Земля и море - Вилис Лацис

— Этого нельзя сказать. Но… — Аустра смущенно опустила глаза, — да и не это главное. Сегодня мне тяжело об этом говорить… в другой раз, может быть. Но если дело обстоит так, что в Эзериеши должны прийти посторонние люди, для которых там нет ничего дорогого, не лучше ли тогда… Конечно, если тебе неудобно принимать меня такую обратно и если я не смогу выдержать… то на свете достаточно мест, куда можно будет уехать.

— Не говори глупостей. В Эзериешах тебя примут в любое время, какая бы ты ни пришла. Я тоже остался совсем один, как заброшенная собака. У меня ведь, кроме тебя, никого нет. Меня нечего слушать, у тебя своя жизнь. Но если находишь, что так лучше, приходи в любое время. От Алексиса все равно большого толку не было и, наверное, никогда не будет.

— Спасибо, отец. Может случиться, что твой кров мне понадобится в самом недалеком будущем.

Остаток пути они проехали молча. Только при расставании у Эзериетиса вырвались значительные слова:

— Если это так, как ты говоришь, тогда я еще обожду и год похозяйничаю сам.

Поезд ушел. Аустра пустила лошадь шагом. Только сейчас, когда уехал отец, она поняла, какой покинутой и незащищенной была она на этой чужой земле, где приходилось жить против своей воли. Один-единственный человек понимал ее и сочувствовал ей. «Я его люблю… буду всегда любить. Почему я его не встретила раньше — как правильно и просто устроилось бы все. Сама преградила путь к своему счастью, сама должна и преодолеть эту преграду. И Лаурис поможет мне, потому что дело не только в моем счастье. Вдвоем это будет гораздо легче».

Добравшись до поселка Песчаного, Аустра не поехала домой, а свернула к дому Тимротов, чтобы Лаурису, если он у Рудите, не пришлось вести домой лошадь. Но он был дома и встретил Аустру у ворот.

— Я услышал, как вы подъехали, — сказал Лаурис, — и сразу понял, что больше некому.

Скрипнула дверь, кто-то вышел во двор — вероятно, брат Лауриса. Было темно.

— Вы хотели что-то сказать… — прошептал Лаурис.

— Завтра вечером я пойду в магазин за газетами, — так же тихо ответила Аустра. — Если хотите встретиться и поговорить, ждите у речки.

— Я буду там, — взволнованно ответил Лаурис. В темноте блеснули его глаза.

Аустра ушла, а дрожки, грохоча по мерзлой земле, въехали под навес. Лаурис ликовал. По темной дороге, в ту сторону, где мигал желтый огонь в лачуге Зандавов, шла, опустив голову, ссутулившаяся женщина.

3

На следующий день Алексис и Лаурис ставили килечные сети. Пришлось зайти далеко в открытое море, на глубину шестнадцати сажен. Пока они возились с сетями, поднялась метель, берег скрылся из глаз. Опустив последний якорь, они повернули моторку к берегу, ориентируясь по ветру. Компаса не было. Через какой-нибудь час они должны были подойти к берегу, прошло уже больше двух, а берега все не было. Они поняли, что моторка описывает вместе с ветром круги или идет параллельно берегу. Лодка обледенела, шуга быстро смерзалась. Видимость из-за сгустившейся мглы была не больше, чем шагов на тридцать.

Они блуждали до вечера — усталые, продрогшие и голодные. Уже смеркалось, когда утихла метель и слева показалась полоса леса, далеко в море вдавался какой-то мыс.

— Здорово! — сплюнул Алексис. — Далеко заплыли. Засветло не доберемся, да и горючее идет к концу.

Они подошли ближе к берегу, чтобы новая снежная метель не застала их в открытом море. Если не хватит горючего, пристанут где попало и пешком пойдут в поселок.

Лаурис нервничал — Аустра напрасно будет ждать его. А возможно, она встретит их на берегу, ведь она знает, что он в море с Алексисом, и они успеют договориться о встрече. Возможно… а возможно, что она передумает и больше не будет искать свиданий.

— Который час? — спросил Лаурис, когда они, наконец, добрались до отмели поселка Песчаного.

— Шесть, — угрюмо проворчал Алексис. — Весь день потерян. Я думал, что сумею подготовить новую сыртьевую сеть, да где уж теперь. Хорошо, если успеем сколоть лед с лодки.

— Ты сейчас собираешься скалывать? — проворчал Лаурис. — Лучше придем утром. — «Аустра теперь уже отправилась в магазин. Сколка льда займет не меньше получаса».

— Ты куда-нибудь торопишься? — спросил Алексис.

— Я голоден, да мы сегодня и так проболтались слишком долго, — огрызнулся Лаурис.

— Беги, мне-то что. Я и один сколю… — резко засмеялся Алексис. — Молодому человеку некогда, ха-ха! Наверно, опять бриться спешишь? Надо было захватить с собой бритву — в море побрился бы.

Неудачный день испортил обоим настроение, и они беспричинно злились.

— Делай как знаешь, — заявил Лаурис. — С меня на сегодня хватит. Всего хорошего!

— Вертопрах! — крикнул вслед Алексис.

— Я тебе не батрак! — отрезал Лаурис, уходя.

В конце концов ничего страшного нет, если оставить обледеневшую лодку до завтра. Скоро Алексис пожалел о своей резкости, но как всякого уверенного в своей правоте человека это еще больше раздосадовало его. «Пусть катится ко всем чертям! А лодка постоит, я один тоже не буду батрачить».

Закрыв на ключ кабину моторки, он отправился домой в таком дурном настроении, что маленький Дадзис вместо ожидаемой ласки получил от хозяина пинок сапогом. В кухне хлопотала одна Рудите.

— Где Аустра? — сердито спросил Алексис.

— Еще не вернулась из магазина.

— Это еще что? Ты сама не удосужилась сходить?

— Ей понадобились цветные нитки для вышивания. Самой лучше выбрать подходящие цвета.

— Нитки, ха… лучше бы поработала коклюшкой. Сети лежат нечиненые. Всем я должен заниматься.

Сняв сапоги, он яростно швырнул их в угол. Рудите не произнесла ни слова. Она изучила брата и знала, что в подобных случаях лучше всего молчать.

— Ты сейчас будешь есть или подождешь, когда придет Аустра?

— Ты считаешь, что я еще недостаточно долго ждал? С утра маковой росинки во рту не было…

Пока Рудите ставила на стол жареную салаку с картофелем, Алексис заглянул в коробку с гильзами и банку, где хранился табак. За праздники весь табак вышел. Этого еще не хватало! Остаться без курева… Они даже не способны днем сходить за табаком!

С недовольным видом он сел за стол и принялся за еду. Рудите налила ему кофе и незаметно ушла в свою комнату.

Лаурис сразу со взморья отправился на условленное место. Переодеваться было некогда. Ничего, в темноте незаметно. А если и увидит, то известно, откуда он явился.

Ему не пришлось долго ждать. Аустра тихо кашлянула, заметив на дороге темную фигуру. Сверкнул и сразу погас карманный фонарик.

— Много ли у вас времени? — спросил Лаурис, беря из рук Аустры корзинку с покупками.

— Немного. Дома будут ждать. Отойдем куда-нибудь в сторону, скоро здесь должна пройти Байба. Нехорошо, если…

— Что у вас на ногах?

— Резиновые сапоги.

— Хорошо. Значит, мы можем идти берегом. Возле Зандавов тропинка выходит на дорогу.

— Знаете что, — заметил Лаурис, когда они свернули с дороги и подошли к одинокому кусту. — Я сегодня поссорился с Алексисом, и вам лучше не задерживаться. Жаль, что так вышло, но будет хуже, если у него возникнут подозрения.

— Разве он… о чем-нибудь догадывается?

— Кажется, еще нет. Я спешил вовремя встретить вас, а он хотел, чтобы я остался и помог сколоть лед с моторки. Я отказался…

— Тогда он может догадаться. Подозрительное совпадение: я первый раз иду в магазин, и как раз в это время вы не хотите задержаться у лодки.

— Ну, надеюсь, ничего страшного не случится, — Лаурис нащупал в темноте ее руку и крепко пожал. — Как хорошо, что вы пришли! Как мне вас благодарить…

Ответом ему было торопливое нервное рукопожатие.

— Вы все знаете обо мне, — продолжал Лаурис. — Я раскрыл перед вами себя как на ладони.

— О боже, как все же я мало знаю, — ответила Аустра. — Вы говорите… что любите меня…

— Это правда, — с горячностью откликнулся он.

— На что вы надеетесь? Чего хотите? Обманывать своего друга? Может быть, это и есть предел ваших мечтаний?

— Если бы мне пришлось довольствоваться только этим, я был бы признателен и за это.

— А меня это не удовлетворяет. Я потребую все или ничего.

— Берите все, ведь я ваш! Только скажите, значу ли я для вас хоть что-нибудь?

— Вы… — пальцы ее схватили пальцы Лауриса, стиснули их и отпустили. — Вы могли бы стать для меня всем, но для этого нужно выполнить то, что я потребую.

— Я выполню.

— Все?

— Для меня нет ничего невозможного.

— Я потребую многого, очень, очень многого. Прежде всего… я не желаю быть ничьей любовницей. Мне не нужно счастья, которое заставляет лгать, обманывать, обкрадывать кого-то. Вы понимаете? Я не могу принадлежать двоим.

— Именно такой я вас представлял в своих мечтах.