«Гремя огнем». Танковый взвод из будущего - Вадим Полищук

Пузырев поморщился, в последнее время служба стала совсем беспокойной, то ли дело раньше. Житья не стало от всяких варнаков: демобилизованные, каторжане, нигилисты всякие, теперь еще и дезертиры! Скорее дожить до полной выслуги и уйти на покой…

— Так вот же они, Евграф Тимофеевич!

— Кто они? — не понял городовой.

— Дезертиры! Хватайте их!

Городовой обернулся вовремя, как раз увидел две серые фигуры, нырнувшие под товарный вагон. Вряд ли это были те самые дезертиры, до сих пор масса демобилизованных шлялась по станциям. Если бы Пузырев был один, то он бы и суетиться не стал, но рядом стоял чертов телеграфист, этот не преминет и околоточному нажаловаться на отсутствие служебного рвения. Прощай тогда беспорочная служба. Евграф Тимофеевич тяжело вздохнул, сунул в рот свисток и что есть силы дунул. Свисток послушно отозвался звонкой трелью, а городовой потрусил в направлении, куда скрылись две серые фигуры, очень надеясь их не догнать. С другого конца платформы донесся еще один свисток.

Добежав до последнего вагона и перебравшись через пути, Пузырев увидел обоих дезертиров, бегущих прямо на него. Испугавшись второго свистка, Малышев и Панкратов метнулись обратно, прямо в объятия первого городового. Пузырев лапнул кобуру, но открыть ее рукой в толстой перчатке никак не удавалось. До дезертиров, а в том, что это были именно они, никаких сомнений уже не оставалось, было всего саженей десять, городовой набрал в грудь холодного воздуха, пропитанного станционными запахами, и заорал:

— Стоять!

Он только хотел, чтобы дезертиры свернули. Там как раз был проход вдоль депо, выводивший к дыре в заборе, а за забором соседний околоток, за который Пузырев ответственности не нес. Но все сложилось иначе, заметив вышедшего из-за вагона полицейского, передний из дезертиров вскинул правую руку.

Звук выстрела Евграф Тимофеевич услышать еще успел, а понять, что его беспорочная служба подошла к концу, уже нет.

— Капитан Кондратьев представляется по случаю вступления в должность командира отдельной автотракторной роты!

Генерал Карасс и сам в командование округом вступил чуть больше трех месяцев назад, да еще в такое неспокойное время. В курс дел едва вошел, а тут еще и столь необычная часть оказалась в его подчинении. Хотя многие дела, связанные с этой ротой, решались через его голову, напрямую из Петербурга. Но личность командира роты генерала заинтересовала. На первый взгляд, самый обычный капитан, каких в российской армии сотни. Закончил академию по второму разряду и убыл в Маньчжурию, но так поступили многие выпускники 1904 года, а затем командную карьеру предпочел штабной. Причем сам настоял на формировании опытной автотракторной роты, заручившись поддержкой где-то в верхах.

— И чем же ваша рота планирует заниматься?

— Свою основную задачу вижу в подготовке кадров шоферов и механиков-водителей для российской армии.

— Похвально, вот только никакой техники, которая нуждалась бы в механиках, в русской армии нет.

— Пока нет, Ваше высокопревосходительство.

— Вы так уверены в перспективах механизации?

— Так точно, Ваше высокопревосходительство, уверен!

— И на чем же ваша уверенность основывается?

Кондратьев чуть было не проговорился, откуда у него такая уверенность, но успел прикусить язык и пустился в рассуждения о преимуществах грузовика перед лошадью в части грузоподъемности, скорости и нетребовательности к фуражу, особенно в зимнее время года. Выслушав капитана, генерал махнул рукой:

— Ступайте, капитан, посмотрим, на что ваша рота сгодится.

Когда за Кондратьевым закрылась дверь генеральского кабинета, генерал задумался. Очень увлеченный молодой человек, искренне увлеченный своими идеями, но это со временем пройдет, все в свое время хотели перевернуть мир. Непонятно только, кто из власть имущих за ним стоит. Времена смутные, в военном ведомстве реформы, аттестационная комиссия зверствует, заслуженные генералы и военные чиновники, казалось бы корнями в свои кабинеты вросшие, в отставку выходили десятками. И пусть к самому генералу никаких претензий не было, наоборот, недавнее назначение на пост командующего округом говорило об оказанном доверии, но ухо следовало держать востро. А этого Кондратьева, пожалуй, стоит поддержать осторожно. Может, и получится что-нибудь путное из его идей.

Уже на выходе из здания штаба округа Кондратьева окликнули:

— Анатоль, ты ли это?

Обернувшись, капитан узнал своего сокурсника по академии. Фамилия его, как назло, вылетела из головы, тот происходил из остзейских баронов и за прилипчивость получил прозвище Карлуша. Кроме того, Карлуша отличался особой щепетильностью в части карьеры. Собственной. Проще говоря, был он откровенным чинодралом, за что и был сокурсниками нелюбим. Нет, среди поступающих в Академию Генерального штаба вряд ли были не озабоченные продвижением по службе, но напоказ этого никто не выставлял. Карлуша же этого не понимал и абсолютно не стеснялся.

— А смотрю, ты это или не ты! Знаю, знаю, представлялся по случаю вступления в должность. Не устроила тебя наша штабная жизнь. И ты прав, прав, рота у тебя отдельная, да еще и опытная, через три года, сразу как выслуга выйдет, подполковничьи погоны наденешь. А если дело грамотно поставить да роту в батальон развернуть, то и до полковника дотянуться можно!

Кондратьев с трудом вклинился в словесные излияния бывшего сокурсника:

— Ты-то сам здесь какими судьбами?

— Как какими? Я же при штабе округа в управлении квартирмейстера. А ты — ловкий малый, еще и жалованье полуторное своей роте выхлопотал. Пойдем, пойдем, назначение твое отметим…

— Извини, но сегодня — никак, дела.

Отвязавшись от Карлуши, Кондратьев направился в гостиницу, никаких других дел в Казани у него не было. В холле гостиницы капитана окликнул портье:

— Господин капитан, вам срочная телеграмма! Только что посыльный принес.

Вскрыв конверт, Кондратьев пробежал глазами короткие строки на телеграфном бланке. К концу чтения лицо его было белым как мел. Придя в себя, он почти бегом поднялся в свой номер, также спешно собрался и уже через полчаса был на вокзале.

Екатеринбургский полицмейстер пребывал в чине титулярного советника, то есть был равен капитану Кондратьеву по званию. А разговор предстоял весьма горячий.

— Не соблаговолите ли объяснить, что здесь произошло, господин титулярный советник?

Полицмейстерские усы воинственно встопорщились.

— Объясню, обязательно объясню, господин капитан. Два ваших дезертира одного городового убили, четверых детишек сиротами оставили. Второго ранили, будет ли жить — еще неизвестно. Вот что здесь произошло.

Дальше выяснилось, что, убив городового среднего оклада Пузырева, оба злоумышленника задержались, чтобы завладеть его оружием. Это их и сгубило, подоспел второй городовой. В него стреляли с большого расстояния и потому промахнулись, городовой начал стрелять в ответ. На звуки перестрелки к городовому подоспело подкрепление, ловушка вокруг злодеев захлопнулась. Спасаясь от пуль, дезертиры укрылись в подсобном помещении, откуда продолжали отстреливаться, тяжело ранив еще одного городового и слегка зацепив второго. Перестрелка завершилась, когда оба оборонявшихся были убиты.

— Где тела?

— Так закопали уже, дело закрыто, чего их хранить.

— Вещи от них какие-нибудь остались?

— Почти ничего. В сарае пожар возник, один из покойников даже обгорел.

Понятно, видимо, перед гибелью беглецы успели сжечь какие-то бумаги, а потом уже и сарай полыхнул.

— И где это «почти ничего»?

— В охранном отделении, все туда передали.

Кондратьев уже собирался было отправиться к жандармам, но тут его будто что-то толкнуло:

— А наган, из которого они отстреливались, тоже у жандармов?

В точку! Полицмейстер, смутившись, отвел глаза:

— Нет, жандармы им не заинтересовались, хотя странный у них был револьвер. Никогда такой маркировки не встречал, и мушка необычная.

Врет, зачем-то припрятал господин титулярный советник не совсем обычный наган. Интересно зачем? Просто любопытство или…

— Этот наган за моей ротой числится, извольте вернуть!

— Хорошо, хорошо, вернем.

Пока посыльный бегал за револьвером, в кабинете царила тягостная тишина. Наконец наган принесли. Кондратьев взял его в руки, понюхал ствол: пахнуло застарелым запахом сгоревшего пороха. Еще одна неожиданность — в каморах барабана ни одного целого патрона, только стреляные гильзы.

— Это что же, выходит, они до последнего патрона отстреливались?

— Выходит, так.

— А убили их уже после того, как патроны кончились?

В точку! Полицмейстер начал оправдываться:

— Ну, сами понимаете, один городовой убит, второй ранен, их сослуживцы очень злы были, вот и…