Эксперт № 47 (2013) - Эксперт Эксперт

«Трудно быть богом» стал одним из самых ожидаемых российских фильмов. Но вот вопрос: чего именно от него ждали? Поклонники повести Стругацких, очевидно, надеялись на тонкую и умную экранизацию, которая посрамит относительно недавний «Обитаемый остров». Но экранизацией фильм назвать сложно. Сценарий Германа и Кармалиты, по которому снимался фильм, — третий по счету, и от оригинала Стругацких в нем мало что осталось. Изменилась концовка, исчезли почти все основные линии и ключевые сцены, лишь иногда за кадром или из уст кого-то из героев звучат фразы вроде «после серых всегда приходят черные» или «богом быть трудно». Нет здесь ни философской беседы с Будахом, ни ярого противоборства с доном Рэбой, разве что историю любви Руматы и Киры сценаристы хоть немного пощадили, существенно ее, впрочем, перекроив и от самой любви ничего не оставив. От текстового оригинала в фильме сохранилось немногое — название (одно из промежуточных — «Хроника арканарской резни» было куда точнее), главный герой (надо отдать должное Леониду Ярмольнику — его игра безупречно органична) и место и время действия.

Кадр из фильма «Трудно быть богом»

Средневековый Арканар занимает все временное и смысловое пространство картины. В фильме почти нет действия, есть трехчасовое пребывание в среде, которая, как и в прошлых фильмах Германа, продумана до мелочей. В кадре нет ни одного случайного предмета, никакой неточности, оттого впечатление оказывается особенно сильным. Средневековье Германа оборачивается настоящим адом, и чем дальше по хронометражу, тем более чудовищной и мерзкой становится картинка на экране. Здесь нет хороших и плохих, добра и зла, а в благородном доне не видно благородства. Приемы Германа доведены до совершенства. Длинные кадры не дают проскочить мимо ужасов Арканара. А подмигивания арканарцев прямо в камеру как будто втягивают зрителя в круг обитателей.

Если отрешиться от грязи, отхожих мест, вспоротых животов, детей, играющих с выпавшими кишками, и прочего (правда, отрешиться от этого в полной мере невозможно), можно заметить, что видеоряд наполнен множеством живописных и литературных цитат, метафор и аллюзий. Румата въезжает под арку городских ворот на осле в окружении толпы, переиначивая канонический евангельский сюжет, и по-гамлетовски разговаривает с черепом. Зимний пейзаж первых кадров напоминает голландца Аверкампа, а к середине дело доходит до «Дерева повешенных» француза Жака Калло.

Однако, признавая мастерство, с которым сделан фильм, невозможно отделаться от одного вопроса после просмотра — зачем? Сложно найти причины, по которым зритель должен выдержать эту трехчасовую экскурсию в преисподнюю (на премьере в Риме многие и не выдерживали — к концу показа зал опустел примерно наполовину). Кажется, начав рисовать свой ад, режиссер так увлекся процессом творения, что создавал уже ад ради ада. Что тоже, конечно, не ново. В то самое Средневековье, которое изображает Герман, удачно нарисованный ад противопоставлялся раю, намекая грешнику на необходимость выбора линии поведения еще в земной жизни. Самым впечатляющим ад получался у Босха, и подход Германа ему, наверное, был бы близок. За пару веков до Германа свой ад гравировал испанец Гойя, в серии «Бедствия войны» изображая освободительную борьбу испанцев с оккупантами-французами. На многих листах натурализм и жестокость выходят за рамки человеческого восприятия, но в истории они остались лучшей иллюстрацией «малой войны» — без генералов, глобальной стратегии и побед, но с ужасом, в который ввергает война простого человека, независимо от того, к какой армии он принадлежит. Найти оправдание аду Германа — задача не из легких. Философам будет чем заняться. Простым зрителям стоит хорошо подумать, прежде чем отправляться в это путешествие.

Богатые тоже пишут

Темерев Александр

В этом году почетным гостем 15-й Международной ярмарки интеллектуальной литературы non/fiction в Москве станет Швейцария. Из страны, которая в очередной раз признана самой богатой в мире по уровню доходов на душу населения, в Россию приедут несколько десятков писателей, издателей и книготорговцев, чтобы рассказать о себе

Нынешний футуристический облик библиотека Цюрихского университета обрела девять лет назад благодаря испанскому архитектору Сантьяго Калатрава

Фото: Reuters

В Швейцарии четыре государственных языка: немецкий, французский, итальянский и ретороманский. И если немногочисленные носители последнего отчаянно сражаются за свое самоопределение, то соседние Италия, Франция и Германия обладают мощнейшим культурным потенциалом, поэтому любое произведение, написанное на соответствующем языке, неизбежно попадает в сферу их влияния. Как же в таких условиях маленькой стране удается создавать независимую литературу, выражающую национальный характер?

Стремления к независимости Швейцарии не занимать: конфедерация была основана семь веков назад как альянс равноправных областей (кантонов), поклявшихся защищать друг друга от внешних угроз. Горная местность благоприятствует обороняющейся стороне, и швейцарцам удавалось успешно отстаивать свою автономию на протяжении многих столетий — любой ценой. Сейчас в каждом швейцарском доме, согласно требованию закона, есть бетонированное бомбоубежище, способное противостоять ядерной атаке (это не шутка), а каждый отслуживший в армии и находящийся в запасе обязан хранить личное вооружение (внушительных размеров автомат Sig 550) у себя дома. И действительно, эти автоматы можно встретить почти в каждой швейцарской семье, обычно в шкафу вместе с одеждой. Идея автономии глубоко интегрирована в культуру страны на всех уровнях. Швейцарец не станет покупать иностранный товар, если рядом лежит такой же с надписью «Сделано в Швейцарии» (пусть он втрое дороже). Солнечные батареи, дизель-генераторы и персональные ветряки идут нарасхват, увесистый слиток золота можно без документов купить (и продать) в любом крупном отделении основных швейцарских банков, а выращивать капусту и яблоки на самой дорогой земле мира в окрестностях Женевского озера — почетный героизм, который спонсируется государством.

Швейцарцы нелюбопытны. Именно поэтому страна славится своими банками, международными организациями, шпионскими явками и тайными обществами — швейцарцам совершенно нет дела до чужих секретов. Как, впрочем, и друг до друга — вывести швейцарца на откровенный разговор не проще, чем ограбить цюрихский банк. Парадоксальным образом это нисколько не препятствует подозрительности местных жителей: иностранцы по определению считаются замышляющими какой-нибудь заговор и терпеть их можно лишь по большой необходимости и, как правило, совсем не бесплатно. Увы, необходимость возникает часто: как бы ни хотелось швейцарцам быть полностью изолированными от мира, их высокий уровень жизни во многом напрямую обеспечен иностранным капиталом, хранящимся в местных банках, а политическая независимость — базирующимися здесь международными (то есть кишащими иностранцами) организациями. Налицо конфликт — а что может быть более плодотворным для творчества, чем конфликт?

«Хайди»

Не существует более выразительного описания швейцарской идиллии, чем «Хайди». Это детская книжка, написанная в 1880 году Йоханной Спири и получившая мировую известность (есть и русский перевод). Восьмилетняя Хайди живeт в Швейцарских Альпах со своим дедушкой, среди коз и горных цветов, наслаждается свежим воздухом и полыхающими на закате вершинами. «Почему горный орeл так кричит?» — спрашивает девочка. «А он просто смеeтся над людьми, которые живут в тесноте, деревнях и городах и только и делают друг дружке гадости», — отвечает дедушка и, подражая орлу, говорит: «Если бы каждый из вас шeл своим путeм и поднялся в горы, как я, вам было бы куда лучше!» (эту фразу можно было бы с лeгкой совестью включить прямо в швейцарский гимн — и, проведя пару ночей в каком-нибудь альпийском шале, убедиться, что орeл был совершенно прав). Потом Хайди отправляют учиться в большой и шумный Франкфурт, где она страдает, заболевает лунатизмом, и лишь срочное вмешательство доктора помогает найти средство от болезни — вернуться в Альпы к дедушке и вновь обрести здоровье и отличное расположение духа (впоследствии и сам доктор решает поселиться в горах). Тема возвращения — архетип швейцарской литературы, и то, что мы называем тоской по родине, или ностальгией, во многих языках именуется швейцарской болезнью; до сих пор многие швейцарцы каждый год отправляются в большой мир, чтобы познать его открытия и масштабы, и почти все возвращаются обратно, потому что нет места прекраснее родных гор. На самом деле «Хайди» — очень трогательная и красивая детская повесть, достойная занять место рядом с книгами признанных классиков этого жанра.