Обет мести. Ратник Михаила Святого - Алексей Соловьев

Булат скрестился в очередной раз, и сабля не выдержала, сломавшись у рукояти. Вздох пронесся по кругу наблюдавших. Вновь вскинулись луки, желая помочь своему…

– Не сметь!!!

Иван вывернул из-под ног чью-то секиру на длинной ручке. Отбив щитом запоздавший удар Семена, он обухом боевого топора изо всех сил саданул в щит супротивника, и левая рука новгородца не выдержала, щит опустился вниз, открывая все тело. Тот испуганно шагнул назад и запнулся о труп.

Может быть, Семен взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Может, и впрямь уже решил сдаться, осознав бессмысленность сопротивления. Это навсегда осталось тайной! Словно падая вслед за новгородцем, тверич описал правой рукой новую роковую дугу, и уже не единожды испачканное кровью лезвие в очередной раз напилось горячей влаги. Секира вошла в незащищенный лоб, разваливая голову пополам.

Несколько мгновений над местом поединка висела тишина. Потом чей-то голос разочарованно произнес:

– Эх, мать твою!!! Такой выкуп пропал! За него ж можно было запросто гривнами огрузиться!

К Ивану подскочили несколько незнакомых воев. Один вынул из закостенелых пальцев топор, бегло осмотрел ратника.

– Да ты ж кровью подплываешь! Чуешь, в боку бронь порвана?

Перед глазами молодого парня плыли круги, в ушах стоял невесть откуда появившийся звон. Он мотнул головой и присел на чье-то тело.

– Езжай в обоз! Пусть лекарь глянет, чего там, да перемотает.

Иван вновь качнул головой, желая глянуть напоследок на бывшего мужа Алены. Но, перехватив его взор, тверич истолковал его иначе:

– За бронь боишься? Верно, дорогая работа, и целая тебе досталась. Не боись, сам сниму и потом передам. Скажи только, как кличут и где найти.

– Из младшей дружины он князевой, я знаю, – долетел чей-то явно знакомый голос. Но посмотреть в сторону уже не было сил.

Ивану подвели его коня, помогли залезть в седло.

– Доедешь, не свалишься? – заботливо поддержал за бок все тот же бородач, что пообещал доставить победителю доспехи Семена, стоившие никак не меньше деревни в десяток домов. – Держи к саням, их видно отсель. Но, милый!!

Шлепок ладони по крупу, и усталый жеребец послушно зашагал по огромному полю брани, переступая через людей и своих павших собратьев. Изредка он косился назад, отвечая на случайный рывок узды, но продолжал движение, словно понимая, что его воля теперь важнее.

Неподалеку от саней, многими сотнями поставленных по приказу великого князя в длинные ряды, чтобы помочь пешцам выдержать первый яростный наскок новгородской конницы, Ивана перехватил радостный Юрко, скакавший с донесением от Василия. Мгновенно оценив все увиденное, он сблизил коней, обхватил друга за плечи и помог добраться до лекарей.

– Все, Ваньша, все! Теперь жить будешь! А у нас в десятке двоих срубили. И Пимена тож серьезно задели, вон он лежит. Я попозжа подъеду, побаем, что и как. Извини, тысяцкий ответа ждет!

Руки мужиков помогли освободиться от брони и зипуна. Сухонький бородатый лекарь мельком глянул на рану:

– Ничего страшного, крови просто отошло много. Через пару седмиц девок уже портить сможешь. А ну, милок, подними руку да потерпи еще чуток.

Лекарь несколькими уверенными движениями прошил рану тонким сухожилием козули, пожевал какой-то травы, пришлепнул лепешку и наложил повязку. Первый раз за весь день Иван реально почувствовал боль от уколов иглы. До этого были лишь какие-то тупые удары о бронь и тело. Ярость и шок отступили, позволяя человеческой плоти вновь ожить. И было это ощущение для княжьего ратника столь неожиданно, что Иван вдруг широко улыбнулся, шевельнув заиндевелой на морозе бородкой.

Он пролежал пару дней, в неведомой ранее слабости вставая лишь за тем, чтобы справить нужду. Лежал в одной избе с Пименом и другими ранеными, приятели заходили изредка, чтоб шутливыми насмешками поддержать и развеселить выздоравливающих. Есть не хотелось, а вот пили много оба, не отказываясь ни от густого мясного бульона, ни от ягодного взвара, ни от хмельного. Пили и спали, спали и пили. Да в перерывах между этими занятиями слушали рассказы собратьев по оружию.

Разгром новгородцев был полный. Торжок открыл свои ворота, отдаваясь на милость победителей, и милость эта была весьма сурова. Михаил заковал в железа и мятежного Федора Ржевского, и брата Юрия Московского Афанасия, и дюжину видных новгородских бояр. Почти вся верхушка вольного города осталась лежать в февральских снегах, порубанная в сече. Великий город обязался выплатить пять тысяч гривен отступного, а Торжок великий князь хладнокровно отдал на разграбление татарам и своим воинам.

Ратники хвастались добытым добром и пленниками. Менялись друг с другом либо продавали ненужное тут же на торгу. Разбогатели все и не стеснялись награбленного: во все века воинов кормили сила и грабеж.

Поделились и с Пименом. Ивану же без обиняков говорили, что доставленная в целости справа Семена вполне оправдывала пролитую кровь:

– Слышь, Ванька! Тут купец один спрашивал, не хочешь ли ему бронь и меч продать? Хорошую цену дает!

– Нет. Себе оставлю, отцову верну. Пущай с нею делает что захочет.

Юрко не раз с завистью ощупывал работу шведских мастеров.

– Знатная работа, дорогого стоит! Такую только из твоего самострела пробьешь, да и то вблизи. А вот меч по моей руке тяжеловат, я бы продал. Сабля посноровистее будет.

– Обвыкну! Продать недолго. Татары сильно зорят?

– Не приведи Господь! Всю округу пусту сделали. Теперь их никакой грамоткой уже не окоротишь. Теперь их только весна проводить может, талых вод испугаются, нехристи. Слышно, некоторые уже назад начинают заворачивать, на Москву и Коломну правятся.

– Они по пути дел наделают немало. Теперь для них союзных боле нету, есть только быдло человеческое, только неверные. Упаси Христос, чтоб рядом с Тверью не вертались!!

Лишь на второй неделе Иван смог сесть в седло и шагом проехать по покоренному и опустевшему Торжку. Буйство победителей прекратилось: грабить было уже некого и нечего. Не попавшие в полон успели убежать в леса и болота, остальные брели в далекую и неведомую Орду, падая на дорогах и замерзая от холода и недокорма в ночлежных сараях.

Радости парню эта первая поездка не доставила, в памяти всплыл Зубцов. А ведь так татарская воля могла пройти и по родному гнезду!..

Он попытался выяснить, не оказался ли в тверском полоне Онуфрий. Вопросил об этом даже Василия, сообщив, что Алена осталась вдовой. Знатный новгородец нашелся, но за смерть Семена боярин еще больше охладел к Ивану. Сильные мира того по-своему смотрели на такие вещи. Можно было полонить – пошто не имал? Ведь в другой раз ты сам мог остаться на грани жизни либо смерти.

Обратно полк тверичей двинулся в самом конце февраля. Ратники передвигались короткими переходами, охраняя сани с добром и гоня пленных. Все реки и дороги, ведущие на юго-восток, вновь превратились в запруженные донельзя пути, на которых всадники перемешались с санями, татары с русскими, радостные с плачущими. Война возвращалась в свои берега, чтобы на какой-то срок затихнуть, чтобы люди набрались сил, нарожали новых детей, отстроились, запаслись добром, оборужились, с новой силой возненавидели друг друга… И чтобы снова русские пошли на русских!

Достигли Твери. Многие ратные были распущены по домам на неделю-другую. Основное татарское войско уже ушло в сторону Рязани, лишь отдельные отрядики их, обремененные полоном, еще тащились по землям княжества, не представляя никакой угрозы для хорошо укрепленного города. Победители могли расслабиться.

Отец обрадовался и двум пленным смердам, и доставшемуся при дележке добру, но более всего хорошим доспехам. Причину пояснил просто:

– Мою бронь подлатаешь и продашь, деньги пригодятся на новом месте с Анкой жизнь затевать. Не дело такому удальцу век в бору коротать. С такой справой где хошь и кому хошь служить можно, видная!

– А слово мое? Ты опять о старом баешь? Дак я тебе отвечу, батя, что выше Михаила нет сейчас на Руси никого, особенно после этого похода! Тут и спору быть не может.

– Самый сильный – Господь Бог, за ним на земле – хан ордынский. А уж хан решает, кому на Руси первым быть. Милость Узбекова – что снег мартовский. Сегодня вроде еще лежит, а через месяц-другой по оврагам слезами побежит.

– Слышал уже! Ерунда все это. Сидишь тут в лесу сиднем и выдумляешь всякую всячину. Русь за князем нашим, тут и баять нечего!

Федор прищурился, покачал сокрушенно головой, но более ничего не произнес.

Встреча с женой была радостной. В Иване давно проснулся мужик со всеми его требованиями и желаниями. И Анна вдосталь опустошила уже окрепшее тело, отдав себя всю без остатка. А по пробуждению огорошила радостной вестью:

– Я ведь зачала от тебя, Ванюша! По всем приметам, зачала.

– Да ну? – чуть отстранился парень, чувствуя, как забилось вдруг сердце. – Парень аль девка?