Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура - Барбара Такман

Знаменательный поворот в истории восстановления Израиля наступил, когда, начиная с 1604 г., ссыльные пуритане стали обосновываться в Голландии, поскольку, как писал первый историк пуритан Дэниэл, они утверждали, что «лучше уехать в землю Гесем, где бы мы ее ни находили, чем мешкать в сем пленении Египетском, какое существует промеж нас».

В Голландии же на протяжении предшествующего столетия находили убежище беженцы-евреи, изгнанные из Испании и Португалии инквизицией. В Амстердаме возникла процветающая община, насчитывающая многих преуспевающих купцов, которые играли важную роль в торговле с голландскими колониями и в общеевропейской торговле с Левантом. В Голландии иммигранты-пуритане, пошедшие по стопам древних иудеев, познакомились с современными им евреями, а евреи познакомились с этой странной новой разновидностью христиан, которые выступали за свободу вероисповедания для всех, включая евреев. (До тех пор, пока они выступали в роли гонимых, пуритане верили в толерантность, но после прихода к власти разглядели ее недостатки.)

Если оставить в стороне соблюдение тех или иных ритуалов, индепенденты в вопросах доктрины мало чем отличались от иудеев, и этот факт признавали последователи и той, и другой конфессии. В среде крайних пуритан возникали секты, члены которых объявляли себя евреями по вере и обычаю согласно Левитскому закону. Отдельные особо истовые пуритане отправлялись за границу, чтобы учиться у раввинов на континенте и ознакомиться с талмудическими законом и литературой. В 1647 г. Долгий парламент[37] выделил 500 фунтов на покупку книг «весьма великой ценности, недавно привезенных из Италии и находившихся там в библиотеке одного ученого раввина»13.

В силу доктринального сближения с иудаизмом пуритане начали причислять евреев к тем, кто имел право на защиту под знаменем толерантности. Один амстердамский изгнанник Леонард Башер писал об этом в своем трактате «Религиозный мир, или Мольба о свободе совести»14, который увидел свет в 1614 г. и является самой ранней публикацией, выступающей за полную свободу вероисповедания. В более известном трактате «Кровавый догмат преследования по делу совести» (1644) Роджер Уильямс, кратко излагая во вступлении свои принципы, писал: «Такова воля и заповедь Божия со времен прихода Его сына Иисуса, чтобы большинство языческих, иудейских, турецких или антихристианских вероисповеданий было дозволено всем людям всех народов и стран… Господь требует не единообразия религии, дабы вводить и внедрять в любом гражданском государстве… Истинная гражданственность и истинное христианство могут процветать в государстве даже при опущении в нем различных и противоположных верований, будь то иудеев и язычников».

Уильямс писал с другого континента, из «бравого Нового Света» по ту сторону Атлантики. В Англии только сторонники безумных, раскольнических, фанатичных сект, которых епископ Холл называл «сапожниками, портными, шляпниками и подобным им сбродом»15, действительно верили, что такие идеи можно воплотить в жизнь. В пьянящие месяцы 1648 г., последовавшие за «Прайдовой чисткой»[38], «Совет мастеровых» принял резолюцию в пользу «терпимости ко всем религиям, не исключая турок, папистов и иудеев»16. А после идеализм вновь отступил перед политической реальностью. Призыв к свободе вероисповеданий потерялся в борьбе Кромвеля с пуританскими экстремистами. Из страха, что подстегнет этим безумных радикалов, секты, которые требовали его собственного свержения, чтобы расчистить дорогу наступлению царства святых и конца света, он не посмел в законодательном порядке вводить «бравые новые» принципы толерантности. «Я скорее позволю среди нас магометанство, чем допущу, чтобы преследовали одного из детей Божьих»17, — сказал однажды лорд-протектор, но левеллеры и «люди пятой монархии»[39] были для него чересчур радикальны.

Тем временем некоторые теоретики пуританства выработали план возвращения евреев в Англию, чтобы как можно скорее обратить их в христианство под эгидой истинной веры. Что явилось бы более поразительным доказательством благочестивой праведности пуритан для мира в целом, как не это так долго откладываемое событие? От «наших чаяний и надежд на обращение евреев к Христу» придется отказаться — такой аргумент приводил Роджер Уильямс, выступая против насильственного насаждения государственной религии. То, что за обращением евреев последует восстановление Израиля, было положением общепринятой теологии. Еще в 1621 г. появился трактат, озаглавленный «Мировая реставрация, или Призвание евреев, а с ними и всех народов и царств на земле к вере Христовой». Его автором был сэр Генри Финч, королевский адвокат в правление Иакова I, который предсказал реставрацию в ближайшем будущем земного царства евреев и упрочение иудаизма как мировой империи18. Это был и остается первым изо всех английских проектов восстановления Израиля. Согласно одному современнику Финча, Томасу Фуллеру, власти сочли, что книга подразумевает, что «все христианские правители должны отдать свою власть и принести дань империи еврейского народа на земле»19. Учитывая, как болезненно относился Иаков I к королевским прерогативам, стоит ли удивляться, что Финч был вскоре арестован, осужден за государственную измену и освобожден только после того, как отрекся ото всех пассажей, которые можно было счесть ущемляющими или принижающими суверенитет короля.

Невозможно определить, какое влияние оказала, и оказала ли вообще, эта книга. Ее изъятие могло помешать распространению ее идей; с другой стороны, сам факт запрета и суда над автором мог возбудить к ней интерес. В следующем поколении индепенденты — то есть левое крыло пуританства, со временем пришедшее к власти при Кромвеле, — с каждым годом становились все многочисленнее, влиятельнее и разъяреннее. Чем больше крепло в них убеждение, что они являются реинкарнацией богоизбранного народа, призванного вершить волю Божью среди филистян, тем более иудейскими становились их речь и манеры. На головы английских младенцев обрушился шквал имен из Ветхого Завета. Такие имена, как Гай, Майлс, Питер и Джон, уступили место Еноху, Амосу, Обадайе, Иову, Сету и Эли, а Мэри, Мод, Маргарет и Энн проиграли битву Саре, Ребекке, Деворе (совр. Деборе) и Эсфири (совр. Эстер). Есть записи о семействе Чонси в Хертфоршире, шестерых детей в котором крестили Исааком, Икаботом, Сарой, Барнабасом (Варравой), Натаниэлем и Израэлем20. Библию прочесывали от корки до корки, причем особое предпочтение как будто отдавалось самым малоизвестным или труднопроизносимым именам, вроде Зеррубабел или Хаббакук и даже Шадрак, Месхак и Абедего. Драматург Коули, насмехаясь над этой модой, вывел в одной своей пьесе персонажа по имени Куттер, который обращается в пуританство и заявляет: «Отныне нельзя, чтобы я звался Куттером…. Теперь мое имя Абеднего. Мне было видение, которое нашептало мне в замочную скважину: «Иди, назови себя Абеднего»21. В особо большом ходу были имена грешников или страдальцев, предположительно, как своего рода самонаказание. Девочек называли именем Тамар, которая была изнасилована собственным братом, Иаэлью, которая вбила кол от палатки в висок Сисаре, пока он спал в ее шатре, а мальчиков, к примеру, Иовом, на которого обрушилось столько страданий.

Ветхозаветная лихорадка не ограничивалась крестильной купелью. Главным интеллектуальным занятием эпохи стало изучение Библии и толкование ее отрывков, а иврит сделался одним из трех святых языков, необходимых для теологических изысканий, от которых теперь задыхались университеты. Одно постановление от 1644 г. предписывало, чтобы кандидатов на пост пастора даже в самом малом приходе экзаменовали в умении читать Священное Писание на иврите и греческом22. Иврит вторгся даже в начальные школы. В одной пьесе того периода в сатирическом ключе предстает учительница, которая «учит вязать на халдейском и штопать на иврите»23. Милтон начал изучать иврит еще ребенком и в своем эссе «Об образовании» советует преподавать его ученикам начальных школ, «дабы Священное Писание читалось в оригинале». Бесценный источник слухов и сплетен своей эпохи, Джон Обри пишет, что Милтон, когда ослеп, держал при себе человека, который читал ему вслух при пробуждении и отходе ко сну и что «первым делом он слушал иудейскую Библию… а после он предавался размышлениям»24.

Ученый Мэттью Поул обычно вставал в три-четыре часа утра, съедал сырое яйцо и до вечера занимался, готовя свой «Synopsis Criticorum Bibliorum»[40]. Этот монолит, будучи наконец опубликован, заполнил пять томов самого большого формата в общей сложности пять тысяч страниц, напечатанных в две колонки. Пойдя по стопам переводчиков короля Иакова, следующее поколение ученых все больше углублялось в древние языки и фольклор. Как взявшие след гончие, они рыскали по страницам сирийских, халдейских и арабских текстов. Архиепископ Ашер на основе своего изучения древних авторов выработал схему вселенской хронологии. Джон Селдон проследил всех до единого языческих божеств и идолов, упоминаемых в Ветхом Завете, чтобы составить исчерпывающий труд о языческих верованиях. В 1646 г. Эдвард Ли опубликовал «Critica Sacra»[41], самый полный словарь иврита, какой выходил до того момента25. В следующее десятилетие увидел свет огромный «Полиглот, или Многоязычная Библия», гигантское, созданное в соавторстве произведение, использующее в общем и целом девять языков, включая самаритянский, эфиопский и фарси.