ОНО - Стивен Кинг

Пассажир напротив, видимо, уже некоторое время боролся с искушением и наконец спросил:

— У вас все в порядке, сэр?

— О да, — вздохнул Эдди. — Мне просто приснился дурной сон. Это все астма.

Пассажир кивнул и закрылся газетой: мать называла ее «Джу-Йорк Таймс»[12].

Эдди выглянул в окно. Спящий ландшафт освещался лишь яркой луной. Изредка мелькали дома, реже группами, но лишь в единицах были огни — карикатурно-маленькие и слабые в сравнении с луной.

«Ему казалось, что он говорит с луной, — вспомнилось вдруг. — Генри Бауэрс. Боже, он же был лунатиком». Он размышлял, где теперь Генри Бауэрс? В тюрьме? Мертв? Или дрейфует где-нибудь по центру страны как неизлечимый вирус, занимаясь рэкетом с часу до четырех ночи — во время самого глубокого сна — или убивая запоздалых прохожих с единственной целью переложить их деньги в свой кошелек?

Возможно, все возможно… А может, он в сумасшедшем доме? Глядит на луну в ожидании полнолуния? Беседует с ней, слушает ее и слышит — что хочет услышать? Эдди заключил, что последнее наиболее вероятно.

«Ну вот я и вспомнил детство, — вздрогнув, подумал Эдди. — И школьные каникулы в том бестолковом и унылом 1958. — Эдди ощутил, что теперь может восстановить в памяти едва ли не любой эпизод того лета, но отнюдь не был уверен, что ему этого хочется. — О Господи, если б возможно было никогда к этому не возвращаться!»

Он прислонился лбом к грязному оконному стеклу с забытым в руке аспиратором, наблюдая ночь, сквозь которую шел поезд…

«…на север, — думал Эдди. — Нет, не на север. И не поезд. Это машина времени, и везет она не на север, а в прошлое. В давно прошедшее…»

Ему показалось, что он слышит бормотанье луны. Сжав аспиратор так, что пальцы побелели, Эдди прикрыл глаза, почувствовав, как внезапно закружилась голова…

5

Беверли Роган получает взбучку

Том почти заснул, когда раздался этот телефонный звонок. Он еще боролся со сном, потянувшись к аппарату, но наткнулся на грудь Беверли, придавившую его к подушке, и понял, что она сама снимет трубку. Откинувшись на подушку, он тупо удивился, кто мог трезвонить в столь поздний час по их незарегистрированному номеру. Он услышал приветственный возглас Беверли и опять провалился в полудрему: до этого звонка он заложил три шестиочковых броска и был вконец измучен.

Тем временем острое и изумленное «что-о-о?» Беверли проникло в его ухо кусочками льда, и он открыл глаза. Попытался сесть, но телефонный шнур впился в его толстую шею.

— Сними-ка с меня эту хреновину, Беверли, — буркнул он, и она быстро обошла кровать, держа шнур в вытянутой руке. Медно-рыжие волосы спадали по ночнушке почти до талии. Волосы распутницы. Она даже не взглянула на Тома, и Рогану это не понравилось. Он сел. Начиналась головная боль. Дьявол, возможно, она уже была, но когда спишь — не чувствуешь.

Он решил пойти помочиться, что хотел сделать уже часа три назад; надо брать другое пиво или придумать что-то от похмелья…

Проходя через спальню к лестнице, мужчина в белых боксерских трусах, раздувшихся как паруса под изрядным брюхом, с ручищами как два горбыля (он больше был похож на докера, нежели на президента и генерального менеджера «Беверли Фэшнс»), бросил взгляд через плечо на жену и в сердцах крикнул:

— Если это идиотка Лесли — скажи ей, чтобы заткнулась и дала нам спать!

Беверли коротко взглянула на него и отрицательно помотала головой, мол, это не Лесли, опять уставившись на трубку. Том почувствовал, как напряглись шейные мускулы. Будто его уволили. Уволен Миледи. Моей-хреновой-леди. Дело пахло керосином. Может статься, Беверли необходимо освежить память насчет того, кто в доме хозяин. Очень возможно. Иногда она забывала. И медленно усваивала.

Том спустился и не торопясь прошелся через холл на кухню, рассеянно пощелкивая резинкой от трусов. Открыл холодильник. Его рука не нашарила там ничего более алкогольного, нежели голубое блюдо с остатками лапши «Романофф». Пивом и не пахло. Даже кувшин, оставленный в заначке (как двадцатидолларовый билет, засунутый за обложку водительского удостоверения), был пуст. Игра закончена. «Уайт-Сокс» проиграли. Стадо ослов.

Взгляд Тома дрейфовал по рядам пустой посуды в кухонном баре. Через минуту он уже выливал остатки виски на последний кубик льда. Проделав эту операцию, он зашаркал обратно к лестнице с сильным подозрением, что напрашивается на большую неприятность, нежели головная боль. Взглянув на стрелки часов с античным маятником, он осознал, что полночь уже миновала. Это была не та информация, от которой у него улучшилось самочувствие. Отнюдь.

Неторопливо отсчитывая ступеньки, он думал, как же велика нагрузка на сердце. Стук собственного мотора, отдающийся в ушах, запястьях, груди нервировал его. В подобных случаях ему казалось, что внутри у него не насос, работающий в режиме «впуск-выпуск», а огромный циферблат со стрелкой, которую «зашкаливает» в красной зоне. Эта чертовщина ему не по душе. Что ему нужно, так это крепкий сон по ночам.

Но этот кусок дерьма, что назывался его женой, все еще трепался по телефону.

— Я понимаю, Майк… да… да… я знаю, но…

Длинная пауза.

— …Билл Денборо? — воскликнула она; ее голос вошел в ухо Тома как сверло.

Он стоял в дверях спальни, восстанавливая дыхание. Колокола уже не отдавались в ушах низким «бум». Стрелка вернулась из красной зоны в нормальный режим. Усилием воли Том стер ее из воображения.

О, ради всего святого, мужик он или нет? Конечно, мужик, и не какой-нибудь там задохлик, а крупный, статный. «Молоток», в общем. И если она об этом забыла, то самое время напомнить. Поучить малость.

На что он и настроился, но, раскинув мозгами, помедлил, прислушиваясь к разговору, без особой, впрочем, заботы о том, кому она говорит и что, лишь вслушиваясь в модуляции голоса. И почувствовал, как его охватывает привычная старая тупая злоба.

Том впервые встретил Беверли в одном из баров в центре Чикаго четыре года назад. Они быстро нашли общий язык, поскольку работали в одном здании — «Стандард Брэндс Билдинг» — и имели там общих знакомых. Том служил на двадцать четвертом этаже — «Ким и Лэндри. Связи с общественностью». Беверли Марш была помощником дизайнера на двенадцатом, в «Дилия Фэшнс». Сама Дилия, имевшая некоторый вес на Среднем Западе, ориентировалась на молодежную моду. Юбки, блузки, шали и широкие брюки спортивного типа конструировались, по словам Дилии, «молодежной бригадой», а Том называл их «главными мастерскими». Том Роган быстренько уяснил для себя два основных качества Беверли: она была неистребимо женственна и болезненно уязвима. Менее чем через месяц он открыл и третье: она была безусловно талантлива. Безумно талантлива. В эскизах ее платьев и блузок легко угадывалась машина для добывания денег с почти безграничным потенциалом.