Пропавшие девушки - Джессика Кьярелла

«Убедить?» — думаю я. Но в чем? Связать убийство Сары с исчезновением Мэгги? Попробовать доказать невиновность Колина Маккарти? Или просто дать понять, что вся история целиком достаточно интересна, чтобы вытянуть наш второй сезон, даже если мы не уверены ни в первом, ни во втором?

Ну, я хотя бы знаю, как начать. Я достаточно давно занимаюсь подкастом, чтобы знать: все определяет нарратив. Попросив меня начать с самого начала, Андреа имеет в виду именно это. Не просто с начала дела Колина, но с начала моей истории. Какова бы ни была моя роль во всем этом, я должна ее сыграть. И я — та, кому доверяют наши слушатели, независимо от того, достойна я этого или нет. Вергилий в этом особом аду.

— Итак, было утро после церемонии награждения АПА, — говорю я в микрофон.

Андреа едва заметно кивает. Именно это она и хотела услышать. Я начинаю с рассказа о загадочном звонке Авы, о своих первых впечатлениях от нее, когда она вошла в бар, о том, как я обнаружила, насколько близко дом на Гэлли-роуд расположен к дому, где я выросла, как Ава убедила меня рассмотреть дело Колина.

— И она права, — продолжаю я. — В материалах по делу есть нестыковки. Что бы ни произошло в той квартире, все не так однозначно, как утверждает прокурор.

— То есть ты думаешь, что одного светлого волоса в ванной Сары Кетчум достаточно, чтобы возникли обоснованные сомнения? — уточняет Андреа.

Она явно в восторге от возможности сыграть роль прокурора в данном случае, хотя хорошо это скрывает. Андреа наверняка затянуло бы в мир юриспруденции, если бы журналистика не добралась до нее раньше.

— Самого по себе? Вряд ли, — говорю я. — Но если принять во внимание другие неучтенные детали этого дела — например, как Колину удалось перевезти тело в рамках установленной полицейским управлением Чикаго хронологии событий? — все вдруг начинает казаться притянутым за уши. А если учесть внешнее сходство Сары и Мэгги, а также близость их проживания…

Замолкаю, потому что это самый слабый из всех моих аргументов. Нельзя допустить, чтобы все выглядело так, будто мне слишком сильно хочется связать эти два дела. Я не могу выставить напоказ собственное неуемное желание получить ответы. Наши критики будут требовать беспристрастности. Пытаюсь осторожно подобрать слова.

— Слушай, эти два преступления действительно были совершены с интервалом во много лет. Но если бы это было не так, если бы между ними прошло хотя бы на пару лет меньше, сходство стало бы более очевидным, как только Сару объявили в розыск. Против только два фактора: время и осуждение Колина Маккарти за убийство Сары. Но если бы полиция Чикаго не сосредоточила все свое внимание только на Колине, у нас было бы два нераскрытых преступления против молодых девушек, внешне очень похожих. Обе какое-то время жили по соседству, обеих забрал мужчина на машине примерно в одно и то же время суток. Так что я думаю, это стоит расследовать. Мне кажется, тут с первого взгляда не все так ясно…

— Хорошо, допустим, все это правда… — говорит Андреа, но я уже вижу, что поймала ее. Ее колено дергается под столом. Сдерживаемая энергия, которую необходимо пустить в нужное русло. — Как думаешь, с чего начать? Этому делу уже семь лет, а Колин уже проиграл две апелляции.

— Думаю, у нас преимущество, потому что нам есть с чем сравнить это дело. Если предположить, что Сара и Мэгги были каким-то образом связаны, то начать стоит именно с этого. Попытаться как можно больше узнать о Саре Кетчум и разобраться, насколько на самом деле крепка связь между ними.

— Хорошо, — отвечает Андреа. — Ну что ж, пожалуй, начнем.

Она нажимает на клавишу, выключая запись, и снимает наушники. Я тоже.

— Что думаешь? — спрашиваю я, как будто уже битый час не говорила с Андреа. Как будто только сейчас намереваюсь добраться до настоящей Андреа.

— Сколько кофе ты выпила? — спрашивает она.

— А что, я выгляжу маниакально?

Ответ: уже три чашки. Но ей я этого не скажу.

— Не очень. Просто я не хочу, чтобы казалось, будто ты воспринимаешь все слишком близко к сердцу.

— Кто бы говорил, — отвечаю я, указывая на ее дергающееся колено.

Колено замирает. Однако у Андреа все на лице написано. Стоит ей попытаться контролировать один выдающий ее жест, как появляется другой. Всего через несколько минут она начнет кусать ногти или дергать молнию толстовки.

— Знаешь… — говорит она, но потом замолкает, словно сомневаясь, стоит ли продолжать.

— Что?

— Ничего, — говорит она. А потом: — Мне звонил Эрик.

— Мой Эрик? — спрашиваю я и тут же упрекаю себя: он уже не мой.

— Да, — отвечает Андреа. По-моему, доброжелательным тоном. — Сказал, давно с тобой не общался.

— Ну, мы же разводимся… Не думаю, что сейчас подходящее время для общения.

— Думаю, он бы оценил периодическое доказательство того, что ты жива.

Закатываю глаза.

— Постараюсь почаще обновлять Инстаграм.

— Честно говоря, я сомневалась, отвечать ли на звонок, — добавляет она. — В смысле, надо ли мне его игнорировать? Ты не объяснила, насколько мне следует на него злиться.

— Вообще не следует, — отвечаю я, хотя мысль о праведном гневе Андреа, направленном в мою защиту, весьма соблазнительна. Но Эрик этого не заслужил. — Он не виноват.

— Дорогуша, я сама в браке, — отвечает она. — Так что мне трудно в это поверить. К тому же все говорят, измена — всего лишь симптом более серьезной проблемы.

«Симптом более серьезной проблемы», — думаю я. Или тысячи крошечных проблемок, всей правды, которую я все эти годы утаивала от него.

— Конечно, так и есть, — отвечаю я.

В отличие от Андреа я хорошо скрываю то, что может меня выдать. Если мои тайны прорываются на поверхность, это потому, что внутри у меня началось землетрясение. От такого количества энергии переворачивается весь мир.

Эрик не виноват, что я так долго скрывала от него все это. Он вошел в мою жизнь именно в то время, когда я пыталась определить, кем хочу быть вне Сатклифф-Хайтс и подальше от людей, знавших меня только как сестру Мэгги Риз. В двадцать один год Эрик был потрясающе серьезен. Изучал экономику в Северо-западном университете и вел себя как мужчина средних лет в роскошном теле игрока в лакросс из старшей школы.

И мне так нравилось, что я представляю для него загадку. Его упорядоченному разуму, казалось, было трудно разгадать меня. Он хмурился в ответ на мое безрассудство и сарказм и то, что я поцеловала его прямо во время второго свидания, а не стала