Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

гонца с провожавшими его рейтарами, а разом с ним отпустить в

Крым и татар, товарищей убитого ханского гонца. Их всех

посадили в лодки, а за ними отрядили также в лодках, как бы

провожаючи их, сорок человек запорожцев; отправился с ними и

сам новый кошевой Остап Васютенко. Плыть Днепром доводилось

им только пять верст, а потом надобно было ехать сухопутьем; для этого выслали вперед к Каменному перевозу (отстоявшему

семь верст от Сечи) лошадей с прапорщиком рейтарского строя

Пенкиным, с тридцатью рейтарами -и с семью козаками.

Как только Лодыженский успел отплыть по Днепру версты

две, кошевой Остап Васютенко (другое прозвище его было

Черемис) с товарищами последовал за ним в лодках. Догнавши его, запорожцы приказали Лодыженскому со всеми плывшими с ним

причалить и выходить на берег. Великороссияне, видя, что их

немного, повиновались. Козаки сняли с них платье и даже рубахи

и приказали им нагишом стать в круг, а сами стали около них

с пищалями. <Бегите в воду в Днепр!> - крикнули на них козаки.

Великороссиянам некуда было деваться; они стали прыгать в воду.

Тогда козаки стреляли по ним из пищалей. Пуля попала в Ло-

дыженского; он первый пошел ко дну; прочие усилили свое

плавание, но козаки вступили в лодки, пустились за ними и стали

их бить: убили переводчика, бывшего при царском гонце, убили

рейтарского поручика Алексея Снетина, убили пять солдат, четырех посольских татар и двух боярских людей Лодыженского.

Прочие: подьячий, прапорщик, трое солдат, несколько людей

боярских, белогородский станичник Переверзев и один посольский

татарин успели доплыть до берега; подьячему дали веслом такой

удар по голове, что он, достигши до берега, упал замертво на

землю, а очнувшись, с трудом поплелся за своими товарищами.

Все пошли нагишом в Сечу. Другие, которые из Сечи отправились

с рейтарским прапорщиком Пенкиным к Каменному перевозу и

4 Заказ 785 97

вели лошадей для гонца и его свиты, были настигнуты козаками; их ограбили, отняли у них лошадей, и они пешком пришли в

Сечь. Только двое бывших с ними посольских татар успели

верхом ускакать по степи к крымским городкам.

Из Сечи отпустили подьячего и всех спасшихся от смерти ве-

ликороссиян в Полтаву. Но пока они пробыли в Сечи, то услыхали

от Козаков такие слова: <нам быть в соединении с Дорошенком.

Полтавский полковник с нами в приятстве. Мы на том порешили, чтобы

всех царских ратных и начальных людей вывести вон из

малороссийских городов, и чтоб у нас в малороссийском крае никаких

поборов с отцов и с родичей наших не было>.

<Многие непристойные слова запорожские козаки тогда

произносили>, прибавил передававший воеводе в Полтаве эти

сведения подьячий Скворцов.

23-го мая известил своего боярина и гетмана кошевой Остап

Васютенко, что в Сечи убили,до смерти царского гонца, стольника

Ефима Лодыженского, и пограбили все, что с ним было, но кто

это сделал, по какому поводу и когда, о том в письме кошевого

к гетману не было ничего сказано. Бруховецкий, получивши

неожиданное известие, хотел было писать универсалы во все полки, чтобы шли против мятежников, но, как объяснял Кикину, раздумал, опасаясь измены между козаками. Это все - говорил он

Кикину - устроил прежний кошевой Ждан-Рог для своей

бездельной корысти и для грабежа.

Посланный гетманом Иван Донец приехал в Сечу на Троицын

день 26-го мая. Запорожцы собрали раду. Прочитали письмо

гетмана, в котором требовалось сыска преступников. Тут поднялась

разноголосица и перебранка между козаками <старинными>, т. е.

бывшими в Сече лет по пяти, по десяти и более, и козаками-но-

вичками, пришедшими туда недавно, большею частью из

правобережной Украины. Старинные козаки говорили новичкам: <все

зло от вас из-за Днепра пришло!> Новички обратились к Донцу, показывали ему бумаги, отнятые у Лодыженского.

- <Видишь>, - толковали новички, - государь московский

помирился с польским королем, а все для того, чтоб наше

Запорожье снесть. Вот за это-то и стольника, и татар потопили!>

Кошевой <тайным обычаем> сказал Донцу: <уйди к себе в

курень, а то как бы тебя здесь не убили!>

Донец ушел из рады. Через несколько времени пришел к нему

кошевой со старшинами, сказал, что рада окончилась, но не

сообщил Донцу, чтоб какой-нибудь приговор состоялся на раде о

сыске преступников, чего домогался гетман. <Не знаем> - говорил

кошевой - <что с этими своевольниками делать! Много их нашло

тут на Запорожье. Ни меня, ни старшин не слушают. Во всем

полагаюсь на государево изволение>.

98

Кто-то из старшин говорил: <пущий бунтовщик-Страх. Он

утопил Ефима. Его было поймали и приковали к пушке, а он напоил

караульщика и чуть не убил его, да сломал с цепи замок и ушел

неведомо куда>.

Тут сообщили запорожцы, объявившие себя выходцами из

турецкого городка Ислам-Керменя, что при них к туркам пришел

запорожец, утопивший Лодыженского и татар, и турки велели его

-повесить.

- Этот козак - сказали старшины - не кто иной, как

Страх, родом из Кальниболота.

Продержав гетманского посланца два дня в Сече, кошевой

отпустил его с письмом к гетману.

Бруховецкий отправил самого Ивана Донца в Москву вместе

с двумя письмами (от 21-го и 20-го мая), присланными от

кошевого к гетману:

<Убийство гонца - писал кошевой - совершено

своевольными людьми без ведома кошевого начальства; но в статьях, взятых

у убитого, увидали мы, что нас, как детей яблоком, тешит царь

бумажными-листами, чтоб мы его царскому величеству верно”

служили, а сам великий государь, взяв братское желательство с

королем польским, тотчас с тем же и к хану отзывается, и обещает

нас умалить. Уже и началось то, что царь-государь обещал: для

какой-то причины бедных людей, от войны разоренных, зело

утесняют. Стольник Лодыженский смерть принял за то, что в городах

наших люди великие обиды от них (великороссиян)-терпят.

Изволь же, ваша вельможность, в любви с нами жить, а его царскому

величеству учинить известие, чтобы указано было ратным людям

перестать чинить в городах наших вымыслы, а будет не

перестанут, храни Боже, чтоб не загорелся больший огонь>. Давалось

обещание покарать убийц, когда найдутся, <только бы

царь-государь за преступление этих убийц не держал гнева на всех

запорожцев>. Если же будет иначе, кошевой приводил гетману такую

угрозу: <когда человек хочет ниву пахать, то прежде терние из

земли вымечет; подобно тому предки наши, не щадя здоровья

своего, но претерпевая все, что приходилось претерпеть, выдергивали из отчизны терние, чтоб нам она уродила свободу; и нам

свобода дороже всего на свете; да и рыбам, и птицам, и зверям, и всякому созданию мила она. Как нам не скорбеть, когда за

наши заслуги хотят нас в неволе держать?>

Бруховецкий, отправляя в Москву Донца, в своей грамоте к

царю указывал, что <смуту разносят убежавшие в Запорожье

мужики, не хотячи отдавать уставных даней в царскую казну, а

тут еще возбуждают смятение и те, что убежали в Запорожье от

великих насильств и обид, причиняемых воеводами>. Гетман

указывал на необходимость усмирять мятежи великорусским войском, 4* - - 99

на своих же Козаков разных полков гетман не надеялся: между

ними, но его словам, таких не мало было, что сами сделаться

могут зачинщиками.

В Москве Донец сообщал между прочим, что в Запорожье

гневаются на гетмана главным образом за то, что он бил государю

челом о воеводах, ратных людях и переписчиках.

Июня 26-го дана была Донцу ответная царская грамота к

гетману. <Узнали мы> - говорилось в ней - <что в малороссийских

городах лихие люди <оставляют злые советы о денежных и

хлебных сборах на продовольствие ратных людей и в тягость себе то

ставят, что на их же оборону наши царские люди в городах живут.

Переписчики посланы не на раздражение, а на успокоение

украинского народа, притом посланы они по единомышленному че-

лобитию вашему же, гетмана, полковников, сотников, Козаков и

черни, в чем мы, великий государь, вам и всему поспольству

поверили и ныне надеемся без всякого оскорбления народа в

Украине содержать и прокормить наших ратных людей, присланных

к вам к: обороне и защите>. Бруховецкому внушалось держать