Уцелевший - Эрик Хелм

Лакей достал из буфета серебряный поднос. На подносе красовался высокий стакан, до краев полный пенистой пахучей жидкостью.

— Господин де Ришло разъяснили, сэр, — сказал Макс почтительно, — что у вас невралгия. Велели обязательно и непременно выпить вот этого. Как жаль, вы так молоды, сэр, и уже страдаете от подобной напасти... Ладно, мы, старики. Но уж вам-то грешно, право слово. Попробуйте. Ей-ей, вкус очень приятен. Похоже на сок гренадильи. Клянусь, не пожалеете. А помогает-то как!..

Рекс подозрительно оглядел стакан и не без опаски пригубил загадочную смесь. Макс явно преуменьшил, расхваливая: настой оказался восхитителен.

— Иногда джентльмены предпочитают молоко, — заговорщически шепнул Макс, — а иногда — просто рассол от пикулей. Но уверен: его светлость понимает в лечении лучше остальных...

— Все-то вы знаете, старый ворчун, — осклабился Рекс, возвращая опустевший стакан на место. — Не пьянствовали мы ночь напролет. Но лучше бы пьянствовали...

— Ну уж нет, сэр! Кстати, не мое это дело, да только сдается, господин Аарон был немного не в себе, если можно так выразиться, когда... гм!.. явился к нам после ужина.

— Да... конечно. Вы же устраивали гостя на ночь, я и позабыл.

Макс виновато потупился. Добрый старик был совершенно уверен, будто напутал, совершил неправильный, глупый поступок, срезав непонятный медальон с шеи Саймона. Тот, на хмельную голову, оскорбился и бежал, разъяренный.

Старик закашлялся и побыстрее сменил тему:

— Их светлость велели передать вам, сэр, что прогулочный роллс-ройс целиком и полностью отдается в ваше распоряжение. И второй шофер тоже, коль скоро не пожелаете править сами.

— Разумеется, пожелаю. Распорядитесь подать автомобиль к парадному, хорошо?

— Вот и чудесно, сэр. А теперь я, с вашего дозволения, откланяюсь и отправлюсь в Пенгбурн, подготовить коттедж к вашему приезду.

— О’кэй, Макс. Увидимся позже... надеюсь.

Рекс выбрал и закурил сигарету. Он чувствовал себя гораздо лучше и свежее.

Любопытно, какие травы использует герцог в этом снадобье для оживления мертвецов? Макс говорил, похоже на гренадильи... Превосходный тоник!

Рекс откинулся и начал обдумывать предстоящую атаку на гостиницу Кларидж.

Только бы удалось повстречать Танит и поговорить с нею. Но каким же образом? Разыскать настоящее имя девушки среди перечня постояльцев? Нельзя. Если послать наверх свою визитную карточку и попросить о свидании, Танит просто-напросто не захочет принимать вчерашнего знакомца. Почти наверняка. Они, по сути, устроили в доме Саймона побоище, расстроили собрание — каковы бы ни были цели собравшихся, — а сама девушка связана с Мокатой и заранее полагает Рекса противником. Преодолеть враждебное отношение можно при личной встрече, но добьешься ли доступа? Следует, пожалуй, порасспрашивать посыльных...

В конце концов, Рекс порешил отправиться в Кларидж, поудобнее расположиться в холле, не терять из виду лифты и дождаться появления Танит. Не Бог весть что, но лучшего замысла у американца не было. Едва ли приехавшая в Лондон женщина усидит в номере весь день напролет. Следует проявить выдержку и хладнокровие. Прогонит прочь — тем хуже. Пускай сам де Ришло попробует изобрести другой порядок действий.

Привыкший к широким, скоростным шоссе родного штата, Рекс ругался напропалую, пробивая себе дорогу сквозь плотный, непрерывный транспортный поток, не спеша струившийся по сравнительно, достаточно и очень тесным улицам, улочкам, переулкам. Но всему приходит конец. Обменявшись двумя-тремя словами с приветливым швейцаром, Рекс попросил разрешения запарковать роллс-ройс у самого входа в отель.

— Да хоть на неделю, сударь, — добродушно ответил служащий.

Ван Рину подсознательно хотелось оставить машину поближе.

* * *

Молния поразила голову Торбьерна-Волчьей Шкуры далеко за полночь, ударила с изумительно ясного звездного неба, обуглила пику, нырнула в дикий камень толстенной башенной стены, спаянный на долгие века известью, которую замешивали на сыворотке и яичном белке. Сотрясла замок Хлафордстон сверху донизу, от зубцов парапета и — до глубочайших подземных казематов, до потайных каменных мешков, где издавна тлели всеми забытые скелеты неведомых узников, ибо норманнский пришелец так и не узнал от убитого им саксонского тана о многих и многих секретах замка, взятого с бою и ставшего достоянием новой фамилии.

Дозорный потихоньку дремал, прислонясь к зубцу и, сброшенный с ног в тяжелом полусне, покатился по гулким плитам, звеня кольчугой. Это спасло ему жизнь: Бертран де Монсеррат, снедаемый не слишком веселыми раздумьями, томился от бессонницы. Осушив несколько добрых кубков, рыцарь угрюмо направился проверять караулы. Проверка продвигалась от замкового двора к нижним помещениям, а оттуда — вдоль стены, по периметру бастионов. Удостоверившись в безупречной службе латников, де Монсеррат замкнул неторопливый круг и решил заглянуть на площадку главной башни.

Площадка была самым высоким, безопасным и неприступным местом во всем Хлафордстоне, и пожилой Ансельм решил немного прикорнуть, справедливо полагая, что часовому на эдакой верхотуре окромя собственных отцов-начальников опасаться нечего и некого, а на изощренный в долгих боевых трудах слух седовласый латник полагался всецело.

Само по себе рассуждение Ансельма было, повторим, справедливо, но, как явствует из описываемого, дозорный обманулся. Так или иначе, старику было несдобровать: вольностей на посту барон не прощал и неукоснительно карал за них плахой, а кружка темного эля, пропущенная перед заступлением на стражу, притупила бессознательную собачью бдительность латника.

Удар молнии спас Ансельму жизнь, однако не рассудок.

На виду у закаленного, давно уже почти равнодушного ко всему, кроме выпивки да сна ветерана лицо Торбьерна замерцало жутким фосфорическим светом. Раздался отчетливый, натужный скрип. Голова казненного поворачивалась на пике, будто на шее. Оцепеневший Ансельм пытался крикнуть, призвать помощь, но мертвый варяг устремил горящий взор прямо ему в глаза...

* * *

Бертран пошатнулся и едва не слетел стремглав по крутой винтовой лестнице. Он ударился о стену, потерял равновесие и неминуемо скатился бы, не угоди обтянутая плетеной стальной перчаткой рука в узенький проем оказавшейся рядом бойницы. Де Монсеррат вцепился в толстый прут, стягивавший камни для пущей надежности, обрел неожиданную точку опоры. Увлекаемый собственной тяжестью, описал полукруг, едва не вывихнув при этом кисть, опять ударился о стену полутора ярдами ниже, охнул и неуклюже сел на ступеньку.