Собрание сочинений в десяти томах. Том четвертый. Драмы в прозе - Иоганн Гете

Клавиго. Я — ваш отныне и навеки.

Софи. Я прошу вас на время удалиться, чтобы она могла прийти в себя, не слыша вашего голоса.

Клавиго (обнимая каждого из них). До свидания, до свидания, тысячу поцелуев моему ангелу! (Уходит.)

Бомарше. Может, оно и к лучшему, но я хотел другого исхода. (С улыбкой.) Какое доброе сердце у этой девочки! Должен сказать вам, друзья мои, что наш посланник желал только одного — чтобы Мари простила Клавиго и эта досадная история кончилась счастливым браком.

Жильбер. Что до меня, то я доволен!

Буэнко. Стало быть, он ваш зять, а посему — прощайте! Больше ноги моей не будет в вашем доме.

Бомарше. Сударь!

Жильбер. Буэнко!

Буэнко. Я ненавижу его и готов заявить об этом хоть на Страшном суде. А вы помните, с каким человеком имеете дело! (Уходит.)

Жильбер. Он меланхолик и вечно пророчит беды! Со временем он сменит гнев на милость, когда увидит, что все у нас хорошо.

Бомарше. Однако я слишком поторопился отдать ему бумагу.

Жильбер. Полно, полно вам! Не надо мрачных мыслей! (Уходит.)

АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ

ДОМ КЛАВИГО

Карлос один.

Карлос. Я весьма одобрительно отношусь к тому, что за расточительство и прочие сумасбродства, доказывающие, что человек несколько свихнулся, над ним учреждают официальную опеку. Поскольку так поступает правительство, которое обычно не слишком-то о нас печется, можем ли мы не позаботиться о близком друге? Плохи твои дела, Клавиго! Но у меня еще есть надежда. И если ты хоть вполовину так податлив, как некогда, я еще успею спасти тебя от сумасбродного шага, который при твоей живой и впечатлительной натуре станет для тебя величайшим несчастьем и раньше времени сведет тебя в могилу. А, вот и он.

Клавиго входит в задумчивости.

Клавиго. Добрый день, Карлос.

Карлос. Как горестно и вымученно ты приветствуешь меня. Уж не от невесты ли ты возвращаешься в таком расположении духа?

Клавиго. Она — ангел! И все они — превосходные люди!

Карлос. Надеюсь, вы не очень спешите со свадьбой и я еще успею заказать себе расшитый камзол?

Клавиго. Не пойму, шутишь ты или говоришь серьезно, но наши гости не будут щеголять в расшитых камзолах.

Карлос. Охотно верю.

Клавиго. Радость и дружеская гармония — вот что станет лучшим украшением этого торжества.

Карлос. Вы собираетесь устроить тихую и скромную свадьбу?

Клавиго. Как и подобает людям, уверенным, что счастье заложено в них самих.

Карлос. В данных обстоятельствах это похвально.

Клавиго. Что ты понимаешь под «данными обстоятельствами»?

Карлос. То, как это дело делается и что из него вытекает.

Клавиго. Послушай, Карлос, мне претит сдержанно-таинственный тон между друзьями. Я знаю, ты против этого брака, посему выскажи прямо, что у тебя на душе, какие у тебя возражения и что значит твое «как это дело делается и что из него вытекает»?

Карлос. В жизни мы нередко сталкиваемся с неожиданным и странным, да и что хорошего, если бы все катилось по наезженной дороге? Нечему было бы удивляться, не о чем судачить, да и позлословить в обществе не пришлось бы.

Клавиго. Шуму, конечно, будет немало.

Карлос. Бракосочетание Клавиго! Еще бы! Сколько девушек в Мадриде тебя подстерегают, надеются тебя изловить, а ты преподнесешь им такой сюрприз.

Клавиго. Да, это уже неизбежно.

Карлос. Но странновато. Я мало знал мужчин, которые нравились бы женщинам больше, чем ты. Девушки разных сословий с утра до вечера только и думают, как бы тебя окрутить. Одна делает ставку на свою красоту, другая — на богатство, на знатность, на живость своего ума, а не то и на родственные связи. Каких только я не наслушался комплиментов в твой адрес! Ведь, по правде сказать, ни мой курносый нос, ни курчавые волосы, ни тем более мое общеизвестное презрение к женщинам не могли бы снискать мне подобных комплиментов.

Клавиго. Ты смеешься надо мной.

Карлос. Я бы молчал, если бы у меня в руках не перебывали всевозможные поручения и предложения, написанные и нацарапанные их собственными нежными лапками и такие безграмотные, какими только и могут быть любовные записки девушек. А сколько хорошеньких дуэний доставалось на мою долю при этих оказиях!

Клавиго. И ты ни слова мне не говорил!

Карлос. Не хотел занимать тебя такими пустяками и не мог тебе посоветовать серьезно заняться хоть одной из этих девиц. О Клавиго, твоя судьба волновала меня не меньше, чем моя собственная! Ты мой единственный друг, все люди мне противны, но похоже, что скоро и ты мне опротивеешь.

Клавиго. Успокойся, пожалуйста.

Карлос. Если у человека сгорел дом, который он строил добрый десяток лет, стоит ли посылать к нему духовника с проповедью христианского смирения? Собственно говоря, интересоваться надо только самим собой, люди не стоят того, чтобы…

Клавиго. Тебя опять одолевают мрачные мысли!

Карлос. И кто же в этом виноват, как не ты? Сколько раз я говорил себе: на что ему сейчас даже самый выгодный брак? Для обыкновенного человека он уже достиг всего, что можно, но с его умом, с его талантами было бы безответственно, даже преступно остановиться на достигнутом. И я начал строить планы. Мало на свете людей, думалось мне, столь предприимчивых и гибких, столь умных и трудолюбивых. Ему любое дело по плечу. Как архивариус он быстро приобретет важнейшие знания, сумеет сделаться необходимым при дворе, а в случае каких-либо перемен — и министром.

Клавиго. Признаюсь, и меня нередко посещали такие мечты.

Карлос. Мечты! Ежели я подхожу к башне с твердым намерением на нее взобраться, то и уйду не раньше, чем осуществлю это намерение, вот так же и ты сумеешь преодолеть любые трудности. А в дальнейшем все уже не страшно. У тебя нет наследственного состояния, но так оно, пожалуй, и лучше. Ты больше будешь стараться его приобрести и заботливее его хранить. Тот, кто взимает пошлину, а сам сидит без гроша — простофиля. К тому же я не понимаю, почему страна платит дань королю, а не министрам. Король дает ей свое имя, а те — все свои силы. Обдумав это, я мысленно стал подыскивать для тебя хорошую партию. Многие знатные семьи закроют глаза на твое происхождение, а богачи рады будут тряхнуть мошной для поддержки твоего высокого сана и, таким образом, разделить блеск и великолепие, я бы сказал, второго короля… а теперь…

Клавиго. Ты неправильно судишь и не в меру принижаешь мое нынешнее положение. Почему ты думаешь, что я не могу и сейчас продвигаться вперед, не могу шагнуть еще выше?

Карлос. Друг мой, попробуй вырви сердцевину из растения — оно будет давать все новые и новые боковые побеги, возможно, разрастется в пышный куст, но гордый, царственный рост ствола приостановится. Кстати, не воображай, что при дворе безразлично отнесутся к такому браку. Вспомни, какие люди тебе советовали не встречаться более с Мари, порвать с нею. Вспомни, кто подал тебе весьма неглупую мысль ее покинуть? Хочешь, я всех их пересчитаю по пальцам?

Клавиго. Меня уже мучила мысль, что мало кто одобрительно отнесется к моей женитьбе.

Карлос. Никто! А разве могли твои знатные друзья не возмутиться, что ты, не поговорив, не посоветовавшись с ними, поступил как глупый мальчишка, отдавший на рынке все свои деньги за кулек червивых орехов?

Клавиго. Это некрасиво, Карлос, и преувеличено.

Карлос. Ничуть. Я вполне понимаю, что объятый страстью человек может натворить глупостей. К примеру, жениться на служанке, потому что она красива, как ангел! Ладно, люди будут его порицать, но будут и завидовать.

Клавиго. У тебя вечно — люди, люди.

Карлос. Ты знаешь, я не робкого десятка и не ищу всеобщего одобрения, но вечная истина остается в силе: кто ничего не делает для других — ничего не делает и для себя, и, если люди тобой не восхищаются или не завидуют тебе, то и счастья у тебя не будет.

Клавиго. Свет судит поверхностно. О, право же, нельзя не позавидовать тому, кто владеет сердцем Мари.

Карлос. Какова поверхность, таков и предмет. Но я, разумеется, полагал, что должны в ней быть какие-то скрытые качества, которые заставили бы нас всех позавидовать твоему счастью. Однако по тому, что мы видим своими глазами, по тому, что постигает наш разум…