На этом берегу - Л. Астахова

Кони были напоены и человеческие детеныши заторопились покинуть такое красивое, но отчего-то не слишком гостеприимное место.

Люди уехали, а альвы еще долгое время молча смотрели то на реку, то друг на друга, силясь понять недоступное им. Почему эти подростки, вчерашние дети, которым никогда в жизни никто из племени альвов не причинил никакого зла, столь неистово жаждут их смерти? Что мешает им допустить даже возможность того, что рядом будет жить кто-то еще, другое племя, другая раса или другой человек, чуть отличный, непохожий на них? Нет, мир людей был устроен не так, они никогда не смирятся с отсутствием собственного господства, никогда не дадут шанс чужому жить в мире с собой.

"Почему?" — невысказанный вопрос так и повис в воздухе.

"Почему?" — ни один из альвов не в силах был это понять.

— Знаешь, они правы. — Вдруг вздохнул Гилд. — Они завоюют себе место под солнцем. Эта земля больше не наша. Мы по-прежнему понимаем и любим ее, а она нас, но время наше уже прошло. Вначале они убьют альвов, а затем эту землю. Они убивают все, что не могут понять. Вот увидишь, через какое-то время… — он запнулся. — Нет, этого мы уже не увидим ни ты, ни я. Мы просто не доживем, но это и к лучшему.

— Их век не долог, — прищурился Риан, — еще посмотрим кто кого. Впрочем… обольщаться не стоит. Ты прав, теперь настал их век.

Больше на эту тему они не говорили, а просто подняли с земли свою поклажу и отправились в путь. Порог землянки переступили уже поздно вечером и, наскоро поев, сразу легли спать. Натруженные мышцы болели, мешок оказалась достаточно тяжелым. Раздевшись, Риан помассировал усталую шею, даже пальцы после мешка сгибались с трудом. Гилд растянулся на кровати, стараясь расслабиться и унять пульсирующую боль в раненном плече. Он уговаривал себя, что сейчас заснет, а наутро все придет в норму, и боль исчезнет. Вместе с этим внушением к нему постепенно пришел сон.

Вначале Гилду снился гарнизон, он видел лица солдат, темную, грязную пристройку, в которой размещались стрелки, слышал их шутки и смех. У него очень болело плечо, а от него вся рука, в районе сустава снова сидел арбалетный болт. Однако никто вокруг этого не замечал, всем было не до него. Гилд хотел попросить у людей о помощи, но не мог, он не мог ни к кому обратиться, только с ужасом думал, как же он сможет вести назначенный на завтра бой, если у него совсем онемела рука. Он понимал, что надо уйти, бежать, только не знал, куда и как. Потом ему снился густой, спасительный лес, он брел по нему, не разбирая дороги, не понимая, куда и зачем идет.

Сзади послышался стук копыт, его догоняли всадники, как могли они мчаться по непроходимому лесу? А может это не всадники, может, это его собственное сердце стучало громко и так невпопад. Кто-то догнал его сзади, подсек, Гилд упал. Невидимый, но сильный враг рванул арбалетный болт из плеча. Яркая вспышка боли. Гилд вывернулся и увидел лицо, рядом с ним оказалась Лита — травница из деревни. Секунду он смотрел ей в глаза, а затем, повалил на землю, и она оказалась внизу, удерживаемая им. Боль исчезла, раны то ли не стало, то ли он о ней тут же забыл. Мужчина и женщина. Что между ними происходило, борьба или страсть? Еще мгновенье и Лита оказалась под ним, на земле, ее кофта была распахнута, волосы разметались рыжими прядями. Гилд ожидал яростного сопротивления, но сдержаться уже не мог. Он провел рукой по ее телу, но вместо отпора Лита обвила его шею и притянула к себе. Последняя преграда упала, Гилд привлек ее, жадно припал губами к её губам. Он чувствовал то, чего не испытывал в жизни никогда. Еще мгновенье, и… в этот миг что-то упало ему на лицо.

Он открыл глаза, резко проснувшись, и приподнялся на локте. Риан откинул свой край одеяла, попав прямо ему на лоб. Бормоча что-то во сне, друг улыбался. Гилду было досадно, что прервался такой сон, но все же он прислушался. Не прекращая что-то шептать, Риан вновь блаженно улыбнулся:

— Лита, пожалуйста, еще немного, тебе ведь тоже хорошо… — далее его голос сорвался, и губы шевелились уже неслышно.

Гилд еле сдержал смех. "Ну что же, может тебя повезет в этом больше!" Подумал он, и тихо лег, стараясь не разбудить друга, но тот уже зашевелился, ресницы дрогнули, почуяв чужой взгляд, и Риан открыл глаза.

Гилд ухмыльнулся одними уголками губ, в землянке было темно, но Риан почувствовал и это.

— Я что-то говорил? — чуть хрипло спросил он.

— Совсем немного, ерунда. Спи, может, еще увидишь… — Риан улыбнулся шире.

Но Гилд вовсе не торопился погрузиться в приятные видения. Он внимательно вглядывался в лицо друга, пытаясь угадать причину его полуночного веселья.

— А что ты так радуешься? Не спится или в твои сны кто-то заходил без спросу?

— Та же гостья, что и к тебе.

Гилд откровенно наслаждался растерянностью сородича, который сначала слегка смутился, а потом ответил точно такой же заговорщической усмешкой. Мужская солидарность, вещь великая и неистребимая.

— Что сделаешь, — проворчал Риан. — если Лита в этих краях единственная по-настоящему красивая девушка, на которой задерживается взгляд. На всех остальных смотреть без жалости невозможно, хоть на молодых, хоть на старых. Что мы с тобой — не мужчины, что ли?

Лита пришла к ним в сон сама. Ступая босыми ногами по теплой траве, золотая от солнца, нежная и открытая, как в день своего рождения. Это была и деревенская травница, и Лорилин, и все женщины, с кем доводилось делить любовь Риану. Совершенная и воплощенная, как богиня. И губы её были слаще меда, и кожа пахла клевером, а волосы полынью и мятой. Как было устоять против такой? Как не шагнуть навстречу в жаркие, жадные объятья? Конечно, Риан знал, что это сон, красивый и, после тысячи тысяч кошмаров, полных страха, крови и смерти, такой приятный. Но тело под пальцами было таким податливым, а глаза у сна были такими ясными и молящими, что сил прогнать видение у альва не нашлось.

Чего только не измыслили про альвов люди, об их жизни, нравах и брачных обычаях. Можно и впрямь было подумать, что альв не существо из плоти и крови, а диковинное создание, способное лишь на мелкие пакости да танцы при полной луне. И не знают, дескать, альвы ни сыновьей почтительности, ни нежной страсти влюбленного, ни родительских чувств. От того, что нелюди, не иначе. Минувшая встреча растревожила и Риана, и Гилда, заставив желать красивую женщину, и напомнив тот непреложный факт, что слишком долго жили они в одиночестве, не ведая ни заботы, ни ласки, ни любви. А ведь даже дикое животное порой жаждет общения с себе подобным, и не может все время быть наедине с собой. В мир снова пришла весна, время перерождений и пробуждений, когда быстрее текут реки и кровь по жилам, жарче светит солнце, и все сущее тянется к любви и свету, чтобы продолжить себя, чтобы не разорвался вечный и бесконечный круг жизни. Так чего же удивляться, что двум мужчинам, отверженным и одиноким, так отчаянно хотелось испытать радость в объятиях девушки?