Без аккомпанемента - Марико Коикэ

— Не знаю, но я готова землю носом рыть, чтобы меня только здесь оставили.

— Почему?

Я украдкой взглянула на него. Ватару удивленно скривил губы:

— Почему ты так хочешь остаться в Сэндае?

В его вопросе не было ни малейшей издевки, наоборот, он задал его таким простодушным тоном, будто это маленький ребенок спросил о чем-то своих родителей. Я почувствовала, как к моему горлу подступает комок.

— А ты не понимаешь? — с легкой дрожью в голосе спросила я. — Ватару-сан, ты правда не понимаешь, почему я хочу остаться в Сэндае?

Ватару молчал. Пытаясь скрыть замешательство, я закурила сигарету.

— Ну не понимаешь, и ладно.

Изобразив усмешку, я выпустила струйку дыма. Что бы такое соврать, отчаянно думала я, но ничего путного в голову не приходило.

— Уж не хочешь ли ты сказать, — тихо спросил Ватару, — что не желаешь расставаться со мной?

Я ответила ему пристальным взглядом. Ватару едва заметно улыбнулся и покачал головой.

Почему я сразу не сказала себе, что его улыбка была фальшивой? У меня была масса оснований, чтобы признать, что это была либо откровенная фальшь, либо ничего не значащее выражение дружелюбия, но, несмотря на это, я все же решила поверить этой улыбке. Хотела поверить.

— Да, ты прав, — полушепотом сказала я и закрыла глаза. — Это потому, что я не хочу расставаться с тобой.

Было слышно, как с крыши падает снег. Мы оба не говорили ни слова. Комья снега падали один за одним, глухо ударяясь об землю, и от каждого удара маленькие окна чайного домика начинали дребезжать.

После долгого молчания я открыла глаза. Ватару смотрел на меня.

То, что произошло потом, было на редкость банальным и предсказуемым. Любой парень и девушка в этом возрасте сделали бы то же самое. И если бы это была не я, или на месте Ватару был кто-то другой, мы бы все равно сделали это.

Все условия сошлись воедино. Маленькая комнатка в домике, отрезанном от внешнего мира снежной завесой. Тесный столик-котацу, сидя за которым мы могли ощущать соприкосновение наших тел. Отлучившийся до самого вечера сосед по комнате. Вдобавок к этому бессильная злоба и отчаяние перед неизведанностью будущего. И произнесенное неясными намеками признание в любви…

Ватару принялся снимать с меня одежду. Но делал он это не грубо, как в прошлый раз на моем дне рождения, а, наоборот, с какой-то неземной нежностью. Одежда спадала легко. Мне даже стало стыдно оттого, насколько просто она снималась.

Я сидела, не шелохнувшись. Его обжигающе горячие руки ласкали мою грудь. Долгими ласками он успокаивал меня, уговаривал, а потом осторожно уложил на пол.

Закрыв глаза, я услышала, как Ватару начал раздеваться. Стянул свитер. Расстегнул пуговицы на рубашке. Снял рубашку. Потянул вниз молнию на брюках. Скинул брюки на пол…

Затем он не торопясь улегся на меня сверху. Последовали бесконечно долгие ласки. Из-за чрезмерного волнения мое тело было натянуто, как струна, но я изо всех сил старалась получить удовольствие. Мне казалось, что иначе это будет нечестно по отношению к Ватару.

В комнате, где не было даже печки, а только маленькая жаровня-котацу, стоял жуткий холод, но по всему телу Ватару струился пот. Обнаженным, он выглядел еще более хрупким, чем мне представлялось раньше, и напоминал плоскогрудую девочку-подростка. Однако в этом тщедушном теле таилась определенного рода сила. Я бы даже назвала это мужской силой. Да, Ватару был нежен, но и особенной свободы он мне не давал. Прочно удерживая меня в своих объятьях, он с невероятным упорством пресекал все мои попытки хотя бы немного закрыться от него.

Внезапно Ватару затаил дыхание. Где-то ниже пояса я почувствовала его неуклюжие движения. Смешно, но в этот момент я вспомнила Рэйко. Мне показалось, что совсем близко, прямо под ухом я слышу ее голос: «Надо избавляться!» И вот тогда я впервые поняла, что я на самом деле самая обычная, такая же, как все, простая девчонка.

— Ватару-сан, — прошептала я, — пожалуйста, это у меня первый раз. Поэтому…

Ватару сделал слегка удивленное лицо, но тут же ответил: «Понял», — и некоторое время продолжал ласкать меня. Постепенно я почувствовала, что мое тело начинает расслабляться. Те места, к которым Ватару не прикасался, замерзли и были холодными, как лед, но где-то под кожей, в самой глубине периодически появлялось горячее биение, которое медленно растекалось по всему телу, наполняя меня прежде не виданным дивным наслаждением, словно я погружалась в теплую воду.

Что было дальше, я помню плохо. Ватару вставил мне в вагину палец, а потом начал вводить туда же свой член. Поначалу у него ничего не получалось. Его член то напрягался, то опадал. Когда он становился совсем мягким, Ватару принимался неистово водить по нему рукой. После нескольких неудачных попыток его штука таки оказалась во мне. Я почувствовала легкую боль, которая, впрочем, была совершенно терпимой.

— Кёко, — замерев, прошептал Ватару, — я люблю тебя.

В его голосе слышались торжествующие нотки. Ватару выглядел невероятно сильным и невероятно уверенным в себе. Не мешкая ни секунды, он стал двигать бедрами. Нижнюю часть живота пронзила острая боль, как при месячных. Но я не подала виду. Боль быстро утихла, и ей на смену из глубины тела пришло далекое предвкушение будущего экстаза. Словно рябь невысоких волн это ощущение накатывало на меня, накатывало, а потом снова уходило.

Резко и шумно набрав воздух, Ватару несколько раз прошептал мое имя, в конце горлом прохрипел какое-то слово, которого я не разобрала, и в изнеможении рухнул на меня всей тяжестью своего тела.

Он лежал на мне, истекая потом. В мозгу царило оцепенение, я не могла вымолвить ни слова. Тело было вроде бы моим, но в то же время каким-то чужим, будто меня разделили на две равные половинки.

Перебирая пальцами возле моего уха, Ватару продолжал осыпать меня мокрыми поцелуями. Я медленно открыла глаза. Надо мной чернел потолок чайного домика. Падающий за маленьким окошком снег наполнял комнату бледным синеватым светом. Голова была совершенно пуста. Некоторое время я просто лежала, уставившись в потолок.

Вдруг, в промежутках между натужными вдохами и выдохами, которые издавал Ватару, до меня донесся какой-то слабый шум. Я прислушалась. Посреди звенящей тишины комнаты шум становился все более явным.

Охваченная каким-то инстинктивным страхом, я повернула голову.

Дверь, закрывающая входной лаз, была сдвинута более чем наполовину. Так, что зияющее отверстие образовывало ровный квадрат. Я увидела густо падающий снег. И за этим снегом, который летел, вычерчивая в воздухе рваные косые линии, что-то маячило. В следующий момент я осознала, что это что-то, похожее на бестелесный призрак отрубленной головы, — лицо Юноскэ! Из горла вырвался слабый крик.

Ватару посмотрел на меня, а потом, проследив за направлением моего взгляда, повернулся в сторону лаза. Мне показалось, что воздух в комнате разом заледенел, и осколки этого льда — мелкие и острые, как шипы, — вонзились в мою кожу.

Ватару в одно мгновение слез с меня и глухо простонал:

— Уходи… Сейчас же уходи отсюда!

Юноскэ тут же вскочил на ноги, словно отброшенный невидимой пружиной. Полы знакомого мне короткого твидового пальто развевались, закрывая край четырехугольного отверстия. Он грубо задвинул входную дверь чайного домика, и вскоре нестройный скрип его шагов, убегающих по свежему снегу, затих вдали.

Согнувшись, как креветка, я дрожала, прикрывая грудь обеими руками. Мне не хотелось верить в то, что произошло.

— Он все видел, — сказала я, выбивая зубами мелкую дробь. — Наверное, с самого начала…

— Забудь! — Ватару прижал меня к себе. — Прошу тебя, не думай об этом.

— Нет! — словно маленькая девочка, в голос зарыдала я. — Почему он так сделал? Зачем он смотрел? Зачем подглядывал? Прямо когда мы… когда мы стали…

— Ну, не надо. Не надо, Кёко, — Ватару обнял меня, прижавшись щекой, и кончиками пальцев вытер мои слезы. Всхлипывая при каждом вдохе, я не могла перестать плакать. Я вспомнила, что Юноскэ рассказывал про замочную скважину. Оказывается, он смотрит. Всегда смотрит. Подглядывает через отверстие, как близкие ему люди занимаются любовью.

— Не понимаю, — сбивчиво повторила я. — Юноскэ… он что, такой?

— Нет, — уткнувшись лицом в мои волосы, устало вздохнул Ватару. — Нет, он не такой.

В тот вечер у меня был жар. На следующее утро температура подскочила до тридцати девяти градусов. Обеспокоенная тетка вызвала на дом врача.

Целых три дня я провалялась в постели. Мне снились разные кошмары. Во сне я видела, как занимаются сексом Юноскэ с Сэцуко, Ватару с Сэцуко, и еще Ватару с Эмой. И будто я подсматриваю за ними в замочную скважину. Меня охватывает сумасшедшая ревность, но я не могу отвести глаз. И в этот момент Ватару и Юноскэ с издевательскими ухмылками подходят ближе. Замочная скважина становится темной, и я ничего не вижу. И вдруг я понимаю, что это уже не я подсматриваю за ними, а они наблюдают за мной с другой стороны двери.