Духов день - Андреас Майер

Визнер на мгновение весь сконцентрировался и стал обдумывать, что ему сейчас лучше всего предпринять, чтобы помешать чужаку встретиться с Катей Мор, по крайней мере сегодня вечером. Он попросил его минутку подождать и направился к телефонной будке, чтобы позвонить своему другу Буцериусу. Пока он разговаривал, он наблюдал за стоявшим на одном месте южаком. У того был несчастный вид. Его тело двигалось взад и вперед, он словно раскачивался, как это иногда делают евреи. Можно было подумать, он видит на много миль вперед и даже сквозь стены домов, на которые смотрел, они для него как будто не существовали, правда, можно было еще представить, что он смотрит сквозь стены вовнутрь самих домов, а может, просто на кромку тротуара или на фонарь и становится от этого только еще печальнее. Но вот он взглянул на телефонную будку и улыбнулся. Визнер, не прерывая разговора, улыбнулся в ответ, но показался сам себе при этом полным идиотом, даже скривился от бешенства. Он только что подробно описал Буцериусу, что делает южак, стоя в переулке. Сейчас он все еще улыбается, сказал он. Возможно, чужак-гессенец во всем следует одному и тому же определенному плану и таким образом терзает его, подумал он. А возможно, у него, Визнера, просто нервы взвинчены и он весь сам не свой из-за этой девушки. Ему нельзя о ней думать, вот сейчас у него сразу пошли круги перед глазами. Нет, этого ты даже Буцериусу не расскажешь, сказал он себе, продолжая разговаривать с ним. Девушка как девушка. А уши словно ватой заложило. Что за комичная сцена, подумал он. Сам он стоит в телефонной будке, перед ним этот идиот в переулке, а на него вдруг напал приступ дикой влюбленности. Послушай, сказал он, выходя из телефонной будки, раз уж мы тут заговорили о путях и целях, Буцериус сказал, у него там собрались сейчас несколько наших знакомых и потому на площадь он не пойдет, но мы можем прийти к нему, это не больше четверти часа ходу. Вот теперь он опять смотрит на меня так, подумал Визнер, как будто изучает мое лицо, прочесывает мои мысли и взвешивает, зачем я предложил ему это. Грандиозная идея, сказал наконец южногессенец, и Визнер снова ничего не понял, что в ней такого грандиозного. Но если так, тогда эта девушка тут вовсе ни при чем и сама по себе не так много значит, девчонки вообще не в счет, не в них вовсе дело, это самый правильный подход к проблеме, и с этими мыслями он отправился вместе с южаком в путь, в сторону окраины. Южногессенец шел всю дорогу молча рядом с ним. Придя на место, он не нарушил своего молчания, странным образом он даже не поздоровался с собравшимися там людьми. Сначала он молча подпирал стену сарая и смотрел на огонь, потом все-таки подсел к костру, но так за все время и не произнес ни слова, Визнер, однако, не испытывал от этого никаких неудобств. Во дворе у Буцериуса собралось человек пятнадцать. Тут же стояло несколько ящиков пива, Петер Лаймер, бывший однокашник, пригнал сюда свою машину, открыл дверцы и запустил на полную мощность магнитолу с гремевшей оттуда техномузыкой. Подходили все новые люди, даже влюбленные парочки. Визнер наконец-то опять почувствовал себя в привычной для него роли независимого человека и с легкостью вступал в любые разговоры. И опять начал восторженно рассказывать о предстоящем путешествии. Все это время чужак-гессенец молча сидел на бревне и неотступно глядел на огонь. Визнер немножко сердился на него, потому что тот опять выглядел не так, как все, и, сидя в уединении на бревне, глядел на языки пламени, не произнося ни слова, всем на пафосе, одним словом, полная противоположность присутствующим. И если кто-то из девушек заговаривал с ним, он приветливо улыбался и даже коротко отвечал, нет, ничего не произошло, он просто сидит тут, и все, смотрит на огонь, и больше ничего, ему так нравится. И опять бил на эффект, очевидно, этот южак ни минуты не может прожить без того, чтобы не производить на кого-то особого впечатления. Правда, Визнер потом забыл про него, а когда хватился, его уже нигде не было. Визнер немного поискал его, но никто не мог сказать, где он и когда ушел. Черт, сказал Визнер, он тут прочно застрял у Буцериуса во дворе, а девушка гуляет тем временем по городу. Следующим глотком пива Визнер смыл эту мысль. Как раз возник небольшой, но ожесточенный спор, потому что одни хотели слушать техно-музыку и танцевать под нее, другим же это мешало общаться. Тем не менее все же воспользовались магнитолой Лаймера и запустили «техно» так громко, что кругом задрожали стены. У огня обжимались парочки. Буцериус уехал в город за сигаретами. На какое-то время появилась Гюнес, но даже не обратила на Визнера никакого внимания, немного потанцевала и снова ушла в сопровождении того, кто был сильно пьян. Визнер остался к этому совершенно равнодушен. Таких случаев, как с Гюнес, миллион на дню. Типичные половушки, всего на несколько ночей. Он даже с какой-то агрессивностью вдруг подумал, а задница у турчанки ничего, аппетитная, факт. И целуется она хорошо. Да, не хуже других. Он имел полную возможность, но теперь с турчанкой покончено. Он вдруг изменился, ему этого больше не надо, и он даже не хочет этого. Ута ведь тоже не такая. С Утой он уже доказал, что относился ко всему гораздо серьезнее и основательнее, думал не только о том, чтобы сидеть вот так и обжиматься у костра. Он все время чего-то искал, да, и вот теперь он нашел, и только потому, что не находил этого раньше, и в Уте тоже нет, с ним и происходили все эти случаи с девчонками, например с той же Гюнес. Ну-ну, сказал он себе, не надо только быть теперь несправедливым к Гюнес. Это был честный договор, ни у нее, ни у меня нет проблем с прошлым. Это было… просто ошибкой. Да, в жизни так много ошибок.

Когда Гюнес уходила, она взглянула на него, поджав губки и приняв покорное выражение. Он улыбнулся, она тут же ответила ему улыбкой. Вот и все, узы разорваны. После этого Визнер с легкостью продолжил общение, почувствовав себя полностью раскрепощенным. Потом пришли совсем молодые ребята и запрыгали под «техно» возле сарая, обнажившись до пояса и не стесняясь откровенных телодвижений и жестов. Время от времени кто-нибудь из их компании, утратив над собой контроль, наступал на сидящих у костра, что каждый раз приводило к бурным сценам. Однако тут же находились третейские судьи. Ему, Визнеру, показалось, что музыка стала еще громче. Вскоре появился отец Курта, он искал сына, очевидно, чтобы предъявить ему претензии. Не найдя его, он заговорил с Визнером. Музыка слишком громкая, ее наверняка слышно и в Верхнем Флорштадте, он даже не представлял себе, что от автомагнитолы и стены не защищают. Это все специальные колонки, называются «сабвуфер», сказал кто-то из стоящих рядом, генератор низкочастотных звуков, то есть басов. Их буханье заглушает и перекрывает все вокруг. Понятно, процедил с раздражением сквозь зубы старый Буцериус. А потом Визнеру: и раз уж людей становится все больше и больше, так нельзя ли, в конце концов, последить за тем, чтобы они вели себя поаккуратнее, так он считает. Пока его сына нет, он, Визнер, обязан об этом позаботиться. И пусть скажет людям, чтобы не заходили в мастерскую. Это им может дорого обойтись, они ведь уже все перепились. А он вообще-то знает всех этих людей? Визнер: нет, они приходят сами. И в этот момент возвратился Курт Буцериус, но не один, а в сопровождении Кати Мор. Музыка после совместных увещеваний Визнера и Буцериуса сразу же стала немного тише. Визнер прошел в мастерскую и увидел там парочку, которую уже один раз вышвыривал оттуда. О'кей, о'кей, только не надо дыма и без стресса, пожалуйста, сказал застигнутый врасплох парень. Какой там стресс, сказал Визнер, он просто намерен запереть мастерскую, в конце концов, все гуляют во дворе, при чем тут ремонтная мастерская. Визнер сначала демонстративно держался возле Буцериуса, как бы действовал с ним заодно, наводя порядок, пока наконец-то судьба сама не подвела его к Кате Мор. Гордый от счастья, он отметил, что девушка держится с ним открыто и просто, как со старым знакомым. Она рассказала ему немножко про старого Адомайта и про то, как ей наскучили родители и она рада, что подвернулась возможность еще раз пойти куда-нибудь вечером, иначе ей пришлось бы весь оставшийся вечер просидеть с бабушкой. Она постояла с ним, они вместе покурили, а потом она пошла танцевать, то и дело мило улыбаясь ему. Затем она снова постояла с ним, они опять что-то обсудили, и Визнер чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Несколько раз ему даже довелось защищать девушку от назойливости посторонних гостей, пристававших к Кате Мор, предлагавших потанцевать с ними или выпить водки etcetera. Обычно она не танцует под «техно», сказала она, но сегодня ей почему-то хочется, такое у нее настроение. Здесь все так странно, в этом дворе, свет костра, вокруг пахнет соломой, и вдобавок еще эта музыка. Ее друг никогда не танцует. Визнер почувствовал себя убитым этой фразой, словно снайперским выстрелом в голову. У нее есть друг! У него было такое ощущение, что его голова вот-вот лопнет. Друг, у нее есть друг, стучало у него в висках. Все-таки как хорошо, просто счастливый случай, что этот южак так неожиданно исчез до того со двора Буцериусов. Только не подавай виду, ни в коем случае не подавай виду, приказал он себе. Значит, так, у нее есть друг, но мне это совершенно безразлично, потому что она и сама мне абсолютно безразлична. Да, женщины и должны быть безразличны, а если это не так, то, значит, уже сделан первый шаг к беде. От ее волос пахнет каким-то особым теплом. А как эти глаза смотрят на тебя, то есть на меня! И единственное, что ты сейчас ощущаешь, Визнер, сказал себе Визнер, так это то, что у тебя подкашиваются ноги. Но ты не должен этого допускать. Она тебе безразлична. Тебе все безразлично! Да, точно, южак именно так и сказал, все безразлично! А как у нее обстоят дела с ее другом, счастлива ли она с ним, спросил он Катю Мор совершенно естественным тоном. Счастлива ли, отозвалась Катя Мор и пожала плечами. Она этого не знает. Она даже не знает, что это означает, быть счастливой или нет. Может, это когда внутри тебя вдруг все умолкает и замирает от счастья. Визнер посмотрел на ее лицо, губы, на ее взгляд — он был совершенно потусторонним, как бы отсутствующим, и тут он почувствовал, что ее ответ окончательно убил его. Что за странный ответ! Быть счастливой — это когда внутри тебя все умолкает и замирает. Этот ответ заставил его обалдеть от неожиданности, у него даже горло перехватило и голос пропал. Он. правда, не очень отдавал себе отчет в том, что она этой фразой хотела сказать, но в тот момент она показалось ему настолько поэтической, вершиной того, как может простая девушка облечь в слова свои земные чувства. И она сказала их ему, Визнеру. Тем не менее он постарался приложить максимум усилий, чтобы по-прежнему производить впечатление человека абсолютно безучастного к услышанному и никак им не затронутого, а себе он еще сказал, это не только самое правильное решение производить на нее впечатление человека незаинтересованного, но нужно еще и постараться не прилагать для этого заметных усилий, она и без того девушка очень доверчивая. Для него, Визнера, словно рай спустился на землю, когда эта девушка просто так сказала ему такие доверительные слова. Сегодня ты вообще больше ничего не станешь предпринимать, сказал он себе, все произойдет само собой. Может, она даже вскоре положит тебе голову на плечо, такой уж сегодня вечер, и даже если она этого не сделает, ты все равно уже счастлив. Она не положила ему голову на плечо, напротив, когда группа флорштадтцев собралась поехать в город, она присоединилась к ним, чтобы вернуться к себе на постоялый двор. Визнер пребывал в блаженном состоянии и не тронулся с места. Слушай, похоже, ты здорово втюрился, может такое быть, спросил Буцериус. Визнер очень удивился, услышав этот вопрос, потому что считал, что его отношение к этой девушке оставалось для всех тайной за семью печатями.