Побег куманики - Лена Элтанг

когда папа был жив, мы с братом все лето жили на даче, переезжали туда в мае, с няней и грудой громыхающей утвари, у брата были мальчики из поселка с настоящей зеленой лодкой и соседский петрик, сын какого-то атташе, — мне его отец представлялся владельцем саквояжа свиной кожи, полным шпионских карт, — меня они не брали никуда, но иногда разрешали сбегать за пивом и родопи в мягкой пачке или стюардессой в коробочке, и вот, когда этого парня поволокли к реке, я как раз принес неудобный пакет с бутылками и стоял там, выглядывая брата, и вот, увидел

не знаю, что он им сделал, этот парень, штаны у него были расстегнуты и спущены до колен, а лицо совсем мертвое, я подумал — еще бы! голой задницей по гравию, и рот в комочках кровавой пыли, но через эту мысль пробивалось что-то еще, скользкое и противно веселое, потом парень им надоел, и когда его бросили на причале, возле железной скамейки, к нему подошла собака и стала лизать прямо в губы, тогда я не знал, что это древний ритуал, называется сагдид

а теперь я и сам такая собака, и этот парень тоже я, и даже, наверное, скамейка

март, 7

магда мается без работы, поранилась у клиента, вчера арабский мальчишка привязывал ее к гостиничной койке шнуром от лампы, магдины запястья перехвачены лиловыми полосками, магда девушка серьезная, носит кожаное белье с пряжками и берет дорого, по всему выходит — дня три ей придется пропустить, она хрустит рисовыми хлебцами, развалившись на просиженном диване с книжкой остера, книжку она слямзила у меня и теперь ворчит: как читать этакое? это же не по-английски! где ты учился, мо? ах да, ты не помнишь

отчего же, магда, я помню, безмятежный вильнюсский катехизис помню, айвовый мармелад, контурные карты, переменный ток, и запах клеевой краски, и разбухшие ягоды в киселе, и смутно — больничный флигель, грязно-белый, когда меня забирали домой из клиники, его как раз красили в грязно-желтый несколько грязно-синих маляров, карточные леса пошатывались, охра капала в снег, я расстегнул пальто, оно стало мало, и джинсы тоже, пришлось оставить их под пальто расстегнутыми, а ты говоришь, магда! я помню многое, просто память вибрирует с удвоенной частотой, как растянутая вольфрамовая нитка, малейший резонанс — и привет, обрыв спирали, темнота, только усики скрученные торчат

магда поглядывает на меня со значением, поблескивает с дивана босыми ступнями

хочешь меня потрогать, спросила она утром, прижавшись ко мне на кухне, бежевая пена уже заворачивалась в турке, и я не мог отвернуться, давай, мо, а то я вовсе форму потеряю

она раздевается неторопливо, слегка нахмурившись, с таким лицом вручают верительные грамоты, она раздевается, как надо, а мне смешно

почему, когда женщины подходят близко, глаза у них делаются совсем пустыми?

будто у древнеегипетских красных статуэток, правда? глаза им инкрустировали кусочками горного хрусталя, чтобы видно было насквозь

чтобы казалось, что у них просто две круглые дырки в голове

без даты

оскара тео форжа вызвали в комиссариат, говорит фиона, его допрашивала барышня-полицейский, увешанная браслетами и плетеными цветными шнурками

нет, такое может быть только на мальте! сказал оскар, вернувшись, его подозревают в двух убийствах, но напоили турецким кофе и в полдень отпустили домой

профессор — сам себе алиби, смеется фиона, кто поверит, что он — в этих своих очочках и эмалевых запонках — бегал за гражданином франции по портовым барам, чтобы столкнуть его в канаву на заднем дворе, или — с этой своей хмурой, западающей, как клавиша, улыбочкой — навострял самострел для жены в беспросветных пещерах гипогея хал сафлиени

(Записка, оставленная у портье)

И вот еще — о скандинавской мифологии.

Обратили ли вы внимание на одно забавное совпадение — хотя возможно, что они мне уже мерещатся: некоторые персонажи нашей мальтийской истории напоминают мифологических существ, живущих вокруг ясеня Иггдрасиль.

У подножия Иггдрасиля живет дракон — кажется, его зовут Ниддхёгг, — я давно перечитывала Старшую Эдду, но помню, что имя его в разных источниках переводится как тот, кто жестоко бьет, или тот, кто разит в темноте, или тот, кто повергает вниз.

Сравните с тем, как умер Эжен Лева, свалившись на темном пустыре в яму, полную железа.

На вершине ясеня живет орел — узнаете? — а по стволу бегает не кто иной, как белка — эту уж ни с кем не спутаешь! — у корней древа обитают рыбы — зеркало Густава? — правда, саламандра Йонатана там отсутствует, ну и черт с ней.

Кажется, я заболела вашей болезнью — объяснять данное нам в ощущениях тем, что под руку попадется.

Ф.Р.

март, 7, вечер

мне нынче снился сон, что я тону в тинистой черной воде, иду на дно с золотым медальоном в пальцах, там по мне еще бегали мокрые муравьи, пахнущие нашатырем, барнард сказал, что это к началу новой жизни, а медальон это, дескать, прошлое

сам же я вспомнил андре жида — тот эпизод в яствах земных про беспокойное ожидание, похожее на переход через болото, и про предчувствие метаморфозы

и того лысоватого улыбчивого парня я помню, у него был полный рот рассыпчатого французского р, помню, как вкусно он облизывал ложечку с холодным coupe в кафе возле святого иоанна, он провалился во мрак, пытаясь убежать незнамо от кого, иногда это случается даже с очень веселыми людьми

фиона говорит — его бросила жена в бордо, забрала галерею и все, что в ней было, вот он и поехал к черту на кулички, ведь даже первоклассники в бордо знают, что чертовы кулички находятся в катакомбах святой агаты

какой-то просто тупик на тропе фиониных раскопок, мальтийская апория: с виду все понятно, дешевая цепочка невыносимых случайностей, но что-то за этим темнеет неразборчиво, какая-то видимая тьма, видимая тьма? откуда этот оксюморон? ах да, это я видел в потерянном мильтоном раю, своими глазами, только очень-очень давно

без даты

tout court

аккуратные этруски, когда строили город, в самой его середине закладывали мундус — камень, под ним располагался жертвенник — он тоже назывался мундус, а над ямой с камнем располагалось этрусское небо — оно тоже называлось мундус — правда, красиво? тот морас, что протирал компьютерные экраны в барселоне, это морас-камень, тот, который поджег газеты в офисе у двух смешливых лесбиянок, это, как ни крути, морас-жертвенник, а тот, что теперь провожает двух татуированных шлюшек на работу, — это, выходит, морас-небо?

в крышах у этрусков были дырки — комплювиумы — для света, под дырками — бассейны, куда стекала дождевая вода из дырок для света, ясно же, что света без воды не бывает, у меня тоже в крыше дырка, нечаянная, а под ней жестяной стиральный тазик, я его выпросил у магды, когда пошли дожди, дожди все еще идут, переполняя мой имплювиум по три раза на дню, но мне весело, похоже, я типичный этруск

март, 8

чесночок рехнулась и вставила себе колокольчик между ног

серебряный, на жестоком крючке из проволоки это ей клиент ливанский посоветовал, сказал, что страшно действует на начинающих развратников

пришла мне показать, на скулах румянец от восторга у меня в детстве была шкатулка с плюшевым дном и латунной танцовщицей — мелодия такая же, латунно звякающая, только танцовщица еще и поскрипывала довольный чесночок — черный лак на ногтях, латунная музыка из-под лоскутной юбки, лиловая гвоздика под левой лопаткой, и кому я теперь ее продам, такую?

с тех пор как я веду этот дневник в интернете, многое изменилось

раньше — когда я писал его для себя, в тетрадке, — мне казалось, что я сижу у реки и швыряю в воду плоские камушки, считая круги, поглядывая на небо, в ожидании кого-то еще, кто придет — с юга или с севера, — сядет рядом, с горстью камушков в руке, поежится от сквозняка и все такое прочее

а теперь мне кажется, что я сижу в реке, дышу через соломинку, а плоские полосатые камушки летят в меня с берега, цокая по толще зеленоватых вод, будто по моей ненадежной стеклянной крыше

Мальта, четвертое марта

Мы все живем скорее по привычке, чем по необходимости. Ну действительно, в чем необходимость моего существования в этом мире?

Да нет никакой такой необходимости.

Все мы, конечно, придумываем для себя всякие цели и смыслы, но по сути все это лишь вялые попытки самооправдания, без которых, разумеется, прожить невозможно.

Смысл мира, по Иоанну, возникает вследствие случайного сочетания элементарных событий и не существует никаких causa efficiens, causa instrumentalis или causa finalis.

Закроем дверь лаборатории перед носом зануды Аристотеля.