Кровавая гостиница - Поль Магален (Махалин)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Себастьян наклонился к уху Франциска и прошептал:
– Он, похоже, не сомневается, что Дениза выберет его.
– Что ж, — ответил Франциск, — настанет день, когда с ним сведут счеты. Позже уладим это полюбовно, а может, и иначе.
Жозеф, сделав вид, что не заметил шушуканья братьев, повторил свой вопрос еще раз:
– Идет?
Близнецы колебались, но одобрительный взгляд Марианны разрешил их сомнения.
– Идет! — единогласно объявили они.
Три брата ударили по рукам, как торгаши, заключившие выгодную сделку. Затем Франциск нерешительно произнес:
– Теперь, когда дело улажено, надо бы выпить хоть глоток…
Жозеф не поддержал этого предложения.
– Сегодня ночью вы мне нужны, — сказал он тоном главнокомандующего. — Франциск займет наблюдательный пост на дороге в Невшато, а Себастьян — на Мерикурском тракте. Если вы заметите жандармов, сообщите мне немедленно. Мать останется у постели Флоранс. Марианна пойдет в Армуаз и поинтересуется там от нашего имени, не оправилась ли гражданка Готье от утренних переживаний. Марианна — девушка умная, говорить ей о том, чтобы она наблюдала за происходящим в павильоне, — излишне. А теперь вы, двое, идите на сеновал и поспите немного. Вас разбудят перед ужином.
Двое братьев послушно направились к кухонной двери, выходившей во двор.
– Я пойду с вами, — сказала Марианна. — Эта царапина так меня мучает, что мне хотелось бы заснуть и часа два не думать о боли.
– Так идите же, дети мои, — не без иронии сказал старший. — Ничего не бойтесь, ни о чем не беспокойтесь, и пусть вам пригрезятся сладкие сны. Брат ваш за вами.
– Гм! — хмыкнула девушка, выйдя из дома. — Когда за твоей спиной кто-то есть, в этом хорошего мало! Никто не знает, чего ему захочется сделать в следующий момент — плечом толкнуть или ногой ударить… Этот проклятый Жозеф — олицетворение дьявола. Но пословица верно говорит: черта лучше убить, чем быть им убитым.
XXIV
Новые лица
Первый и единственный этаж строения, в котором находился трактир «Великий победитель», — выше были только чердак да остроконечная крыша — делился на четыре крошечных комнатки. Каждая из них была снабжена самыми необходимыми предметами мебели. До революции гражданин Мансю обычно давал приют приезжим из ближних селений, имевших дела в Виттеле. Эти люди были недостаточно обеспеченными, чтобы останавливаться в гостинице «Кок-ан-Пат», принадлежавшей тогда Жаку-Батисту Арну, отцу нынешних хозяев гостиницы.
Но в течение последних двенадцати лет обитателями этих крохотных комнатушек были лишь извозчики, скоморохи и мелкие купцы, разъезжавшие по ярмаркам.
В одной из этих комнат, с окном над самой вывеской, поселились два странствующих певца, которые в нашем присутствии так неудачно соперничали с Филиппом Готье и его сестрой Денизой за внимание публики. Вечером того самого дня, утро которого ознаменовалось из ряда вон выходящими событиями, наши незадачливые артисты ужинали. Казалось, они очень легко переносили тяжесть своих неудач и не унывали из-за случившегося фиаско. Их стол был заставлен огромным количеством добросовестно опорожненных бутылок и длинным рядом блюд.
Не думайте, что честный Мансю открыл кредит своим посетителям. О нет, что вы! Виттельский трактирщик никогда не отличался великодушием. Но что же удивительного в том, что двое друзей решили покутить? Сегодня артистам не повезло, но вчера, вероятно, они собрали достаточно денег, потому как теперь баловали себя роскошным угощением: лучшими винами, мясом, крупной рыбой, прекрасным десертом.
Опишем внешность собеседников. Старший из них одевался как настоящий маркиз: напудренный парик и изысканное платье придавали ему почтенный вид. Он был человеком пожилым, но обладал веселым нравом и отличался бодростью духа. Его плотное телосложение и преклонный возраст не мешали ему, однако, ловко и проворно двигаться. Руки у него были полными, а жесты — плавными и театральными. Нос правильной формы, улыбка, обнажавшая частый ряд зубов, белоснежная кожа, румянец на щеках, быстрый и проницательный взгляд довершали его портрет.
Тот из собеседников, что помладше, паяц, был тощим малым с бледным лицом. Его сухая костлявая фигура, выцветшие губы и черты лица, прежде времени искаженные гримасой цинизма, производили тягостное и даже отталкивающее впечатление. Но в глазах шута светился необыкновенный ум, который затмевал его безобразие и выдавал оригинальную натуру с потрясающим чувством юмора. Я говорю о том смелом, дерзком и нетривиальном уме, которым Гюго наделил Гавроша. Этот персонаж принадлежит всем эпохам, потому что Париж во все времена имел свою грязь, свои мостовые, свои пороки и философию, свою нищету и свои радости. Наш Гаврош приехал из Парижа, где не раз имел стычки с правосудием. Он откликался на имя Декади Фруктидор. Хозяина его звали Паскаль Гризон. Так как последний что-то искал в карманах кафтана и, видимо, не находил, паяц обратился к нему:
– Вы что-то потеряли, патрон?
– Декади, друг мой, — с досадой ответил старик, — я же просил вас не называть меня так. От этого слова за целую милю несет лавкой и мастерской. Мы с вами не занимаемся ни ремеслом, ни торговлей, мы — свободные художники. В нашей области искусство сливается с администрацией, с той новой администрацией, которая, увы, разрушила великие традиции прошлого века. Но, как бы то ни было, у вас нет причин обращаться со мной так, будто я мерю сукно или подкидываю подметки под башмаки. Вы мой воспитанник, а не ученик; я ваш учитель, а не патрон. Надеюсь, на этот раз вы меня поняли?
– Да, патрон.
– Опять?!
– Во всем виноват мой язык! Я хотел сказать, да, гражданин Гризон.
Маркиз подскочил на стуле:
– Да ты палач!
– Почему же?
– Печальные времена, когда благородные люди были обязаны величать друг друга этой якобинской кличкой, миновали!
– Вот как! — воскликнул паяц, состроив изумленную мину. — Разве мы уже не в республике?
– Боже мой, мы в ней так мало, так мало и, надеюсь, останемся недолго!
– Выходит, патрон, что Франция очень богата идеями и меняет их чаще, чем я — рубашку.
Гражданин Гризон продолжал:
– Господин Бонапарт — первостатейный хитрец. Мы с Фуше разгадали его в канун восемнадцатого брюмера. За то он на нас и сердится, что, впрочем, не мешает нам смотреть в его карты без очков. У нас будет двор, мой мальчик… — И, снова похлопав себя по карманам, он добавил: — Однако я не могу найти свою табакерку…
– Какую, патрон?
– Ту, что мне подарил кардинал де Роган в благодарность за мои деликатные действия в знаменитом деле об ожерелье… — И, тяжело вздохнув, Гризон продолжил: — В те времена, когда я имел честь принадлежать к старинной администрации… — Но тут он вдруг ударил себя по лбу и воскликнул: — Черт возьми! Не эти ли мужики?
Декади Фруктидор с достоинством выпрямился и проговорил:
– Гражданин, как можно! Не оскорбляйте честных земледельцев! Эти невинные хлебопашцы не способны стянуть и носового платка у младенца в пеленках! Не это ли вы, кстати, потеряли? — И шут положил на стол табакерку, осыпанную бриллиантами.
– Шалопай! — добродушно воскликнул старик. — У начальника! У профессора! У твоего благодетеля!
– Патрон, я сделал это с одной-единственной целью — немного поразмяться. Впрочем, раз я все вернул, то вы, я полагаю, не держите на меня обиды.
Тут Декади запустил руку под свою оранжевую фуфайку и произнес:
– Однако если это не та, то, может быть, вот эта, или эта, или… — И он разложил перед изумленным профессором с полдюжины табакерок разнообразных форм и размеров. — Одна — мирового судьи, другая — нотариуса, тут вот — доктора, а эта — мэра…
Паскаль Гризон только ахнул:
– И ты осмелился!.. У этих чиновников! В стране, куда нас послали, чтобы оказывать защиту и покровительство!
– Я ее защищаю, инспектируя карманы даже мирных граждан. Путешествуя, я учусь, и теперь я ни за что не стану начинять свой нос этим цикорием, который превращает его в трубу нечистот. Теперь я предпочитаю…
– Гм… И что же?
– Я могу предложить вам коллекцию трубок. Затруднение заключается только в выборе. Вот турецкая трубка поручика, вот эти — трех братьев Арну, тут носогрейка ефрейтора…
Благодетель возвел руки к небу и воскликнул:
– И это совершаем мы, посланники правительства! Какое забвение всякой благопристойности! Ты хочешь, чтобы я отправил тебя на острова с первым же исправительным судном?
– Не рискуйте так, патрон. Вы же знаете, что по дороге я найду средство украсть судно и все набитые трубки! Какое внимание сразу выкажут к вашему слуге и воспитаннику!