Бирон - Роман Антропов

— Господи, кто это стонет?

Он стал прислушиваться.

А стоны все усиливались и усиливались.

— А-ах! Ой!.. — проносилось по опочивальне Анны Иоанновны скорбное, за душу хватающее стенание.

Волосы встали дыбом у Бирона. Он подошел к Анне Иоанновне и, толкнув ее, спросил:

— Что это? Что это у тебя?..

— Что ты, Эрнст?.. — недоумевающе спросила она.

— Я спрашиваю тебя, кто это стонет так ужасно рядом с твоей спальней?

— Ветер в печах! — раздраженно вырвалось у Анны Иоанновны. — О, скоро ли я вырвусь из этого постылого замка!

Но вдруг она вспомнила о Клюгенау и поспешила пойти к ней.

Несчастная жертва Бирона находилась в полуагонии. Она судорожно схватилась за одеяло, стараясь приподняться, но не могла. Силы совсем покидали ее.

— Вам худо, милая Эльза?.. — резко спросила Анна Иоанновна.

— Я умираю… Нельзя ли… послать за пастором…

Одевшийся Бирон стоял сзади «своей Анны». Вдруг потухающий взор Клюгенау остановился на «конюхе», и непередаваемый ужас, страх отвращения исказили ее лицо. Она протянула руки, как бы желая защититься от этого человека, захрипела и… вытянулась.

X

Заседание верховников

За исключением одного лишь Остермана, насморк которого не мог еще пройти, все верховники были в сборе. В зале чувствовалось то повышенное настроение, которое всегда бывает при событиях огромной важности. Всем невольно бросался в глаза победоносный вид Долгоруких.

— С чего это они так нос задирают? — провожал их шепот.

Заседание открыл князь Дмитрий Голицын.

— Всем нам, господа, ведомо о горестной утрате, постигшей Россию, — заговорил он. — Не стало императора Петра Второго, а нового мы еще не имеем. Между тем нельзя оставлять государство без главы. Посему сегодня же должны мы все порешить, кому корону царскую на главу надеть. Тестамента его величество не оставил…

— Нет, князь Дмитрий Голицын, государь оставил завещание, — среди глубокой тишины прозвучал громкий возглас князя Ивана Долгорукого.

Это было столь неожиданно, что все замерли, а затем послышались возгласы:

— Какое завещание? Откуда завещание? С чего он в голову взял это?

Собрание членов Верховного тайного совета заволновалось.

Один только князь Дмитрий Голицын оставался спокоен. Зная, что на его стороне значительное большинство голосов, он был готов к каким угодно «выпадам».

— Господа члены Верховного тайного совета! — начал он, окидывая насмешливым взглядом фигуру Ивана Долгорукого. — Тотчас по кончине в Бозе почивающего императора я в частной беседе со многими вами говорил, что кажется мне подозрительным, почему князья Долгорукие, особливо Алексей, не желали никого впускать в покои умирающего Петра Алексеевича… Теперь я понял, почему это делалось.

— И почему? — рванулся князь Иван Долгорукий.

— А потому, что, видно, очень уж вы о здоровье нашем беспокоились, боялись, как бы мы не заразились, а кроме того, были заняты изготовлением большого чуда для нас всех, — ответил князь Голицын, после чего низко поклонился собранию и спросил: — Дозволите ли вы, господа, чтобы допрос князьям Долгоруким чинил я?

— А ты кто же? Заплечных дел мастер, чтобы чинить допрос нам? — вспыхнул князь Алексей Долгорукий, вскакивая.

— Эй, попридержите язык, князь Алексей! — крикнул князь Голицын. — За такие слова ответ тебе держать придется! — Он снова обратился к собранию: — Дозволите ли вы, господа, чтобы в нашем сегодняшнем полном собрании находился и доктор, лечивший покойного государя?

— А это зачем? К чему? — послышались голоса.

— А к тому, что он может многое сказать нам о том завещании, о котором только что упомянул князь Иван Долгорукий.

Собрание выразило согласие, и через несколько секунд в зал был введен немец-доктор.

С достоинством отвесив поклон верховникам, он скромно сел на стул близ князя Дмитрия Голицына.

— Князь Иван Долгорукий, вы заявили, что после кончины его императорского величества осталось завещание? — спросил последний.

— Да! — твердо ответил Иван Долгорукий.

— Что же в оном завещании говорится? — продолжал допрос Голицын.

— Что императрицей должна быть сестра моя, Екатерина. Такова воля царя, — вызывающе произнес Иван Долгорукий.

Голицын громко рассмеялся. Большинство верховников в недоумении переглянулись.

— Вот, господа, то чудо, которое князья Долгорукие изготовляли для нас в спальне Петра Алексеевича! — хохоча выкрикнул Голицын. — Понимаете ли вы теперь, почему они столь важно выступают?

— Ха-ха-ха! Ох-хо-хо!.. — прокатилось по собранию родовых вельмож.

— А где же это диковинное завещание? — продолжал «пытать» Голицын.

— Его видел и читал и владыка-митрополит, а для того, чтобы оно не пропало, я сберег его. Вот оно! — сказал Долгорукий, открыл деревянную коробку и вынул из нее знаменитый тестамент работы Прокофия Лукича. — Вот слушайте, что в нем написано! — важно произнес Долгорукий и стал читать содержание «завещания».

По мере того как он читал тестамент, веселое настроение членов Верховного тайного совета усиливалось все более и более, так что последнее слово «аминь» было покрыто уже громовым раскатом хохота.

— Ох, уморил! Ох, распотешил! — схватились за животы Голицын и его присные, да и другие не отставали. — Аминь? Так и сказано в тестаменте: аминь?

Долгорукий стоял, словно бык, оглушенный ударом, и бессмысленно поводил по собранию глазами, налитыми кровью.

— Что это? Чему смеетесь? — хрипло спросил он.

— Ох, князь, ох! Ишь что выдумал! Сочинил да еще «аминь» ввернул! — продолжал издеваться Голицын. — С сей оказии следовало бы тебя, князь, Аминь-Долгоруким величать! Да Бог уж с тобой, не будем ссориться!.. А только ты скорее эту пакость сожги вот в этой печи…

— И это будет очень умно, потому от этой бумажки заразиться могут многие, — впервые открыл рот доктор, молчавший до тех пор.

— Как?! — воскликнул Долгорукий. — Царское завещание вы осмеливаетесь называть пакостью? Это — преступление! Я вас всех призываю в свидетели, что князь Дмитрий Голицын дерзновенно оскорбил священную память государя императора!..

Голицын выпрямился.

— А-а, так ты вот как заговорил, князь Алексей?! — крикнул он. — Ты же мне грозить удумал? Хорошо же, я выведу вас на чистую воду!.. Когда составлено завещание почившим государем?

— Пять месяцев тому назад, если считать умеешь, — сверкнул глазами Долгорукий.

— Пять месяцев, говоришь? Тут вот в твоем тестаменте сказано: «Понеже чувствуя себя хворым…» Когда же это пять месяцев тому назад государь хворать изволил? Или не ведомо всем нам, что до страшной болезни он был всегда — по милости Божией — здоровехонек? Что? Замолк? Э, да что тут говорить! Пусть вот лучше господин доктор поведает нам, как и откуда это завещание появилось.

Немец-доктор встал и только что собирался открыть рот, как Алексей Долгорукий, чувствуя, что все пропало, что показания доктора, который, быть может, подглядел, подслушал, могут погубить его в глазах всех верховных вельмож, воскликнул:

— А, вы думаете, что мне так желательно, чтобы царствовала Екатерина Долгорукая? Так вот, нате, смотрите! — и он на кусочки разорвал «завещание».

— Надо бросить в печку!.. Там зараза сгорит!.. — под оглушительный хохот верховников закричал немец-доктор.

Его сейчас же с миром и отпустили, «за ненадобностью».

Вскоре после «аминь-долгоруковского действа» высокое собрание перешло к выбору преемника умершему императору.

Голицын сильно волновался, открывая «прения» по этому вопросу. Хотя он и знал, что большинство верховников будет поддерживать его, однако понимал, что и возражений будет немало. Так оно и случилось.

После горячей, продолжительной речи, в которой Голицын яркими красками расписывал прелесть «полегчания» способом ограничения царской власти, вскочил Татищев.{24}

— Не быть сему! Самодержавие должно быть ничем не ограничено! — пылко воскликнул он.

— Стойте, стойте! Да вы наперед решите, кому корону вручить?.. — посыпались голоса.

И вот тут большинством голосов было решено «просить Анну Иоанновну на царство», после чего стали составлять текст ограничительной грамоты.

Волнение верховников все усиливалось.

— Князь Дмитрий Голицын, изготовил ли ты «кондиции»?

— Вот они, готовы.

— Читай!

Князь Дмитрий Голицын начал громко читать:

— Первое: «Без согласия Верховного тайного совета не должна выходить замуж».

— Так! Так! Правильно.

— Второе: «Без его же согласия не могу назначать себе преемника».

— Верно!

— «Без согласия и разрешения совета не начинать войны, не заключать мира; войскам быть под ведением совета».