Зло именем твоим - Александр Афанасьев

За все прошедшее время Алим Шариф разочаровался в коммунизме и в том, что он несет, — он стал приверженцем теории жесткого порядка, и порядок этот должна была поддерживать армия. Он сильно пожалел о том, что выдал мятеж Таная, правильно тогда поступил рафик Шах Наваз, надо было взять Кабул и всех повесить. Вот Пакистан — как только Бхутто начал разводить демократию, его взяли и повесили, и в стране порядок. А разве людям нужно что-то, кроме порядка, разве им интересна правота тех, кто грызется в Кабуле за власть, как беспородные дворняги грызутся за брошенную в пыль кость? Разве им интересно это, когда в стране упадок и хаос, разве важно — кто тогда прав? Нет, людям просто нужен порядок, и армия должна его обеспечивать. Вот и все.

Сначала к нему присматривались. Не доверяли, задвигали. Только с прошлого года, как пошли деньги, реально большие деньги от караванного пути, его признали, потому что каждый хочет кушать, и неважно, кто поставит перед тобой тарелку с ароматным, дымящимся пловом.

Майор Шариф спрыгнул на обочину, держа руки на автомате, повешенном на груди, — раньше так не спрыгнешь, везде мины — огляделся. Базар жил собственной жизнью, покупатели покупали, торговцы торговали, обманывали, как могли, но уже стояли у контейнеров нагруженные добром машины, и уже бежали к Уралу торговцы — записываться в караван. Платили всем — русскими рублями, иранскими туманами, пакистанскими рупиями, в последнее время — много китайскими юанями. В Афганистане не было валюты, новое правительство не выпустило своих денег, их элементарно было не на что напечатать, в ходу были старые деньги, от королевских до коммунистических — но здесь их не принимали. Любые нормальные деньги нормальной страны — с удовольствием, но только не эти.

— Алиджон! — не оборачиваясь, позвал Шариф.

От «Тойоты» к нему подбежал человек, рафик, бывший майор, учился в Союзе. Один из немногих, кто хорошо знает грамоту и языки.

— Сегодня по три восемьсот за маленькую машину, по пять с половиной за большую. Пусть выстраиваются заранее, чтобы не ждать, как прошлый раз. Кто не успеет — уйдем без него. До четырнадцати ноль-ноль все свободны, только посты выставьте.

— Кха, рафик джагран.[33]

Конвойщики тоже закупали товар, небольшой, поценнее, обычно аппаратуру, чтобы немного подзаработать. Алим Шариф делал вид, что не замечал этого. Он сам ничего не закупал — вместо этого он пошел в то место, где когда-то давно была вербовочная контора Хекматьяра. Сейчас там было что-то вроде харчевни, недорогой — а он был голоден. Сам не зная почему, он всегда заходил пообедать в это место.

Заказал он, как всегда, плов и лаваш с мясом, дорогие, очень дорогие блюда, в детстве они совсем не видели мяса, потом пришли шурави, и мясо появилось, но его было немного. Теперь он был караванщиком и одновременно пакистанским разведчиком и мог кушать мясо хоть каждый день. Чтобы запить, он попросил бутылку обычной кока-колы. Все здесь было привычно — низкий потолок, мухи, заунывная мелодия из дешевого магнитофона, и когда ему принесли заказанное, с аппетитом принялся за еду. Ложкой, он всегда ел ложкой, носил ее с собой — приучили шурави, которые не ели руками.

Так как он сидел спиной к стене и лицом ко входу, то и нового посетителя он заметил сразу. Посетитель был одет в недорогой, синий с белым, китайский спортивный костюм — дешевые китайские вещи здесь носили все больше и больше людей, у него не было ни оружия, ни рации, ничего — только небольшая сумка. Ходить так по городу было опасно — могли ограбить и убить.

Это был бригадир Фахим.

Бригадир Фахим, ставший одним из руководителей пакистанской разведки, был тем, кто «открыл» Алима Шарифа, и поэтому благоволил ему. Только поэтому его направили на станцию в Кандагар, в один из приоритетных для ИСИ городов, и направили оперативным, а не техническим работником. Алим догадывался, что бригадир Фахим был основным адресатом заработанных им денег в Равалпинди.

Бригадир Фахим подошел к нему, присел.

— Разрешите?

В ответ Алим крикнул:

— Эй, бача! Принеси моему другу то же, что и мне!

Бача — афганский пацан, из беженцев, уже новое поколение, афганцы, не знающие Афганистана, родины, родившиеся здесь и как-то устроившиеся — понесся на кухню. Официальным владельцем этой харчевни, конечно же, был пакистанец, афганцам, за редким исключением, оставалась роль наемных работников или рабов, даже такие харчевни открывали на имя пакистанцев.

— Рад тебя видеть, Алим, — сказал негромко бригадир.

— И я рад вас видеть…

— Называй меня только по имени, — мгновенно предупредил бригадир, — мы только старые друзья, меня зовут Ага.

— И я рад тебя видеть, Ага…

Генерал зачем-то оглянулся по сторонам.

— Тобой довольны. Ты хорошо работаешь.

— Слава Аллаху.

Бригадир поморщился:

— Не надо. Какой Аллах? Аллах на небе, а мы здесь, на земле, и нам надо кормить себя и свои семьи. Есть мнение присвоить тебе досрочно полковника и перебросить в Исламабад.

— Мне два месяца назад присвоили звание майора.

— Для хороших людей не жалко. А хочешь — через год будешь начальником станции, если не хочешь в Исламабад?

Принесли еду, бригадир принялся с аппетитом есть.

— Вкусно… — пробормотал он с набитым распаренным рисом ртом. — Давно такого не ел. Простая еда — она самая вкусная. Так как?

— Нет, — отрицательно покачал головой майор.

— Но почему?

— Меня устраивает то, что я делаю здесь. Меня устраивает служить, когда-то я дослужусь до подполковника, а потом и до полковника. Я не хочу в кресло своего начальника, которое я не заслужил, это плохо.

Бригадир продолжал есть. В молчании…

— Странный ты человек, Алим… — сказал он, когда съел свою порцию и обтер ложку куском лепешки. — Я не знаю ни одного человека, кроме тебя, который не согласился бы на то, что я тебе предложил. А ты — отказался.

— Я такой, какой я есть, Ага.

— Хорошо. Тогда окажи одну услугу. Мне. Можешь?

— Могу.

— Тогда доедай. Поговорим по дороге.

— Ты знаешь этого человека?

Они шли по улице, неспешно шли, направляясь к базару. Алим смотрел на фотографию, фотография была плохая.

— Нет.

На фотографии был человек в форме генерала пакистанской армии, Алим его и в самом деле не знал.

— Это Насрулла Бабар, генерал-полковник. Министр внутренних дел. Этот человек пуштун. А ты сам…

— Я тоже пуштун. Но не каждый пуштун — мне брат.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Предают только свои. Этот человек отправил караван, восемь дней назад.

— Какой караван?

— Тридцать большегрузных машин. «Мерседесы».

— Такого каравана не было.

— Просто Бабар решил, что нам совсем ни к чему знать о караване. И делиться — тоже ни к чему. Этот караван шел без нас.

— И? Его ограбили?

— А сам как думаешь?

— Где? — вопросом на вопрос ответил Алим.

— В районе Тулькалач.

— Зеленка…

Она самая. Страшная кандагарская зеленка, каждая сотня метров которой отмечена рытвинами от фугасов и остовами сгоревшей советской техники. Теперь эта зеленка жила исключительно грабежом.

— Но получается, мы не отвечаем за этот груз.

— Не отвечаем. Но это шанс, который надо использовать. Генерал Бабар отправлял груз не сам. Его отправляли уважаемые люди, а бригадир дал гарантию, что груз дойдет до места назначения. Он проплатил сколько надо всем по пути следования. Оказалось, что этого недостаточно.

— Всем не заплатишь.

— Это верно. Если мы вызволим груз и вернем его уважаемым людям, они сделают правильные выводы. Выводы о том, кому следует платить в Афганистане, если хочешь, чтобы твой груз дошел до места цел и невредим. И выводы о том, что связи генерала Бабара с пуштунами, о которых он рассказывает всем, кто пожелает его слушать, — не стоят хорошего плевка. Как думаешь, это будут благоприятные для нас выводы?

— Полагаю, что да, Ага.

— И я тоже так полагаю. Груз взял Джемаль-ака, он находится в Ходжамульке, там стоит его банда. Он торгуется, потому что столько груза ему не нужно. Он не знает, куда его девать, но не может договориться о возврате.

— У него в банде больше ста человек. Ходжамульк — там раньше стояли шурави, есть укрепления, не хуже чем у нас. Нам потребуются люди.

— Люди будут. — Бригадир Фахим передал еще одну фотографию.

— Омар.

— Мохаммад Омару Ахунзада. Ты его знаешь?

— Да, эфенди.

Бригадир никак не отреагировал на уважительное обращение к нему.

— И что ты скажешь про него? Можно ему доверять?

— Нет.

Бригадира Фахима это так удивило, что он остановился посреди улицы.

— Почему? — осторожно спросил он.