Брадобрей для Старика Хоттабыча - Татьяна Игоревна Луганцева

— Ты серьёзно? Ты лично пришёл просить за это чучело?

В этот момент дверь в кабинет резко распахнулась и влетела Яна. На ней были белая футболка с надписью по-английски «Мамочка всегда права», джинсовая юбка со стильно оборванным подолом и туфли на высоченных шпильках. Длинные белые волосы водопадом спускались по спине и достигали талии.

— Извини, Умка, я долго ждать не могу, — сказала она. — У меня к тебе дело неотложное.

— Яна? — изумился Наум Тихонович, которого в школе звали то «Нюня», то «Ума», то «Умка», в зависимости от ситуации. Яна выбрала еще самое невинное прозвище.

Мужчины одновременно встали, приветствуя даму. Яна несколько растерялась, увидев Мартина.

— Ты? Секретарша сказала, тут совещание.

— Присаживайся, — пригласил ее Наум Тихонович. — Ворвалась без приглашения. Это похоже на тебя, Цветкова.

Кстати, это похоже на вас обоих. Выпьете?

— Нет, — ответила Яна. — Я правда по делу.

А Мартин только поморщился.

Наум Тихонович просто на глазах расцветал.

— А вы точно не сговаривались, ребята, чтобы прийти сюда? Просто с интервалом в пять минут. «Пять минут… Пять минут… Это много или мало?» — пропел Наум Тихонович.

— Не надо петь, у тебя совсем нет голоса, — сказала Яна.

— И слуха, — добавил Мартин.

— А то я могу предоставить свой офис для ваших редких, коротких, сексуальных встреч. Мартин будет укрываться от своей девушки Оленьки, покорившей Питер, а Яна от своего сожителя, чешского князя. Много времени вам не дам, плату тоже не возьму по старой дружбе, но нервничать буду. Я все-таки люблю тебя, Цветкова, хотя мне так и не удалось тебя добиться…

— Наум, остановись. А то у тебя не только слуха не будет, но и ушей, — предостерёг Мартин.

— Ну, а что? Мы же друзья. Кто еще скажет правду? Было время, Цветкова, когда я сходил по тебе с ума, и это продолжалось очень долго. Я даже благодарен тебе за охлаждающий, абсолютно жуткий, равнодушный взгляд, который ввергал меня в ступор и заставлял шевелиться, чтобы достичь чего-то в жизни и изменить твоё мнение обо мне. Твоей благосклонности я не снискал, но, выходит, что всё, чего я добился, всё равно не без твоего участия произошло. Поэтому я и благодарен тебе и не благодарен одновременно…

Яна скрестила стройные ноги и откинулась на спинку стула, держа осанку.

— Даже не знаю, что тебе, Наум, ответить. Я не думала, что оставила такой серьёзный след в твоей жизни, а вот как раньше не хотела быть с тобой, так и сейчас не хочу.

— Вот судьба тебя и наказывает. Мать двоих детей от разных мужчин, а сама несчастлива в личной жизни, — сказал режиссёр.

— Я не знаю, откуда у тебя информация, что я несчастлива, запаха тающих свечей под моей кроватью я не чувствовала. И еще я никогда не измеряла счастье в мужчинах, в их присутствии или отсутствии, и количественном эквиваленте. А то, что я мать двоих детей, за это я, на самом деле, благодарна судьбе.

— Ты ведёшь себя очень самоуверенно, ты всегда такой была, — криво усмехнулся Наум Тихонович. — Но ты не понимаешь, что у женщин тикают биологические часики. Когда-нибудь ты уже так спокойно не войдёшь в закрытую дверь. И мужчины уже не будут тебя желать, как прежде, потому что вокруг будет много свежего молодого мяса, и ты не выдержишь конкуренции.

У Мартина после таких речей запотели очки, а Яна лишь поменяла положение ног.

— Во-первых, в твою дверь я вошла не как к мужчине, коим ты для меня никогда не был и не будешь, а как к знакомому и однокласснику. А этот статус, я думаю, не изменится со временем. Во-вторых, расчётливо распоряжаться своими биологическими часами я, к сожалению, никогда не умела, всегда жила сердцем. Ну, а в-третьих, если тебя интересует свежее и молодое мясо, то обратись к Мартину, он решил в своём клубе дать новую эротическую программу.

— Чувствую, ты в теме моих творческих планов, — отозвался Мартин и поправил очки на переносице.

— Мяско… — задумчиво протянул режиссёр. — А ведь кого-то тянет на кости. Сколько помню тебя, Цветкова, у тебя всё время коленки были в синяках и ссадинах. Смотрю, ничего не меняется.

Яна скосила глаза на свои побитые гравием коленки и поняла, что короткой джинсовой юбкой она их не прикроет.

— Так что ты хотела? — вернулся в деловое русло разговора Наум Тихонович.

— Хотела замолвить словечко за заслуженного артиста Ивана Демидовича Головко. Его сняли с ролей, артист пропадает. На пользу это никому не пойдёт. Ты режиссёр, вот и верни артиста на сцену, — озвучила свою просьбу Цветкова.

Куда смотрел Мартин, было непонятно из-за его темных очков. Смущала только появившаяся улыбка. А уж что он про Яну думал, так это вообще было не разобрать. Скорее всего, ничего хорошего.

А вот глаза Наума Тихоновича расширились до предела:

— Нет, вы что, правда сговорились? Вы смеётесь надо мной, что ли? Вы что, снова вместе?

— О чём ты? — не поняла Цветкова.

— А мы всегда вместе, — ответил ему Мартин.

— Он тоже пришёл просить за этого старого ловеласа! — пояснил Наум Тихонович Яне.

— Серьёзно? — засмеялась Яна. — Вы же вчера с Головко вдвоём остались. Понимаю… Понимаю, почему ты сегодня в тёмных очках. И ты попал под его чертовское обаяние? Организм-то хоть выдержал?

— С