Все, способные держать оружие… - Андрей Лазарчук

Крупицыны, например, будут там сильно не любить друг друга и хоть раз, но подерутся: неуклюже, неумело, но зло и отчаянно; Гера будет приставать ко всем с плоскими шуточками и обижаться, что его отовсюду пинают; Командор найдет себе пожилую шлюху и будет каждую ночь рыдать у нее на груди; Панин уйдет в лес и в лесу будет прятаться от всех, там у него есть землянка, маленькая, как могила, и там ему спокойно… Люди мы только там, здесь мы боевые единицы, но вот не все это понимают… иногда не понимает Командор, и совсем не понимает Саша… здесь мы сделанные, слепленные: вот как мы лепим «буратино», так слепили и нас: на раз. Если уцелеем — а я постараюсь, чтобы уцелели, — с нас снимут посеченные панцири и потом слепят новые: может быть, такие же, а может, совсем другие, непохожие… слепят камикадзе, и мы, ликуя… за Родину!

10.06. 13 час. 40 мин

Улица Черемисовская, дом 40. Фирма «ЮП»

Яков, ты золото, сказал я. Тебе цены нет, ты это знаешь? И место тебе в Золотой палате, как достоянию республики… Яков засмущался. Ночью он сумел взломать защиту телефонного номера, по которому звонил Иосиф, установил его номинал: 171-65-65 — и локализацию: гостиница «Алазани-2», служебное помещение, третий этаж. Но на этом Яков не остановился, проявил настойчивость — и сумел незаметно залезть в память самого телефонного аппарата. Память была на тридцать два номера, и все их Яков списал. Более того: по степени следовой намагниченности он определил, какими номерами пользовались чаще. Таких оказалось шесть: один здесь же, в гостинице, два в шлафтблоке Центрального рынка, два — в коммерческом центре «Восток» и последний — на стадионе общества «Гром» в Лефортово. Кроме того, там были телефоны камер хранения на всех вокзалах Москвы и в речных портах. Были телефоны трех частных квартир и телефон бюро погоды. И был, наконец, телефон посреднического агентства «Арфа»: продажа и прокат недвижимости и транспортных средств. Кучеренко, получив эту информацию, отправился в «Арфу», представился сотрудником крипо и переписал из регистрационного журнала все имевшиеся там кавказские фамилии. За последние десять дней кавказцы купили или арендовали четыре легковых автомобиля, грузовик, речной катер и три частных квартиры — именно те квартиры, которые попали в список Якова. Яков понял, что ухватил удачу за хвост, и рискнул: влез в память раухера паспортного отдела городского полицейского управления. Риск его оправдался: он скопировал регистрационные карточки всех ребят, попавших в список Кучеренко. Двоих — взявшего катер и купившего легковушку — можно было исключить из наших интересантов: они имели давнюю московскую прописку; все прочие прибыли почти одновременно: двадцать восьмого и двадцать девятого мая. Итак, трое, что сняли квартиры, вне всяких сомнений, принадлежали к «Пятому марта»; взявший грузовик жил в шлафтблоке Центрального рынка; одну из легковушек арендовал врач тифлисской команды кетчистов, которые на стадионе «Гром» готовились к показательным выступлениям… наконец, две легковушки не номерами, но цветом и моделью совпадали с теми, которые Кучеренко пометил маячками.

Итак, итак, итак… Я стал раскладывать свой пасьянс. Иосиф Агладзе, двадцать семь лет, прибыл второго июня — из Пишпека. Живет в «Алазани» в дорогом одноместном номере. В группе выполняет функции, условно говоря, шефа контрразведки. Подлежит захвату или ликвидации в первую очередь. Дальше: Кетеван Дадешкелиани, девятнадцать лет, прибыла двадцать восьмого, самолетом, из Хельсинки. Живет в «Алазани-2», занимая одна двухместный номер. Функция в группе не ясна; безусловно, имеет отношение к руководству, но чем именно занимается и как влияет на принятие решений — вопрос. Возможно, главную роль играет ее княжеский титул, и тогда она сама — знамя или талисман группы… Ираклий Хорава, Георгий Мирава, Сакуа Оникашвили, восемнадцати, девятнадцати и двадцати лет соответственно; прибыли Двадцать девятого, поездом, из Тифлиса. Через бюро «Арфа» сняли квартиры в фешенебельном районе между Смоленской площадью и Смоленской набережной. Леван Лежава, двадцать два года, прибыл вместе с ними, но живет при Центральном рынке, арендует грузовик. Александр Калабадзе, двадцать лет, Акакий Даушвили, двадцать три года. Самолетом, двадцать восьмого. Живут в кемпинге «Тайнинка» на Ярославском шоссе. Арендуют легковой полуфургон «опель-пони-800» и спортивный «центавр». Доктор Самсон Шанидзе, тридцать семь лет, спортивный врач, прибыл из Ростова самолетом двадцать девятого; живет в спортивной гостинице на стадионе «Гром». Пустые карты: абонент еще одного номера в шлафтблоке Центрального рынка, два неустановленных парня, прикрывавших Иосифа на контакте (одному из них Командор сломал руку), и, главное, сам абонент номера 171-65-65…

Яков и Кучеренко сидели рядком на диване и, сияя, посматривали на меня. Свою работу они сделали блестяще.

— Яша, тащи сюда Панина, — велел я Якову, и Яков, герой дня, побежал вниз — выполнять. Сзади Яков был безумно похож на большую собаку-колли, занявшуюся прямохождением.

— Что они могут возить на грузовике? — задал я вопрос Кучеренке, и Кучеренко, конечно же, пожал плечами. — И вообще — какой у них грузовик?

— Нижегородская полуторка с крытой платформой. Он произнес эти слова, и мы уставились друг на друга, потому что здесь уже мог быть готовый ответ на многие вопросы: дело в том, что у Русского территориального корпуса на вооружении состояли стошестидесятимиллиметровые минометы, смонтированные именно на нижегородских полуторках…

— Та-ак… чем дальше, тем смешнее…

— Может, пометим грузовичок, Пан?

— А ты его найдешь?

— Попытка не пытка.

— Па-апитка нэ питка… вэрно, Лаврентий?

— Так я поищу?

— Сережа… хорошо бы не в ущерб остальному.

— Обижаешь, начальник.

В дверях Кучеренко посторонился, пропуская Панина. Панин хлопнул его по плечу — так, что задребезжали оконные стекла. Кучеренко покачнулся, но устоял на ногах.

— Высший пилотаж! — сказал Панин.

Это не я, — сказал Кучеренко, огибая Панина по дуге. — Это все Яков… — он ускользнул от второго поощрительного тумака и затопал по лестнице. Лестница была непарадная, с железными решетчатыми ступеньками, удивительно громкая.

— Ну вот, Сережа, — я широким жестом предъявил ему свой пасьянс. — Работа по твоей основной специальности. Выбирай: этот, этот или этот, — я показал на тех троих, которые снимали квартиры. — Выбирай. Надо будет его тихонечко исчезнуть, квартиру осмотреть, а самого допросить и потом куда-нибудь незаметно пристроить.

— Три карты, три карты, три карты… — пропел Панин хорошим, едва ли не профессиональным баритоном. Я никогда не слышал, чтобы он пел. — Понятно.

Возьмем… вот этого.

Он протянул руку и подцепил карточку Оникашвили. На фотографии был очкастый, начинающий лысеть мальчик.

— Попробуй управиться до полуночи, — сказал я.

— Это уж, Пан, как получится, — сказал Панин, не отрывая взгляда от карточки. — Как получится, как пойдет масть… нет, Пан, за сроки не ручаюсь.

— А ты попробуй, — зачем-то сказал я. Панин быстро взглянул на меня, хотел сказать что-то злое, но промолчал.

10.06. 16 час

Ресторан «Алазани»

Машину пришлось оставить на стоянке на набережной и топать пешком: и Ордынка, и Пятницкая были забиты грандиозными пробками. Вроде как через мосты пускали уже только по пропускам… Хвоста за собой мы не видели, но с другой стороны, если «Алазани» под превентивным наблюдением — а Кучеренко был уверен, что так оно и есть, — то и подходы к нему могли скрытно контролироваться через оптику, а это такой способ наблюдения, от которого не оторвешься. С другой стороны — ну и что?

Даже если гепо сфотографирует нас входящими в ресторан… пусть. Такие методы разработки требуют значительного времени, а нас, если все пойдет как задумано, завтра здесь уже не будет.

Было знойно. Мы старались прятаться в куцые тени домов и редких деревьев. Кто придумал этот город, заворчала Саша, Томск куда лучше… Она запрыгала на одной ноге, вытряхивая камешек из туфли. Томск действительно был лучше: плотный, чистый, зеленый, очень удобный для житья город — только вот мне он изредка начинал давить на виски, и хотелось попасть куда-нибудь, где смешались времена и стили, проросли, проломились одно сквозь другое… побыть там сколько-нибудь времени и вернуться. В Томске — да и в других наших городах — я ловлю себя на чувстве, будто попал на страницы рекламного каталога «Ваш дом» или «Уют», или даже «Шик»: все чуть-чуть слишком — слишком красиво, слишком уютно и слишком продумано. Когда я говорю, что у меня дом в Старом Томске — с печным отоплением, без горячей воды, но зато с садом, — на меня смотрят, как на ненормального. У тебя что, с деньгами туго? Нет, с деньгами у меня полный порядок. Так зачем тебе этот хлам, посмотри, какой домик можно за две недели… Зато у меня есть баня и кузница, говорю я. Может, у тебя и сортир во дворе? — смотрят подозрительно.