Гущиным.

– Наталья Павловна!

– Вы что, меня ждали? – удивилась она.

– Честно говоря, да.

– Боже мой, зачем?

– Мне хотелось вас увидеть на улице. Не в этом вашем кабинете… Без соседки… Так и кажется, что она ловит каждое слово. И вообще… Вы мне нравитесь!

– Павел Арсеньевич! – смутилась Тата.

– Можно я вас провожу?

– Ну разве что до троллейбуса…

– А до дома нельзя? Обещаю, что не стану напрашиваться в гости.

Тата промолчала. А Гущин вдруг взял ее под руку:

– Осторожнее, тут скользко!

Наверное, я должна чувствовать себя польщенной, но мне почему-то неловко и неприятно. Хотя он, кажется, милый и, безусловно, красивый. И обаятельный… Только я не верю, что нравлюсь ему. Вот не верю, и все.

– Как голова, больше не болит?

– Нет, спасибо, вы меня вылечили.

– Наталия Павловна, а можно я вас буду звать просто Наташей? А вы меня – Пашей. Паша и Наташа! Отлично звучит!

– А ваша мама зовет вас Павликом…

– Откуда вы знаете? Ах да, вы же говорили с мамой. Дурацкое имя, Павлик, терпеть не могу. Маленький павлин! Впрочем, если хотите, зовите Павликом, у вас это может ласково получиться… А кстати, ведь вы Павловна. Как звали уменьшительно вашего отца? Или зовут?

– Звали… Мама называла его по-разному. То Поль, то Пабло, то Паоло, то Пауль, – с ласковой грустью сказала Тата. – Ей не нравилось имя Паша. Она говорила, что… Впрочем, это неважно.

– А вам тоже не нравится имя Паша?

– Почему? Мне все равно.

Они шли молча и не заметили, как миновали троллейбусную остановку.

– Ой, – спохватилась вдруг Тата, – мы прошли, надо вернуться.

– А вам далеко?

– Пять остановок.

– А что, если пешком? Сможете?

– Ну не знаю…

– Пойдемте, Наташа. После мигрени совсем неплохо прогуляться. Полезно.

– Но сегодня так сыро, – неуверенно произнесла Тата.

– Ничего, не страшно. Пять остановок можно быстро пройти.

– Павел Арсеньевич, ответьте, что вам от меня нужно?

– Нужно? Мне ничего не нужно, – смутился он. – Хотя нет, вру! Вы мне нравитесь! Честно, честно! Я… как это… за вами ухаживаю!

– Но я же намного старше вас.

– Ну и что? Меня молоденькие не интересуют! Тата замолчала. А что, в самом-то деле, разве такого не бывает? Бывает… Тут же, конечно, вспомнился пример Пугачевой и Киркорова. Там еще не такая разница в возрасте… Но ведь он мне не нравится… Вот он держит меня под руку, а я совершенно спокойна. Рина сказала, что я как снулая рыба, а Ирка – что как остывшая геркулесовая каша… Какой кошмар! Неужели я произвожу такое впечатление? Хотя если он не врет, то…

– Наташа, о чем вы задумались? – мягко спросил Гущин.

– Я? Павел Арсеньевич, какая у вас собака?

– Собака? – страшно удивился он. – Откуда вы знаете, что у меня есть собака?

– Когда я звонила, ваша мама сказала, что вы гуляете с собакой.

– А, как все оказывается просто. Да, действительно, как просто… И сколько информации вы умудрились извлечь из одного краткого телефонного разговора… Вы опасная женщина! Так вот, у меня стаффордшир. А у вас есть собака?

– Была. Такса.

– Ну такса – это дамская собачка.

Много ты понимаешь, возмутилась про себя Тата. Лушка самая умная собака на свете. Права все-таки тетя Берта. Все мужики – мерзавцы. И этот вот завел себе такого страшного пса… Хотя стаффорды бывают вполне мирными…

Тата и не заметила, как они дошли до ее дома.

– Вот здесь я живу. Спасибо за прогулку, Павел Арсеньевич. – Она привычно взглянула на окна, там было темно. И вдруг ей стало так грустно, так тоскливо, что неожиданно даже для самой себя она сказала: – Может, зайдете? Я смотрю, вы без перчаток, руки, наверное, замерзли…

– Чаем напоите?

– Конечно.

– С наслаждением зайду. – И он на секунду сжал ее руку.

Господи, зачем я это сделала? Что ж теперь будет? А вдруг он ко мне полезет? И тут же Тата рассердилась на себя. Что за идиотка? Мне скоро уже сорок лет будет. Ну начнет приставать, а я его поставлю на место, чтобы неповадно было…