Хочу съесть твою поджелудочную - Сумино Ёру

— Всем не всем, а Кёко расскажи. А то я её боюсь.

— Да уж сказала. Она очень заботливая подруга и потому считает, что ты пытаешься запудрить мне мозги.

— Видимо, ты не умеешь доносить до людей информацию без искажений. Кёко вроде умная девушка.

— О, не иначе, ты от неё в полном восторге. Собираешься забавляться с ней после моей смерти? Ты даже мне противен!

Поедая мандарин, я со скучающим видом наблюдал за её преувеличенно бурной реакцией. Надувшись, она пересела на другое место на кровати, и я снова засмеялся.

— Ладно, к сегодняшним фокусам.

На этот раз она показала, как научилась манипулировать монеткой, заставляя её то исчезнуть, то появиться вновь. Программа не обошлась без заминок, но, как и прежде, для новичка она справилась на отлично. Мне даже подумалось, что у неё особый талант, — впрочем, я в этом ничего не смыслил.

— Я только и делаю, что упражняюсь! Времени-то нет!

«Упражняешься ты как раз потому, что время у тебя есть», — хотел было я деликатно её поддеть, но решил дать ей понять — шутками меня не проймёшь — и ответил уклончиво:

— Пожалуй, через год ты и правда покажешь что-нибудь сногсшибательное.

— Да… Наверное… — произнесла она со странными паузами. Возможно, ей не понравилось, что я не поддержал её шутку. Пришлось честно похвалить её усилия и достигнутые успехи. Она довольно рассмеялась.

На этом мой второй визит к ней в больницу закончился без происшествий.

Происшествие, затронувшее меня лично, случилось по дороге домой.

Такое уж я существо, что моими самыми любимыми местами на земле можно смело назвать книжные магазины. В тот день, возвращаясь из больницы, я тоже завернул в книжный. Внутри вовсю трудился кондиционер, и я решил подобрать себе чего-нибудь почитать. К счастью, сегодня меня не сопровождала девушка, которой пришлось бы томиться в ожидании, и я мог потратить столько времени, сколько потребуется.

Мне нечем гордиться, но в одном я уверен — в своей способности концентрироваться на чтении. Пока мне не подсунут жвачку или пока не заиграет засевшая в печёнках мелодия школьного звонка, я не покину свой собственный мир и продолжу читать книгу, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Будь я травоядным животным, наверняка бы замечтался о других мирах, и меня тотчас бы слопал незаметно подобравшийся хищник.

Поэтому, только когда я закончил читать рассказ из выбранного мною сборника и после долгого перерыва вернулся в реальность, где болезнь лишает девочек жизни, я кое-что заметил.

Рядом со мной стояла львица.

Я чуть не подпрыгнул от удивления и испуга. На плече у лучшей подруги висела большая сумка, сама она смотрела в открытую книгу у себя в руке. Но я понял, что её мысли явно заняты тем, как бы меня прикончить.

Вдруг мне удастся сбежать, если я бесшумно отойду в сторонку? Мою и без того робкую надежду подстрелили на взлёте.

— Как ты относишься к Сакуре?

Лучшая подруга даже не поздоровалась, а в её единственной фразе ощущалась сила, способная при неверном ответе разорвать на части.

Я замялся, чувствуя, как по спине заструился холодный пот. Какой ответ будет правильным? Но, подумав, я осознал: вопрос был продиктован исключительно заботой о Сакуре. И на эту преданность я мог откликнуться единственным способом — сказать честно:

— Не знаю.

Неизвестно почему, но следующие несколько десятков секунд прошли в молчании — то ли подруга колебалась, то ли давала разгореться своей ярости, а затем я заметил, что моя рука зажата в львиных когтях. От грубого рывка я качнулся вперёд, а лучшая подруга угрожающим тоном произнесла:

— Как бы она себя ни вела, её вдвое проще обидеть, чем других. Если ты не относишься к ней всерьёз — отвали. Если причинишь ей боль — я тебя убью.

В младших и средних классах дети легко бросаются словом «убью», чтобы запугать противника, но здесь было иначе. В заявлении лучшей подруги чётко слышалось: «Я не шучу». Меня передёрнуло.

Не промолвив больше ни слова, она удалилась. Я отчаянно пытался как-то унять бешено стучащее сердце и в итоге не мог сдвинуться с места до тех пор, пока в магазин случайно не забрёл мой одноклассник и не предложил мне жвачку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В тот вечер я по-настоящему задумался над тем, как же я отношусь к Сакуре. Но не нашёл и подобия ответа.

На следующий день после того, как меня чуть не съели в книжном магазине, Сакура внезапно прислала мне письмо с просьбой прийти. Что было необычно — в прошлые два раза она звала меня в больницу за день до визита. Я испугался, что с ней что-то стряслось, но нет — как только я появился, она с решительной улыбкой сказала:

— Давай сбежим из больницы?

Ей просто захотелось срочно поделиться со мной придуманной шалостью.

— Нет уж, я пока не хочу становиться убийцей.

— Да брось. Ты помогаешь умирающей возлюбленной сбежать из больницы, но по дороге её настигает смерть. Привычное клише, никто тебя не осудит.

— По твоей логике, если незнакомый человек якобы просит его толкнуть и я спихну его в кипяток, меня тоже не осудят?

— А разве нет?

— Разве нет. Это преступление, причинение телесных повреждений. Так что побег из больницы проворачивай с тем своим любовником, кому не жалко укоротить твою жизнь.

Она фыркнула и с довольно искренним разочарованием покрутила на пальце резинку, которой стягивала волосы. Я огорчился. Неужто она считала, что я соглашусь подвергнуть её опасности? А ещё я удивился. Как она могла, пусть даже в шутку, предложить такую глупость — рисковать собственной жизнью, когда её дни и так сочтены?

А вдруг она не шутила? Я посмотрел на её неизменную улыбку, и меня охватило слабое, едва уловимое чувство тревоги.

После она предложила: «Давай сбежим из палаты», и мы вместе отправились в магазинчик на третьем этаже. Она шла передо мной и бережно, чтобы не порвалась тянущаяся от правой руки трубка, катила капельницу, похожую на микрофонную стойку. С виду — типичный пациент больницы. Так мне казалось.

Мы сидели на кушетке недалеко от магазинчика и ели фруктовый лёд, когда она неожиданно завела странный разговор. Почему и отчего — я не понял.

— Знаешь, почему сакура расцветает весной?

— Ты о себе? Если да, то я не понимаю вопроса.

— Нет, конечно! Я хоть раз говорила о себе в третьем лице? Постой, неужели у тебя есть другая по имени Сакура?.. Вот же гулящий тип! Лучше бы ты умер.

— Не сталкивай меня под поезд, чтобы было с кем проводить свободное время на небесах. Пусть уж лучше тебя похоронят в день «томобики», приносящий несчастья друзьям[28].

— Ни за что! Я хочу, чтобы мои друзья жили дальше.

— Тогда напиши и сдай мне сочинение на тему, почему мне лучше умереть. Ладно, мы вроде о том, почему сакура расцветает весной? Наверное, потому, что такова особенность этого вида растений.

На мой более чем содержательный ответ она презрительно засмеялась, будто бы от всего сердца считая меня идиотом. Я с большим трудом подавил желание вмазать ей по носу бруском фруктового льда с лимонным вкусом, который держал в руке.

Заметив, похоже, моё недовольство, она беззаботно хихикнула и разъяснила, что пыталась сказать:

— Объясняю. Приблизительно через три месяца после того, как опадут лепестки сакуры, завязываются новые цветы. Но почки на время погружаются в спячку. Ждут, пока потеплеет, а затем разом распускаются. Иначе говоря, они дожидаются поры, когда им положено цвести. Правда, замечательно?

«Не слишком ли большая натяжка — видеть в особенностях цветка проявление замысла?» — слушая её, подумал я. Да и ждут они только насекомых и птиц, разносящих пыльцу. Но я не стал придираться. Потому что посмотрел с другой точки зрения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Понятно. Для тебя точнее имени не придумаешь.

— Потому что я такая же красивая? Ой, ты меня смущаешь…

— Нет. Цветок по собственному выбору цветёт весной. Ты считаешь, что наша встреча и события вокруг нас не случайны, а определяются нашим выбором. Поэтому мне кажется, что название цветка в точности подходит тебе как имя.