Дайте нам крылья! - Клэр Корбетт

Я открыл файл с черновиком отчета для Чешира, подчистил его, дописал еще один абзац, и отправил адресату. Сообшение получилось коротким, но, по крайней мере, я заверил заказчика, что напал на след Пери. Вдаваться в подробности и тем паче упоминать Венецию и Шау — это ни к чему.

Теперь можно было выпить еще пива. Я снова устроился на диване и, почесывая Плюша за ухом, принялся прикидывать завтрашний маршрут на Окраины и порядок действий. Плюш дремал, а я гладил его золотистую гриву, широкую переносицу, массивные лапы. От него веяло апельсинами. — у меня примерно так же пахнет лосьон после бритья. Наверно, я утром потрепал Плюша по шкурке сразу после того, как умылся и побрился. Не сам же он апельсинами пахнет. Я отправил Хенрику сообщение, известил его, куда поеду и когда вернусь. Нет, ни на какое полицейское прикрытие я не рассчитывал, но Хенрик мой приятель, поэтому пусть хотя бы один надежный и дельный человек знает про мои планы и представляет, где меня искать. А то мало ли, сгину в глуши на Окраинах.

Мягко спихнув Плюша с колен, я отправился потолковать с Таджем, который стоял на подъездной дорожке. На ночь автомобиль сложился до минимального размера. За право парковать его у дома я отстегивал сверх квартплаты, в том числе и за услуги Бронсона, местного ночного сторожа — ленивого толстяка, который пугался собственной тени. Рэй, уличный торговец, присматривал за Таджем только днем, а по ночам Бронсон, обходя дом, непременно проверял, как там Тадж. Больше ни у кого в нашем доме автомобиля не было.

Тадж признал меня и сонно мигнул синим огоньком.

— Завтра утром выезжаем спозаранку. К половине пятого будь готов двигаться в путь, — предупредил я его.

Да, встать придется ни свет ни заря, и времени будет в обрез, ведь надо успеть обернуться в Панданус и обратно, иначе я не успею за Томасом. А мне не хотелось жертвовать ни минутой общения с сыном — ведь завтра я беру его на вечер.

— Ясненько, — откликнулся Тадж.

Прежде чем завалиться спать, я снова пролистал все документы, какими только располагал. Хотя я и скопировал добрую половину досье Пери, но так и не понял, что побудило ее похитить Хьюго. И все-таки теперь я знал о ней больше, и меня точила тревога и подозрения. Девочку бросили в детстве, это-то понятно. А если она очерствела и поэтому невзлюбила Хьюго? Может, завидовала его сытой жизни, благополучной и богатой обстановке, в которой он родился и рос? Тьфу ты! Как я мог забыть, что у меня есть ценнейшие улики — записки, которые Пери писала малышу. Я перечитал их, теперь внимательнее, вникая в каждое слово.

Милый Хьюго.

Давай я расскажу тебе, какой у нас сегодня выдался день. Вроде бы ничего особенного, но было чудесно. Мы с тобой устроились под буком, ты лежал на своем любимом матрасике — том, на котором нарисованы зверюшки. Ты любишь по нему хлопать. Я взяла тебя на руки, а ты повернулся и чмокнул меня в щеку. Один раз. Совсем легонько — как будто первые буковые листья задели меня по лицу.

Нет, такого письма няня не напишет. Спрашивается, какая няня вообще станет писать своему подопечному, да еще впрок?

Дорогой Хьюго.

Мне ужасно хотелось, чтобы ты смеялся еще и еще, и вот я тебя смешила и смешила, и каких только трюков не выделывала. Швыряла мячик, чтобы он отскакивал от стены или от окна, а ты торопился за ним на четвереньках и заливался смехом. А еще ставила на попа толстого плюшевого бегемота, сшибала его на пол, и еще раз, и еще, лишь бы ты засмеялся снова и хохотал подольше.

Милый Хьюго

Я пишу это все для тебя, потому что хочу, чтобы ты знал, каким был в детстве, совсем малышом. Сам-то ты ведь ничего тогда не запоминал. А я была среди тех, кто тебя окружал. Я смотрела на тебя, слушала тебя и понимала тебя.

В который раз я запустил запись с камеры слежения. В который раз сосредоточенная, встревоженная девушка торопливо вышла на порог дома Чеширов, осторожно закрыла за собой дверь, погладила по головке маленького Хьюго. Я вглядывался в ее лицо. Пери привязалась к этому малышу. Как только ей удалось сохранить в себе нежность, заботливость, теплоту — этой никому не нужной, заброшенной девочке? Вот где ключ к разгадке. Все дело в том, что она любила ребенка. А Чешир, чтоб ему пусто было, превосходно это знал. Тогда что же он так яростно скрывает от меня? Нечто, объясняющее, почему Пери так любит Хьюго? Но что? Может, она отождествляет себя с этим ребенком или он восполняет ей какую-то утрату? Наверно, Хьюго все-таки ничего не угрожает. Хоть бы обошлось!

Глава седьмая

Засада

На пути к ферме «Совиный ручей» мы не встретили ни одной машины. Засыпная гравиевая дорога сменилась грунтовкой, которая, судя по колеям и рытвинам, давненько не ведала грейдера.

— Черт! Тадж, что это там такое было?

— Не паникуй, приятель, это орел.

— Ничего себе картинка, — буркнул я.

Мы прокатили мимо изгороди, на которой была вниз головой распята огромная птица с распростертыми крыльями. — Ну и сволочи тут живут.

Я на всякий случай вытащил из бокового кармана пистолет и положил рядышком на сиденье. Цивилизованный мир остался позади. Начиналась глушь, опасные края, болота, — царство местных головорезов. Показываться они не показывались, но присутствие их ощущалось. Венеция, жалкое селеньице-самостройка, состоявшее из фур и прицепов, теперь казалась мне спокойным и благополучным местечком.

Утром я встал, едва пробило четыре, проверил оружие, закинул Таджу в багажник запасную батарею, и еще раз осмотрел автомобиль — нет ли «жучков».

Чем дальше мы с Таджем углублялись в район Окраин, тем опаснее делалось путешествие и тем более зловещей казалась окружающая глухомань. Мы пересекли Предместье, как попало застроенное разномастными, незаконно возведенными жилищами, так называемыми самостройками. Вышли на кольцевое шоссе, с него на Прибрежную магистраль, потом въехали в Красную карантинную зону — здесь официально заканчивалась черта города. Теперь мы катили по пригородной местности, которая некогда славилась красивейшими видами. Сейчас красновато-золотые лучи восходящего солнца озаряли темные купы растительности, торчавшие по обочинам шоссе, — запущенной и неухоженной.

Деревья сгибались и никли, облепленные и задушенные лианами и мхом. Со стороны океана зеленым прибоем вздымались сорные кусты, блестели овальными листьями. Расплодившиеся растения окутывали деревья, заслоняли сам океан, а когда пляжи изредка проглядывали сквозь буйство сорной зелени, видно было, что они сплошь заросли водорослями — устланы ламинарией, словно желтовато-бурым склизким ковром.

Что стряслось с природой, отчего она вдруг взбесилась и запаршивела?

Паршу эту собирательно назвали «водорослевой напастью»: ими стремительно заросли не только озера, реки, морское побережье, — нет, водоросли захватили даже сушу. Ламинарии всех видов, эйххорния, она же водяной гиацинт, японские бурые водоросли, вьюнок пурпурный — все они наступали, будто армия захватчиков. Правда, немалые территории были заражены водорослями уже давно, но теперь некоторые виды водорослей скрестились с генетически модифицированными посевами, и в результате мутации получились растения, которым были нипочем и гербициды, и вредители — ничто их не брало и извести их было невозможно. Поэтому любой клочок почвы, стоило его ненадолго забросить и не пропалывать, вскоре исчезал под натиском «водорослевой напасти».

«Добро пожаловать в Северную зеленую зону!» — гласил знак на въезде в бухту у самой дороги. Мы сделали привал, я вымыл запыленного Таджа, особенно старательно — колеса: так настаивала инструкция на щите, который проводил нас на выезде из Красной карантинной зоны. «За сотрудничество Федерального правительства с местными властями. Только вместе мы спасем плодородные земли!»

— Зря они восклицательный знак поставили, — высказался Тадж. — Хотели, наверно, как лучше, — успокоить, взбодрить. А в итоге попали впросак — только паранойю наводят. С водорослями дело обстоит еще хуже, чем мы думали.

— Тадж, ты мне лучше вот что скажи. Когда я выбирал автомобиль, вас там было пятьсот штук смоделированных личностей. Почему именно мне досталась такая язва и ехидина?

— Потому что я модель, специально разработанная для вашего брата сыщика. — Не растерялся Тадж. — Что бы ты делал с кроткой овечкой? Или с жизнерадостной дурочкой Поллианной?* Ты бы и двух минут не вытерпел. *Героиня одноименного романа-бестселлера американской писательницы Элеанор Портер, опубликованного в 1913 году. Отличалась способностью не унывать в трудных ситуациях и у каждой тучки видеть светлую изнанку.

Мы углубились в Северную зеленую зону. Теперь окрестности больше походили на те холмистые сельские угодья, которые помнились мне со времен детства. Но настороженнность моя не прошла, лишь сменилась гнетущей неотвязной тревогой. Я давненько не забирался на Окраины, если не считать облавы в поселении «Корней», когда работал по делу клуба «Харон». Саму облаву я вспоминал с дрожью: во-первых, я ею руководил, во-вторых, дело было под проливным тропическим ливнем, в-третьих, пришлось задействовать отряд спецназа быстрого реагирования. Правда, одна маленькая радость мне все-таки перепала: я полюбовался, как Троицу Джонса во всей его драгоценной сбруе, — ризах и рясе, заставили шлепнуться на колени прямо в жидкую грязищу, и с бороды его, похожей на мокрые водоросли, капала вода. Причем дивная эта картинка имела место на фоне одной из солнечных яхт его преподобия, а на коленки он шлепнулся под прицелом офицера спецназа, который был так основательно упакован в броню, что напоминал гигантского вооруженного жука в блистающем панцире. Прелесть что такое.