Две дамы и король - Ольга Играева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Валентина Каюмовна, — обратился к ней Занозин, — посмотрите на эти серьги — они вам знакомы?
Он вынул из внутреннего кармана куртки украшения, и протянул Вале на ладони. Валя сделала, как просили, и тут же отрицательно замотала головой.
Занозин переглянулся с участковым, и тот заговорил сам:
— Валюш, ты подожди, не спеши. Посмотри внимательно… Может, тебе неловко сказать… Дело-то серьезное. Кольку твоего из-за них задержали. Если знаешь, что за серьги, ты нам скажи. Не бойся, Колька лишь обрадуется. Может, подарил тебе их кто?
— Да вы что? Шутки шутите?
Валя снова замотала головой. Она не возмущалась, не горячилась, сохраняла тот же устало-безразличный вид. Как и ожидал Занозин, версию о любовнике постиг полный облом.
— Валентина Каюмовна, — осторожно сказал Занозин (ему было ее жалко, да еще и дети…). — Нам бы надо кое-чего поискать.
— Что поискать? — все так же безразлично спросила Валя.
Занозин посмотрел на нее и вдруг понял, что она действительно вся на нервах и в любую минуту может сорваться. Любая мелочь — и от безразличия не останется и следа. Он как воочию увидел перед собой то, во что она может превратиться, — руки задрожат мелкой дрожью, зубы перестанут попадать друг на друга, она беспорядочно замечется по комнате, выкрикивая бессвязные слова и судорожно хватая все, что подвернется под руку, пугая детей жутким, странным поведением и видом…
— У вас в доме деньги есть? Доллары? — как можно мягче спросил Занозин.
Валя засмеялась деревянным смехом — глаза при этом не потеряли застывшего выражения:
— Какие доллары? Откуда? Ищите, если надо.
И протянула ему свою сумку.
Мужики разбрелись по комнатам и попытались поискать доллары — впрочем, искать было почти негде. Квартира была полупустая, очень бедная, с минимумом мебели. Конечно, они ничего не нашли — не только доллары, но и ни одного рубля. В Валиной сумке тоже ничего не оказалось, кроме жалкой десятки с мелочью. «У меня зарплата в конце недели должна быть», — глухо объяснила она. Дети стояли рядом.
Карапетян увидел, что мальчик любит мать и боится за нее. «Никакой он не дебил…» — упрямо, будто в пику Грише, подумал он.
Поутру Занозина вызвал к себе замначальника управления, курирующий работу по уголовным делам, — с отчетом по убийству Губиной. Как он сам объяснил, прокуратура проявляет к делу повышенный интерес. Все-таки Сергей Губин — фигура в издательском бизнесе крупная, с политиками тоже дело имеет, выступал спонсором нескольких демократических кандидатов на последних выборах. Видно, депутаты надавили, попросили уделить особое внимание — и пошла волна по инстанциям сверху донизу, настигла непосредственное начальство и накрывает теперь Занозина…
Занозин рассказал о деле.
— Ну, значит, подозреваемый есть, улики тоже имеются, мотив пристойный. Что тянете? Добывайте признание. — Шеф докладу обрадовался — все не так плохо, как он предполагал. Есть о чем отрапортовать наверх.
— Да понимаете, товарищ полковник, не похоже, что Щетинин убил. Отпечатков пальцев нет, денег у него на квартире тоже не обнаружили. Эксперты говорят, что убийца был высокий, а этот хлипковат…
— Подожди, подожди, — расстроился шеф. Он откинулся в кресле. — Это все слова, рассуждения.
Серьги у него нашли? Нашли. Добывайте признание — я уверен, если поднажать, он сознается…
— Пожалуй, сознается, — согласился Занозин. — Если рассказать ему в красках, как было дело, сам поверит, что убил. И на суде повторит… Если адвокат не убедит отказаться от предыдущих показаний.
— Ладно, ты не драматизируй, — махнул рукой шеф. — Сам поверит… Нечего из меня слезу давить.
Все мудришь, а убийцы люди простые. Нужно было выпить, денег нет… Пошел да убил. Серьги есть?
Есть — не поспоришь. Что, твой Щетинин такая уж овечка невинная? Если не он убил, откуда у него серьги?
— Вопрос, — кивнул головой Вадим.
Шеф посмотрел на Занозина с неудовольствием Тот никогда яро не спорил, был немногословен, вот как сейчас, любил ненавязчиво тыкать начальство носом в парадоксы, особо не прекословил, но всегда оставался при собственном мнении. Начальство обычно такую умственную самодеятельность недолюбливает.
— Я не настаиваю, чтобы ты закрывал Щетинина, — терпеливо разъяснил шеф Занозину. — Я на тебя не давлю. Я просто хочу уяснить ситуацию. Мне результат нужен.
— Будет, — пообещал Занозин. А что он еще мог сказать, чтобы начальство отвязалось и не мешало работать?
— Ну, что? — встретил его Карапетян, когда Вадим вернулся в свой кабинет, который делил с напарником. — Требуют, чтобы мы назвали убийцей Щетинина?
— Да не то чтобы, — нехотя ответил Вадим. — Начальство, как всегда, хочет ясности, и как можно скорее. Ты веришь, что алкаш убил Губину?
Карапетян мотнул отрицательно головой, однако обронил:
— Хотя поручиться за него мы тоже не можем.
Улики есть… Почему бы и не он? Это не вопрос веры.
Занозин задумчиво поднял на него глаза — Карапетян встретил его взгляд спокойно. В принципе Занозин был согласен с тем, что назначить Щетинина убийцей легче легкого, а если и останутся сомнения, девять из десяти всегда скажут, что так ему и надо, — пить нужно меньше и всегда помнить, что, где, когда и с кем делал накануне вечером. Особой жалости у Занозина Щетинин, в общем, не вызывал — скорее уж его жена и дети. Но Вадим от природы был добросовестным человеком и даже считал, что это его проклятие. Ему обязательно надо было сделать все как следует.
"Ах ты… — мысленно обругал он с досады Щетинина. — Упился до чертиков, ни хрена не помнит.
Чтоб ты сдох! Ты у меня все вспомнишь, сволочь такая, с кем ты застольничал вечером в день убийства…" Он досадовал на этого дурака-алкаша, на его беспамятство, на его бестолковость… «Вот отпусти его сейчас под подписку о невыезде, как требуют правозащитники, так ведь он от глупости и со страху сбежит куда-нибудь, только хуже себе же сделает! А то пить станет беспробудно — тоже для нашего дела ничего хорошего. Нет уж! Каждый день буду допрашивать, но заставлю вспомнить все как было». Вадим выговорился про себя, поостыл и задумался — а как заставить-то?
— Слушай, мужик, ты мне надоел, — раздраженно набросился он на Колю, которого ввел в его кабинет милиционер.
Занозин переписал его на себя и перевез в управление. Карапетян к этому времени уже удалился — Занозин послал его к экспертам за заключением по поводу осколка стекла, найденного на месте происшествия.
— У меня времени нет с утра до вечера с тобой валандаться. Или ты вспоминаешь все как было, или тебе выносят обвинение и любой суд посадит тебя за убийство. Думаешь, не посадят? А серьги, приятель?
Это улика!
Коля смотрел затравленно, но не говорил ни слова.
Чем дольше он сидел в камере, тем больше подозревал, что именно он и убил ту женщину в лифте. Ужас состоял в том, что он никак не мог вспомнить, что было накануне среды. И начинало казаться, что как раз в этот-то промежуток времени он натворил бог знает чего — воображение рисовало жуткие картины, в которых убийство женщины выглядело как детские игрушки. А вдруг он кого-нибудь изнасиловал, а вдруг несовершеннолетнюю, распространял наркотики, торговал оружием или подкладывал куда-нибудь взрывчатку? А вдруг он совершил государственную измену? «Эта…Ты свихнулся! — мысленно завопил на самого себя Коля. — Какая государственная измена! Ты ни одной государственной тайны не знаешь! Какие гостайны в твоей подсобке на задах магазина… Как служащие товар приворовывают и выносят через служебный вход? Тоже мне тайна! Это всем известно. Какая к едрене фене тайна?» Государственная измена, решил Коля, отпадала, но все остальное вполне могло быть… Ужасно было то, что он ни хрена не помнил. А вдруг его зомбировали? «Зомбировали, как же! — услышал он голос жены Вальки и увидел ее перекошенное лицо, каким оно бывало в минуты семейных перепалок. — Сам ты себя зомбировал, пропойца несчастный! Каждый выходной себя зомбируешь!»
Хотя представить что-то ужаснее убийства было все-таки трудно. Провалы в памяти после выпивки с ним случались регулярно, но никогда не заканчивалось такими тяжелыми последствиями. Ну, морду набьют за то, что забыл вернуть пятерку, которую занял накануне у собутыльников. Но тут — боже мой, убил и забыл! Ужас от этой мысли парализовал его и лишал способности соображать.
Занозин вынул из ящика стола фотографии убитой Губиной и хряпнул их на стол перед Колюней. Тот опустил глаза и замер в еще большем ужасе.
— Кира Ильинична… — прошептал он.
— Ты что, ее знал? — удивился Занозин.
Почему-то раньше мысль о том, что алкаш мог быть знаком с Губиной, не приходила ему в голову.
В принципе это ничего не меняло, но тем не менее придавало всей истории особый колорит, что ли. Ограбить и убить знакомую психологически гораздо труднее, чем первую встречную бабу на улице. Упившемуся алкашу, которому не хватило на бутылку, скорее всего, без разницы. Но все же…