Рассвет любви - Шеннон Дрейк

Брендан скрипнул зубами, замер на мгновение, и мир вокруг него будто взорвался. Блаженство охватило его, заставив забыть обо всем на свете. Он и до этого знал немало женщин — такова уж судьба воина и его награда, — но еще никогда не испытывал такого яростного, всесокрушающего наслаждения. Да, он знал немало женщин, но не таких, как эта. Мужчина должен утолить свой голод — такова жизнь. Женщина нужна ему, как хлеб, как воздух. А в темноте все они на одно лицо, цинично думал Брендан.

Но так было до того, как появилась она. И надо же было такому случиться, что именно эта женщина, в жилах которой текла голубая кровь, не могла принадлежать ему. Именно та, без которой он уже жить не мог, которую он полюбил.

Он лежал рядом, но душой и телом был по-прежнему в ней. Никогда ему не освободиться от нее, вдруг с угрюмой ясностью понял Брендан.

Элинор тяжело дышала, грудь ее вздымалась, тело было покрыто потом. Вдруг она повернулась к нему.

— Может, на самом деле я и не питаю к тебе ненависти…

Он ласково взъерошил ей волосы.

— Ты способна возненавидеть человека только за то, что он сражается за свою свободу?

— А почему ты считаешь, что подданные короля несвободны? Почему бы тебе, как многим твоим соплеменникам, не принести присягу Эдуарду и не жить в мире…

Рука Брендана на мгновение повисла в воздухе. Вдруг его пальцы яростно вцепились ей в волосы, и Элинор со страхом увидела, как потемнело его лицо.

— Потому что я не англичанин, черт меня побери!

— Но ведь половина Шотландии…

— Они боятся его!

— А я тоже боюсь… боюсь, что тебя убьют! — прошептала Элинор, и Брендан почувствовал, как ярость, ударившая ему в голову, растаяла без следа.

— Так же как и всех нас, — глухо бросил он.

— Но…

— И ты говоришь это после того, как видела Уоллеса, человека, готового отдать свою жизнь за свободу Шотландии?

— Но разве не ты когда-то сказал, что для одного человека свобода — совсем не то, что для другого? Я видела своими глазами, что сделали с моими людьми. Я до сих пор просыпаюсь по ночам, чувствуя ужасный запах горящей человеческой плоти! Интересно, что вы на это скажете, сэр?

— Меня там не было. И Уоллеса тоже. А ненавидеть всех за то, что сделал кто-то другой, притом во время войны…

— Можно подумать, что ты на их месте поступил бы по-другому!

Брендан стиснул зубы. Элинор склонилась над ним, глаза ее сверкали, волосы разметались по плечам.

— Подожди! — взмолился он.

— Но…

— Послушай, ведь даже Англия подписала с Францией временное перемирие! — Он сердито отпихнул ее в сторону. — Может, и ты последуешь их примеру?

— Конечно. Но…

— Ты не можешь хоть немного помолчать? — рявкнул он. Прежде чем она успела возразить, Брендан накрыл ее губы своими, заглушив протест поцелуем. Элинор чуть слышно застонала. Только тогда он заставил себя оторваться от нее.

— Твои губы… — хрипло начал он.

— …можно использовать совсем для других целей, — закончила Элинор.

И показала ему, как…

Острый кончик ее языка дразняще коснулся его плоти, заставив его вначале вздрогнуть от неожиданности, а потом окаменеть. Она задвигалась, сначала робко, потом смелее, возбуждая его до неистовства языком, губами, легким касанием волос, пока Брендану не показалось, что сама кровь в его жилах закипает от безумного желания. Но вот ее язычок скользнул ниже, и хриплый стон вырвался из его груди. А через мгновение он забыл обо всем, даже о Боге.

Окончательно потеряв голову, Брендан подхватил Элинор и усадил ее на себя…

Отдаленный раскат грома расколол ночь надвое. Но они ничего не слышали. Только много позже, когда рассудок вернулся к Брендану, на душе у него стало черно. «Господи, я этого не перенесу!» — молнией мелькнуло в голове. «Но это мой долг», — пришел ответ.

Позже, свернувшись клубочком у него под боком, Элинор прошептала:

— Ты уже и сам догадался, что во мне не осталось ненависти ни к тебе, ни к Уоллесу. Но ты по-прежнему мой враг. Враг… чудовище… изгнанник… скотт.

Брендан со вздохом прижал ее к себе.

—Не сегодня, миледи.

Элинор открыла рот… Но не нашлась что ответить.

Глава 9

Под присмотром Элен слуги приготовили столько разных блюд, что хватило бы на настоящий пир. Удалось раздобыть соленья. Стол ломился под тяжестью свежей рыбы, мяса и вина. Глядя на этот скромный домишко на окраине города, трудно было вообразить, что внутри подают обед, который мог бы вполне соперничать с пиршеством в зале замка какого-нибудь знатного барона.

Элинор еще не спустилась вниз. Брендан, сидя за столом между Эриком и Уильямом, настолько погрузился в мрачные мысли, что очнулся, только когда Эрик, толкнув его в бок, предложил подлить, ему вина.

— Хорошо, — рассеянно кивнул тот, мимоходом улыбнувшись Элен, которая ждала, держа в руках кувшин. Только тут он заметил внимательный взгляд Уильяма и догадался, что тот скорее всего уже довольно давно наблюдает за ним.

— Эскорт, посланный Филиппом, прибудет завтра, — обронил Уильям.

— Я знаю.

— Да ну? И ты не забыл еще, что мы с тобой изгнанники, объявленные вне закона?

Брендан едва не ухмыльнулся.

— Я помню.

Уоллес по-прежнему не сводил с него глаз.

— Мы с тобой не раз стояли плечом к плечу под градом стрел, отражали удары мечей, но тогда от боли и ран страдала лишь наша плоть. И мне бы не хотелось видеть, как истекает кровью твоя душа, потому что эти раны куда страшнее.

— Душа? — переспросил Брендан, не опуская глаз. Губы его скривились в горькой усмешке. — О чем ты, Уильям? Думаешь, я забыл, кто я такой? Обычный горец, хоть и возведенный в рыцарское звание на поле брани, но в душе все равно оставшийся «черной костью». В глазах английского короля я достоин одной лишь веревки. И я никогда не забуду об этом, Уильям.

— Да неужто? — Слабая улыбка заиграла на губах Уоллеса. — А я вот, представь себе, иногда забываю. И тогда мне кажется, что я обычный человек, который любит свой дом, семью, копается в земле, растит детей.

Порой мне сдается, что такую жизнь я бы с радостью предпочел любым испытаниям.

— Но ты ведь можешь все это иметь. Филипп будет только счастлив дать тебе и дом, и землю. А король Норвегии? Он много раз обещал тебе то же самое, лишь бы ты согласился служить ему…

— Нет, ни один из них не может дать мне дом: ведь земля, которой они рады меня наделить, — не моя земля, — покачал головой Уильям. — Да и детям, которые у меня могли бы родиться, я не смогу стать таким отцом, которого заслуживает каждый ребенок.

— Но ты ведь сказал…

— Я сказал, что я человек. Я потерял любимую женщину. И до сих пор порой, когда я слышу женский смех, мне вдруг представляется жизнь, которую я мог бы прожить. Но это проходит. Человек обязан принимать с благодарностью и не ропща все, что дает ему жизнь. Это вовсе не значит, что я никогда не женюсь. Но ты, мой юный друг, затеял опасную игру.