Новые записки Шерлока Холмса (сборник) - Дэвид Маркум

Еще накануне нам сообщили, что палатки расположены довольно хаотично: все они были разбиты у деревьев, которые росли у ручья, питавшего южный участок земель Холмсов. Как бывший военный, я сразу понял, что палатки представляют собой военную амуницию, которая вышла из употребления по меньшей мере лет двадцать назад.

Все шатры были бледно-коричневого цвета. Они уже давно потускнели под воздействием осадков и плесени. Впрочем, уродливый оттенок удачно сочетался с холщовыми заплатками самых разных цветов, нашитых поверх ткани в случайном порядке. Это придавало шатрам определенный цыганский шарм.

Тенли провел нас в палатку покрупнее, которая располагалась ближе к центру. Перед ней на складном стуле сидела девушка. У ее ног дымился погасший костер – вероятно, не так давно она готовила завтрак. Когда мы подошли поближе, она встала и сжала руки в кулаки.

– София, – обратился к ней Тенли, – специально из Лондона прибыли джентльмены, которые будут заниматься расследованием смерти твоего отца. Это мистер Шерлок Холмс и доктор Уотсон. Это Зайгер Холмс, сын Шерринфорда Холмса.

– Сын убийцы, вы хотели сказать, – прошипела она, тут же поворачиваясь к Зайгеру. Это было настолько неожиданно, что мальчик на мгновение потерял самообладание и в испуге отступил.

София Вилкис была молоденькой девушкой немногим старше двадцати, с землистым оттенком кожи, ростом не более пяти футов. Цвет ее распущенных волос сложно было определить – нечто между смоляным черным и темно-каштановым. Ее роскошные кудри так и манили к себе, только что причесанные, сияющие в свете утреннего солнца. Надо заметить, чертами лица она не вышла: кустистые брови, походившие на густые брови отца, точно так же выступали вперед, нависая над темными глазами. Нижняя губа чуть отвисала к мягко очерченному подбородку, частично обнажая белые, слегка кривые зубы. Когда София говорила, губы подтягивались и лицо приобретало выражение решимости.

– Мисс Вилкис, – обратился к ней Холмс, – не могли бы вы еще раз рассказать о той беседе, свидетелем которой, по вашим словами, стали в ночь убийства вашего отца?

– По моим словам? Я действительно все слышала! Этот человек, мерзкий убийца, постоянно приходил в лагерь и пытался запугивать моего отца. Он заявил, что тот оставил свой «истинный путь», уж не знаю, что это значит. Они каждый вечер это обсуждали, но в тот раз, когда мой отец погиб, посетитель был настроен куда агрессивнее. Он даже стал угрожать моему отцу. Сказал, что у тех, кто сворачивает с «пути истинного», остается не так уж много времени, чтобы исправить ошибку.

– Говорите, он запугивал вашего отца? – переспросил Тенли. – А в прошлый раз вы об этом не рассказывали.

– Только что вспомнила, – ответила девушка, с вызовом скрещивая руки на груди.

– И что же такое «истинный путь»? – спросил Холмс.

– Откуда мне знать, – удивилась София. – Сколько себя помню, отец всегда был пастырем. Когда я была совсем маленькой, он даже служил в церкви, но затем решил, что его призвание – помогать верующим, пока те заново обретают веру в святых местах по всей Британии. В течение последних нескольких лет мы даже ездили на континент – посещали святыни Франции, Германии и Бельгии.

– А на чем базируется финансирование общины? – поинтересовался Холмс.

Должен заметить, меня и самого мучил тот же самый вопрос. Судя по спартанским условиям в лагере, пересечение Ла-Манша вряд ли принесло паломникам несметные богатства.

– В молодости отец получил наследство, – ответила София. – Да и у членов нашей общины имеются кое-какие средства, которые они разделили с остальными, присоединившись к нам. При необходимости они вносят вклады. Но, как видите, у нас не так много потребностей. – И она указала на палатки, у которых собравшиеся занимались своими делами: кто чинил одежду, кто помешивал похлебку в котелках, подвешенных над огнем.

– Кто же встанет во главе общины с уходом вашего отца? – спросил я.

– Я, – просто ответила София. – Отец был бы согласен.

– У вашего отца были враги? – поинтересовался Холмс.

– Знаю, к чему вы клоните! – воскликнула она. – Хотите, чтобы я заявила, будто отца убил кто-то другой. Как бы не так! Папаша вот этого мальчишки убил моего отца! Поклясться готова!

Холмс и Тенли еще какое-то время задавали Софии вопросы, но никакой информации из нее больше не удалось вытянуть. К тому же она упорно придерживалась мнения, будто убийцей был именно Шерринфорд Холмс. Излишняя самоуверенность выдавала в ней человека с ограниченными интеллектуальными возможностями. Все это время Зайгер стоял в сторонке, наблюдая за девушкой и явно побаиваясь ее. При этом он с такой силой сжимал лямки рюкзака, что костяшки пальцев побелели.

В конце концов мы поблагодарили девушку и покинули лагерь. София ушла в палатку и закрыла застежку изнутри. Мы направились к экипажу – терпеливый Гриффин ссутулился на теплом утреннем солнце. Мы уже отошли от шатра Софии на тридцать – сорок футов, как нас окликнул пожилой мужчина, восседавший на табуретке у палатки поменьше.

– Ее отец никогда ни с кем не обсуждал истинный путь, – заявил он. – Об истинном пути тут говорила только сама София да богач, который ее навещал.

Мы столпились вокруг неожиданного помощника, стараясь не повышать голос, чтобы никто не мог подслушать наш разговор.

– Что за богач? – спросил Холмс.

– Да этот Морланд, – ответил старик. – С тех пор, как мы разбили лагерь, уже несколько раз заявлялся. Они постоянно шептались у моей палатки. На меня они внимания не обращали, буквально за человека не считали, вот и обсуждали свои дела в моем присутствии.

– И о чем они говорили? – уточнил Тенли.

– София утверждала, что поможет всем вернуться на путь истинный и что убеждения ее отца – лишь слабое подобие истины. А Морланд знай поддакивал: дескать, поведем за собой остальных вместе, дорогая. Аж тошно.

– Так что же это за истинный путь? – спросил Холмс.

– Вот уже не знаю, – ответил старик. – Вроде бы, по ее мнению, отец принял правильное решение, когда собрался навестить древние руины, вот только он якобы зря тратил время, пытаясь войти в контакт совершенно не с теми духами. Сдается мне, София намерена добраться до духов более свирепых, чем те, в которых верил ее отец.

– И во что же он верил?

– Да я точно и не знаю, – пожал плечами старик.

– Как это? – недоуменно спросил я. Все пребывали в таком же потрясении.

– А вот так. Я вообще не верю в эту чепуху. Внимания на нее не обращаю, и все тут. Жена моя, правда, верит. Так что я не стал возражать, когда ей захотелось отправиться в путь с паломниками. Я и сам в молодые годы странствовал и всегда считал это достойным занятием. И когда жена собралась в дорогу, я присоединился к ней, хоть и пришлось разъезжать с этим народцем. Я-то к ним не имею никакого отношения – просто наслаждаюсь путешествиями. Мне удалось посетить такие места, куда иначе я мог бы и не попасть.

В свое время я получил небольшое наследство, а недавно, чтобы достать денег на дорогу, продал свой магазинчик. Надо сказать, паломники оказались довольно милыми и безобидными – кроме, разве что, Софии. После смерти жены – она скончалась примерно год назад – я решил остаться с ними. Никто не был против. Думаю, им и в голову не приходит сомневаться, что я – один из них. А ведь это моя жена была верующей, не я.

– Как часто здесь появлялся мистер Морланд? – спросил Холмс.

– Как правило, каждый день с тех самых пор, как мы разбили здесь лагерь пару недель назад. Сначала он беседовал и с Вилкисом и с его дочерью, а потом стал приходить только к Софии. Возможно, ее отец ни о чем и не подозревал – во время их встреч он либо молился, либо дремал в палатке.

Старик наклонился к нам и понизил голос:

– Знаете, с тех пор как Вилкиса убили, Морланд и носа не кажет. – Он покосился на палатку Софии. – Вот что я вам скажу: мы мистера Морланда и раньше видели. В первый раз он объявился, когда мы путешествовали по Германии. Он тогда выглядел по-другому, не таким важным и напыщенным.

Иногда, если мы где-нибудь разбиваем лагерь, из соседних городков приходят любопытствующие, которым интересно узнать, что же проповедует Вилкис. Так вот: в одном немецком городке – уж и не припомню, в каком именно, – среди таких людей и оказался Морланд. А вскоре он стакнулся с Софией: они уже тогда уединялись, чтобы пошептаться. Я поначалу было решил, что у них романтические отношения, но, похоже, Софию интересует лишь преобразование религии отца. А Морланд поощряет ее.

– Вы сказали, он выглядел иначе, – уточнил Холмс. – А в чем это выражалось?

– Ну, когда мы видели его в Германии, он… вроде как выглядел настоящим немцем, – ответил старик. – Бороду и усы стриг по-другому, да и походка была другая. Такие модные наряды, как сейчас, не носил… Впрочем, и тогда его одежда выглядела довольно дорогой. Понимаете меня? Ну и конечно, он говорил по-немецки. София тоже немного умеет по-немецки – насколько мне известно, ее мать родом из Германии; может, так девочка и выучила язык. Но здесь, когда Морланд приходил в лагерь, они болтали на английском.