Дело о полку Игореве - Хольм Ван Зайчик

Относительно же работ североамериканских сведения имелись лишь самые обрывочные и невнятные.

Но вот что характерно: накануне своего решительного выступления Крякутной с ближайшими учениками – их имена Богдан выписал себе на отдельный листок – как раз путешествовал по американским генным центрам, на правах признанного патриарха и великого коллеги. Полтора месяца, так сказать, опытом обменивался и в знатной лекарским искусством Монтане, и в прожаренных пустынях Нью-Мексико, где североамериканцы спокон веку все опасное и секретное прячут…

В пятом часу утра Богдан вышел из закрытых информационных сетей. В голове у него все плыло от усталости, а в глаза будто напылили песку. Последним усилием он сумел сделать совсем простое: глянуть, когда уходит первый воздухолет на Тверь, и заказать билет: по всему выходило, что наведаться в Капустный Лог надо было срочно. Потом наконец выключил «Керулен».

Жанна, конечно, его не дождалась, уснула. Богдан только вздохнул.

Срединный участок – Храм Света Будды,

22-й день восьмого месяца, вторница,

ночь

Вэйбины приехали довольно скоро; в апартаментах ад-Дина сразу стало людно, возникла деловая, рабочая суета. Прибывшие слаженно принялись обследовать место происшествия.

Вопреки опасениям Бага Судья Ди довольно легко и даже с готовностью расстался с кадыком поверженного на пол злодея, предоставив вязать последнего двум дюжим вэйбинам, – напоследок боевой кот с отвращением глянул на небритую шею, в коей отчетливо пропечаталась его человекоохранительная хватка, брезгливо дернул лапой и принялся облизываться, но тут на пороге кабинета показался Максим Крюк, и Судья, внимательно на него глядя, испустил весьма агрессивное шипение.

«У животного стресс, – подумал Баг, во избежание недоразумений подхватывая увесистого кота с пола на руки, – оно и понятно».

– Еч Крюк. Там, на крыше, еще двое: оба покинули этот мир.

– Что тут произошло? – хрипло спросил Крюк, сдвигая фуражку на затылок. – Что тут случилось, драг прер еч Лобо?

Пока Баг вкратце обрисовывал ему картину происшествия, с крыши уже спустили черные мешки, в которых покоились останки подданных в черном и, спотыкаясь о трубки, вынесли вон.

– Что ж, еч Крюк, – молвил Баг, поглаживая кота, – мы с Судьей Ди, признаться, изрядно притомились.

В голосе его было слышно явственное удовлетворение: и «Слово о полку Игореве» нашел, и из человеконарушителей никто не ушел. Примешивалось к этому, конечно, и чувство печали: все же два живых существа нынче ночью прекратили свое теперешнее существование именно стараниями Бага. Но такова карма, что теперь горевать.

– Давайте поскорей проедем к вам, – добавил он, – и я подпишу все потребные бумаги.

Крюк кивнул и двинулся к выходу.

В цзипучэ Баг усадил кота на колени; Судья Ди всю дорогу поглядывал на сидящего слева Крюка настороженно и один раз даже зашипел сызнова.

«Ничего, – думал Баг, – сейчас приедем домой, и я тебе две бутылки пива дам, заслужил, хвостатый преждерожденный, заслужил!»

В участке Баг уселся в мягкое кресло с котом на коленях и, ожидая составления бумаг и отвечая на уточняющие картину происшествия вопросы Крюка, принялся рассеянно разглядывать фотографические изображения и членосборные портреты человеконарушителей, находящихся в розыске; он пользовался любой возможностью подновить в памяти ориентировки. И среди прочих вдруг увидел удивительно знакомое лицо: горящие внутренней энергией глаза, мясистые губы, одухотворенный облик, который вполне удалось передать штатному портретисту, – все это было удивительно знакомо честному человекоохранителю.

Баг нахмурился: да кто же это?

А! Ну как же! Это блаженный асланiвський суфий Хисм-улла! А что, очень, очень похоже… Сюцай Елюй про него рассказывал: задержали, мол, в Утуновом Бору за злостное вразумление водителей повозок на дорогах.

– Еч Крюк, – позвал Баг склонившегося над клавиатурой компьютера козака, – вот этот подданный, – он указал на членосборный портрет Хисм-уллы, – он не у вас ли в участке содержится? Крюк проследил направление багова пальца, протер покрасневшие глаза.

– Этот… – Максим Крюк изучал портрет. – Да, прер еч Лобо, он у нас.

– Отведите меня к нему. – Баг поднялся, оставив Судью Ди в кресле.

Хисм-улла, скрестив ноги и закрыв глаза, сидел на циновке в полутемной клети. Кроме самого суфия в небольшом помещении с решетчатым окошком в задней стене не было никого, если не принимать во внимание зеленого попугая по имени, как помнилось Багу, Бабрак. Попугай сидел на правом плече суфия и мирно дремал.

Сам Хисм-улла также, похоже, пребывал в стране грез: его могучая фигура, неподвижно застывшая в свете неяркой лампочки, излучала покойное умиротворение, словно суфий восседал не на грубой казенной циновке в клети, а во вполне пригодной для достойного отдохновения чайхане, на удобных и мягких пуховых подушках, на расстоянии протянутой руки от кумгана ароматного шербета «Слеза мусульманки».

– Хисм-улла… – тихо позвал Баг, дотронувшись до отделявшей клеть от коридора решетки. Толстые прутья приятно холодили пальцы. – Почтенный Хисм-улла…

В соседней клети что-то неразборчиво, с явным раздражением проворчал, переворачиваясь на другой бок, какой-то пахучий подданный, употребивший, судя по всему, эрготоу сверх всякой меры. Подданного наутро ожидали малые прутняки.

Веки Хисм-уллы дрогнули.

Он испустил глубокий вздох, открыл глаза и некоторое время вглядывался в Бага.

– Чтишь Коран? – проникновенно спросил суфий Бага, и тут же с его плеча взмыл к потолку попугай, сделал над головой Хисм-уллы круг, а затем опустился на другое плечо хозяина. Всколыхнулись ленточки на немудреном одеянии суфия.

– Коран не чту, – отвечал Баг с улыбкой, – чту сказанное Гаутамой.

– Иншалла! – отчетливо проскрипела птица.

– Тоже добре! – Хисм-улла воздел могучие руки и стал собирать рассыпанные по плечам власы в хвост на затылке.

Баг повернулся к дежурному вэйбину.

– Что совершил этот подданный?

– Докладываю, драгоценный преждерожденный Лобо! – Вэйбин вытянулся. – Задержанный подданный, именуемый Хисм-уллой, совершил пять злостных человеконарушений над водителями грузовых повозок, которые он останавливал с целью следования по маршруту Асланiв – Александрия Невская. Человеконарушения выразились в нанесении телесных повреждений разной степени тяжести, каковые наносились, согласно показаний потерпевших, после вопроса: «Чтишь Коран?», вводившего водителей в глубокую задумчивость, а потому делавшего их на какое-то время беззащитными. Возмущенные водители своевременно сообщили о беззаконии местным властям, по их описаниям был составлен членосборный портрет. Весть о беззаконии распространилась быстро, везти сего злостного человеконарушителя далее в Александрию никто уж не желал, и он был взят, согласно портрета, в Утуновом Бору. Его задержали местные власти и передали в ведение Срединного участка, поскольку водители в основном были жителями Александрии. Данное дело представляется ясным, а полагающееся, согласно уложений, вразумление – очевидным: десять больших прутняков. И если завтра поутру званый лекарь-психоисправитель признает задержанного вменяемым, вразумление будет приведено в исполнение послезавтра, после утверждения справедливого приговора Управлением этического надзора! – Вэйбин перевел дух.

– Нестроение… – вдруг отчетливо произнес Хисм-улла. – Великое нестроение. Печать шайтана. – Он воздел правую руку. – Осанна! Веди меня, прер-ага, до хаты Гаутамы, а после до хаты Христа! Бо пришло время. Я хочу видеть этого человека! – Потом помолчал и добавил тоном ниже: – И еще того человека.

Баг аж вздрогнул.

– Откройте клеть! – распорядился он. Вэйбин сделал нерешительный шаг к прутьям.

– Это противуречит уложениям…

– Ничуть. Сейчас все оформим. Я временно забираю задержанного для проведения важного следственного опыта по производимому мною в данный период времени расследованию государственной важности.

– Драгоценный преждерожденный…

– Что еще?

– Подданный сей, осмелюсь доложить, крайне буен и обладает непомерной физической силой, при задержании, изволите ли видеть, он шибко помял троих… – В голосе вэйбина слышалось явное сомнение.

– Открывайте, открывайте! – Баг отчего-то был полностью уверен в том, что уж сейчас-то блаженный суфий буйствовать и насильно вразумлять никого не будет – таким внутренним светом надежды осветилось его лицо, когда Хисм-улла увидел через решетку Бага. Баг даже и не пытался как-то объяснить себе, почему, собственно, он велит освободить узника и его попугая из узилища, но совершенно точно знал, хотя и понятия не имел – откуда, что суфий ждал именно его и что Хисм-уллу необходимо как можно скорее доставить в Храм Света Будды, к великому наставнику Баоши-цзы. Такие моменты, когда решения приходили сами собой, вне холодного рассудочного размышления, Баг про себя называл озарениями; еще ни разу озарения не подвели честного человекоохранителя. – Открывайте. Ну же.