Дневники и письма комсомольцев - Катаева М. Л. Составитель

остричь его машинкой, а затем лечить. Отец растерялся: как это остричь? Я убедила, что будет очень хорошо, и моментально приступила к делу. Меня окружили все мужчины, среди них прятался мальчик лет 11, с длинными, похожими на лен первой трепки волосами. Лямо, мальчик с лишаем, был острижен моментально. Я сделала ему красивую чистую повязку, отчего он стал выглядеть веселее.

Занятий сегодня не было, но после ужина я принесла в чум глобус, журналы и в присутствии нескольких мужчин и женщин провела беседу о Великой Октябрьской социалистической революции. И мужчины и женщины слушали внимательно и с большим интересом рассматривали фотографии.

15 мая. Ну и Арктика! Вчера было так тепло, что я на санках в пути читала книгу! Вечером, да и ночью небо было совершенно чистым, а утром поднялся сильный ветер и принес с собой холод и туман. Небо скрылось за мрачным серым пушистым покрывалом.

Сегодня новолуние. Нганасаны счет времени ведут по лунным месяцам. Наш год считается у них за два года.

Васептэ сказал, что в день новолуния у них праздник, заниматься нельзя. Но я решила взять «не мытьем, так катаньем» и, воспользовавшись новолунием, повела речь о вращении Земли вокруг Солнца и о земном спутнике — Луне. Сначала меня слушали только четверо мужчин, но позже собрались остальные — послушать рассказ про Землю и Луну.

Интерес нганасан к знаниям большой, но проявляется робко. Сказала Васептэ, что надо заниматься всем мужчинам вместе, в том числе и ему, как старшему по стойбищу. Он не на шутку обиделся, посмотрел на меня строго — не шучу ли я — и заявил:

— Вперед я должен стать грамотным. Когда я все пойму, пускай другие учатся, я помогать стану. Со мной старшие могут учиться, а молодые потом.

Вот оно что! Начинаю убеждать Васептэ, что заниматься вместе и легче и лучше, но уговоры не действуют. Васептэ упрямо стоит на своем, даже отвергая предложение учиться в две смены.

— Нет, — твердил он, — пускай со мной одни старшие учатся.

23 мая. С утра ветер немного стих. Весь день вытряхивали из санок и ящиков набившийся гуда снег.

Вечером занималась с Васептэ. Потом беседовали о приметах и обычаях нганасан. Я спросила, что означают разные побрякушки наподобие сережек, которые носит молодой парень Чайхорэ? Сначала Васептэ ответил кратко: «Для красоты». Но потом, после моих настойчивых расспросов, оживился и рассказал вот что: «Если парню шибко девка полюбилась, он тихонько с ней договаривается. Если она согласна с ним гулять, скажет — «твой ум, сам думай». Тогда парень делает ей подарок — сережки, а она ему тоже дарит сережки, и носят оба ту пору, пока гуляют. Вот и все».

Васептэ замолчал, а я не удержалась и спросила, почему он сразу мне это не рассказал. Он, почти обидясь, заявил: «Я не девка, страсть не люблю мелкой говорки» (под «мелкой говоркой» он подразумевал сплетню).

Нганасаны, узнав свойство термометра, с утра спрашивали: «Как холодно?» Я смотрела и объявляла — 17 градусов мороза. Несмотря на сильный ветер и мороз, решили перегонять стада. Аргиш был очень большой. Остановились только тогда, когда вконец измучились и устали.

Следующий бросок длился семь часов. Добрались до реки Малая Балахня. После ужина долго рассказывала о Москве и показывала фотоснимки. Моих слушателей больше всего удивил метрополитен, причем не тем, как и где он построен, а тем, чем было вызвано его строительство. Нганасаны никак не могли понять, как это людям может быть настолько тесно ходить по земле, что они лезут под землю.

Меня очень тронула забота Яни и Васептэ. Они ходили по берегу реки и нашли немного плавника.

— На вот, тебе принесли. Беда неохота, чтобы ты мерзла, — сказал Васептэ и, мелко нарубив плавник, сложил его в мой балок.

Наконец погода присмирела. Было так тихо, что слышался шорох падающих снежинок на землю, на санки, на чумы. Но в ночной тишине чудилось что-то таинственное. Мне казалось, что жестокая пурга накапливает силы.

Так и случилось! Утром я проснулась от жуткого холода и гула, сотрясавшего чум. Бушующая пурга загнала снег даже в самые маленькие щели. В полдень с трудом убрала снег из чума. Пришел Васептэ и объявил, что сегодня кочевать не будем.

К вечеру, приложив немало труда и выдержки, Васептэ из-под снега на реке достал дрова. Запылала печка, и все по очереди приходили ко мне пить чай и греться.

— Доставай свою тетрадку, где наши слова хранишь, я тебе новые слова говорить стану. Пиши!

«Куродиманы нилынын няяагаый?» — Как живешь? «Нгой кита чайдама бобту». — Налей чашку чая. «Диндиэнг?» — Поняла?

Четко произнося каждую букву, диктовал мне Яни Купчик. Так слово за слово, фразу за фразой, я изучала язык нганасан.

26 мая.…Сегодня с утра чудесное синее небо, огромное оранжевое солнце, теплый воздух! Мы все бросились к санкам и начали откапывать вещи, занесенные пургой. В моих ящиках, даже наглухо заколоченных, снег оказался и сверху и на дне.

Когда кончилась борьба со снегом, а мужчины вернулись из тундры с добытыми куропатками, все собрались в чуме Васептэ. После ужина читала вслух «Сказку о рыбаке и рыбке». Так великий русский поэт вошел в чум к нганасанам. Васептэ переводил каждые две строфы. Я выпускала те слова и выражения, которые были непонятны ни ему, ни остальным. Да простит меня Александр Сергеевич, что я синее море сделала «синей большой рекой», потому что «море» на языке нганасан означает тундру. Вместо корыта в дело пошел «черный с дырою котел» (для чая), а «владычицу морскую» пришлось вовсе исключить из сказки за трудность понимания. И захотела у нас «злая, ворчливая, ненасытная баба, чтобы рыбка стала ее батрачкой»… Несмотря на импровизацию, сказка получила оценку «шибко интересно».

Я заметила, что женщины, слушавшие сказку с особым вниманием, никак не выразили свой интерес и в конце повествования не проронили ни слова. Я решила, что, очевидно, женщине нганасанский этикет предписывает ничем не выражать свои чувства в присутствии мужчин.

Вечером выяснилось, что в пургу погибли два теленка. Все долго жалели об этом, а я спросила Васептэ, почему он перед пургой не забрал телят в чум. Он рассказал, что потом матки не принимают телят в стадо, потому что они пахнут дымом.

— Васептэ, — сказала я, — почему бы тебе не сделать отдельный маленький чум из шкур? Туда в пургу можно пускать телят и матку.

Васептэ посмотрел на меня, сморщил лоб и удивленно сказал:

— Пошто так: баба, а правильную говорку сказала!

Я,