Хочу съесть твою поджелудочную - Сумино Ёру

—  [???]?..

Пока я слушал, мне впервые открылись мои истинные чувства по отношению к ней, запрятанные глубоко-глубоко, в самом дальнем уголке души. Обрати я на них внимание — тут же бы им отдался, и они бы заполнили моё сердце целиком, но до сих пор я их не замечал. Потому что я трус.

В них заключался ответ, который я безуспешно искал последние несколько дней, — а на самом деле постоянно.

«Я бы хотел…»

Я всеми силами не давал словам вырваться.

— На самом деле…

— О, наконец-то ты заговорил! Что, [???]?

— На самом деле ты многому меня учишь.

— Ой! Ты чего это вдруг? Мне прям неловко!

— Говорю от чистого сердца. Спасибо.

— У тебя жар?

Она приложила ладонь к моему лбу. Температура, разумеется, была нормальной, и Сакура озадаченно склонила голову набок. Как будто про жар она предположила не в переносном смысле, а в самом прямом. Мне стало смешно, и я засмеялся. Видя это, она снова поднесла ладонь ко лбу. Я снова засмеялся. И снова, и по кругу.

До чего весело! Потому что со мной она.

Сакура наконец поняла, что жара у меня нет. К счастью, я пришёл не с пустыми руками — купил ломтики ананаса и сейчас предложил их съесть.

Она расцвела от радости: в прошлое посещение она намекала, что в следующий раз не прочь полакомиться ананасом.

Мы с удовольствием принялись за еду, и тут она вздохнула:

— Ну почему мне не везёт?

— Ты о «Правде или действии»? Я и без игры готов ответить на любой твой вопрос — если, конечно, смогу.

— Не надо. Сыграли как сыграли, — наотрез отказалась она. У меня, как обычно, не было ни малейшей догадки, о чём она хотела спросить.

Мы перекусили, я объяснил ей, что нового нам поведали на дополнительных занятиях, а затем, по заведённой традиции, настал черёд для минутки восхищения фокусами.

С прошлого раза времени прошло мало, и потому она показала простой фокус с использованием магического реквизита. Я в фокусах разбирался плохо и, как всегда, искренне поразился увиденному. Мне открылась новая сторона моей души, которую я ещё недавно не замечал, и во время представления, как и во время урока, я не сводил глаз с Сакуры.

— Что ж, мне пора. А ещё я проголодался.

— Ну-у! Уже уходишь? — запротестовала она, раскачиваясь на месте, как ребёнок. Похоже, скуку от одиночного заключения в больничной палате она ненавидела ещё больше, чем я мог себе представить.

— Тебе скоро обедать. К тому же придёт Кёко, а я не хочу, чтобы меня съели.

— Бережёшь поджелудочную?

— Возможно.

Я поднялся, представляя, как меня пожирает плотоядный зверь, но задержался при звуках её голоса:

— Постой! Погоди немного. Последняя просьба.

Сакура поманила меня рукой. Не ожидая подвоха, я подошёл ближе, и она — с виду безо всякого злого умысла, или стеснения, или задней мысли, или тайного желания, или раскаяния, или чувства вины — приподнялась на кровати и обняла меня.

Ничто не предвещало такого поступка, но я не удивился. С поразительным для себя самого хладнокровием я положил подбородок ей на плечо. Как же сладко от неё пахло.

— Слушай…

— Как в прошлый раз не будет. Я тебя не разыгрываю.

— Тогда зачем?

— Да что-то в последнее время так и тянет к людскому теплу!

То, как она это сказала, придало мне некоторую уверенность.

— Знаешь, меня давно мучает один вопрос…

— Насчёт моих трёх размеров? То-то ты к груди прижался.

— Ты совсем дура?

— Ха-ха-ха!

— Мне кажется, ты какая-то чудна́я. Что-то случилось?

Обнимаясь с ней, а точнее сказать, попавшись в её объятия, я ждал ответа. В отличие от прошлого раза, я не считал, что надо мной потешаются, — наоборот, я с готовностью отдал бы столько тепла своего тела, сколько бы понадобилось.

Она дважды медленно покачала головой.

— He-а… Ничегошеньки!

Я, разумеется, ей не поверил. Но мне не хватило мужества заставить её сказать то, о чём ей говорить не хотелось.

— Я просто хотела ощутить правду и обыденность, которые ты мне даёшь.

— Ясно…

Впрочем, обладай я таким неуместным мужеством или не обладай, в тот момент мне не дано было узнать, что творилось у Сакуры на душе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Потому что он выдался предательски неудачным.

Когда Сакура замолчала, у меня за спиной раздался рёв дикого зверя.

— Сакура-а!.. Приве… Ты?.. Сегодня?!

Я оттолкнул её на кровать — раздалось громкое «Ай!» — и обернулся. У двери стояла и смотрела на меня моя одноклассница, видом напоминавшая самого Сатану. Да и моё лицо наверняка свело судорогой. Попытавшись сбежать от подбирающейся ко мне госпожи лучшей подруги, я отступил назад и упёрся в кровать.

Когда положение стало безвыходным и моя одноклассница нацелилась схватить меня за ворот, подоспела помощь. Сакура проворно соскочила с кровати и крепко обняла Кёко.

— Я её успокою!

— Угу. Пока!

Словно удирая от лучшей подруги Сакуры — собственно, именно что удирая, — я выскочил из палаты. Как я к ней ни приду, всякий раз приходится убегать. Напоследок я открыто проигнорировал громкий визг подруги, выкрикивающей мою фамилию, и на этом закончилось моё третье посещение Сакуры в больнице. Мне казалось, что приторный аромат теперь исходит и от меня.

«Так и знал», — сказал бы я, если бы мог рассуждать об этом с холодной головой, но следующим вечером, в воскресенье, Сакура прислала мне письмо, в котором подтвердила, что кое-что скрыла от меня в тот день.

Глава 7

К тому, что её пребывание в больнице затянулось, Сакура отнеслась с удивительным безразличием. Похоже, для неё это не стало неожиданностью, и мне немного полегчало. Потому что, признаюсь про себя, сам я весь извёлся.

Во второй половине дня во вторник, после дополнительных занятий, я пришёл её навестить. Дополнительные занятия тоже скоро заканчивались.

— Уже больше половины каникул позади! — сказала она таким тоном, будто только об этом и сожалела. Будто давала мне понять, что, по правде, только об этом и сожалеет.

Погода была ясной. Палата, где работал кондиционер, стала нам убежищем, защищавшим от солнечного света, и меня это почему-то нервировало.

— Как там Кёко?

— Может, мне и мерещится, но по сравнению с прошлой неделей её взгляд стал ещё пронзительней. С другой стороны, твои объяснения подействовали на неё, как дротик с транквилизатором, и пока что она на меня не кидается.

— Не говори о моей лучшей подруге, как о диком звере!

— Она не смотрит на тебя так, как на меня. Притворяется домашней кошечкой, а на деле — львица, дикий представитель семейства кошачьих.

О том, что случилось на прошлой неделе в книжном магазине, я Сакуре не рассказал.

Я вытряхнул консервированные персики — мой сегодняшний гостинец — из банки в плошки, и мы вместе на них набросились. Сладкий сироп почему-то напоминал мне о младших классах школы.

Жуя непривычно жёлтые персики, Сакура выглянула в окно.

— Зачем ты в такой погожий день притащился в больницу? Шёл бы играть в вышибалы, например.

— Во-первых, ты меня позвала. Во-вторых, я не играю в вышибалы с младших классов. В-третьих, играть мне не с кем. Выбирай один пункт из перечисленных.

— Выбираю все.

— Жадина. Забирай тогда и последний персик.

Улыбаясь, как ребёнок, она насадила персик на вилку и целиком запихнула в рот. Я положил тарелку, вилку и банку в раковину в углу палаты. Если их здесь оставить, после их приберёт медсестра. Еду также приносили в палату, и, если бы Сакура не страдала от болезни, это место сошло бы за VIP-номер в гостинице.

В качестве дополнительной услуги из VIP-пакета я совершенно бесплатно с ней занимался. Как и всегда, Сакура тщательно, хотя и с видимой неохотой, записывала за мной в тетрадь. Как-то я спросил, чем вызвана необходимость учиться. Ей ведь не придётся сдавать вступительные экзамены. Она ответила, что, если её оценки внезапно снизятся, окружающие что-нибудь заподозрят. Так я понял, почему мне ни при каких условиях не хочется прилагать особых усилий к учёбе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})