Тимьян и клевер - Ролдугина Софья Валерьевна

«Тоже, наверно, гробовщик выдал», – решил Киллиан про себя.

В хвосте процессии плелись трое немых плакальщиков самого правильного вида – молодые, приятные глазу, но с редкостно унылыми от рождения лицами. В руке у каждого плакальщика был посох, увенчанный чёрным бантом, а на голове – цилиндр, обвязанный длинным чёрным же шарфом, свисающим едва ли не до колен.

Когда процессия выбралась на главную дорогу, компаньоны немного поглазели – для виду, а затем присоединились к ней. Киллиан сразу приметил среди толпы одного бодрого, не особенно скорбящего старичка разбойной внешности – с кустистыми седыми усами, красным от выпивки носом и удивительно трезвым и цепким для пьяницы взглядом.

Приметил – и не прогадал. Старик сам первым завязал беседу с незнакомцами, нисколько не смущённый даже неподобающим видом Айвора.

– Во вы попали-то, ребятки, агась? – подмигнул он заговорщически. – На похороны-то наипервейшего нашего скряги, вот я о чём толкую. Знаете-то, кого хоронят? О’Гриди, чтоб ему пусто было, прости, Господи, меня, грешного… – и он перекрестился, без особого, впрочем, энтузиазма. – Меня Джимом звать, а вы откуда, ребятки? С городу, агась?

– Мы адвокаты, – туманно ответил Киллиан, пользуясь заготовленной специально для таких случаев отговоркой. – Из конторы «Гордон и Компания». Я Уэстер, Финниган Уэстер, а это Шон О’Нил. Колесо у дилижанса слетело, и мы решили прогуляться в деревню, покуда кучер занят починкой. Как видите, не слишком удачно. 

– Значится, ненадолго вы, агась? – искренне огорчился старикан. На секунду Киллиану даже стало совестно за обман. – Ну да, а то ещё уедут без вас, не пешком же потом шлёпать, на своих двоих, хе-хе-хе, – дробно захихикал он и скосил на Киллиана голубой глаз. Почему-то только один – а вторым продолжал следить за перемещением роскошного гроба. – Вы, это, не волнуйтеся, тута до кладбища недалеко, успеете вернуться-то.

– Надеюсь, покойник не обидится на нас за торопливость, – безмятежно улыбнулся Айвор, вклинившись в беседу. – А от чего он умер, кстати?

– А утоп, – неожиданно громко брякнул Джим, и на него стали оборачиваться и шикать. Какая-то высокая сутулая женщина в чёрном капоре разразилась плачем. – Утоп, – повторил Джим, понизив голос. – О’Гриди у нас самый богатей, тоиссь семейство его. – «То есть», – расшифровал про себя Киллиан неразборчивый говорок и приготовился слушать дальше. – Но жаднючий… Ух! И очень боится… боялся, тоиссь, что у него лодки продырявят и сети порвут. Бывало, ночью подхватывался – и ну бежать и смотреть. Вот так и позавчерась, – глубокомысленно изрёк старикан. – Жена подождала час, другой, а опосля сыновей будить начала, невесток… Всей оравой пошли его искать, а нашли на берегу, шагах в десяти от края прилива. Утоплого.

– Утонул на берегу, получается? – недоверчиво переспросил Киллиан. В голову упорно лезли воспоминания о красотке мерроу со скверным нравом. – И часто у вас такое бывает?

– Да третий случай уже, – вздохнул Джим. – Но первым Роб-дурачок был, кто же его хватится, агась?

Айвор поймал взгляд компаньона и незаметно для остальных подмигнул. А потом сказал:

– Да, несправедливо. А вы не думаете, что это кто-то… лиходейничает? – в тон старикану подобрал он словечко. – Как тот сумасшедший, который девок в Лондоне резал?

– Где Лондон, а где мы? Они там все, небось, сумасшедшие, – припечатал Джим с гордостью истинного ирландца. – Да ну, не станет никто из наших злодействовать, ни-ни. Работы и так много, агась, домой приходишь, наломавшись до скрипучей спины – куда уж всяких здоровяков топить, а потом на берег класть? Море это шуткует, море.

– Может, пришлый кто? – не унимался Айвор, но старикан только рукой махнул:

– Пришлый у нас только один, пасторский сынок из города приехал, от родичей, значит, к родному отцу вернулся. Брэслином кличут, вона его дом, на холме – с папаней там живёт. Дурной малый, конечно, всё книжки какие-то пишет, но хли-ипенький, – тоненько протянул Джим. – Как такому сверчку целого скрягу О’Гриди уморить? Не-е, это море безобразит. Судьба такая, тоиссь… А вот и пришли, гляди-ка!

Кладбище показалось за поворотом так неожиданно, что Киллиану показалось – оно выпрыгнуло навстречу, клацая белыми зубами памятников и обелисков. Айвор же почему-то вздрогнул и замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, потянув компаньона за рукав.

– Нет… Дальше не идём. Плохое место.

Айвор широко повёл рукой, будто набрасывая шёлковый полог. По спине пробежал холодок, и голоса людей отдалились, тише стал и шорох шагов, и всхлипы безутешной вдовы. Зато приблизился грохот морских волн, и птичьи трели зазвучали со всех сторон.

От замешательства Киллиан опустил глаза – и увидел, что стоит в устье тропинки, нехоженой, поросшей наперстянкой по обочинам. 

– Куда ты нас…

– Тс-с, – приложил палец к губам Айвор и взглядом указал на озирающегося по сторонам Джима. Вид у старикана был диковатый.

«Ещё бы, только что рядом шли двое вроде бы нормальных ребят – и вдруг они в воздухе растворились», – подумал Киллиан и, дождавшись, когда процессия окончательно скроется за кладбищенской оградой, спросил вслух:

– И что тебе померещилось? Или там по краю посажена рябина вперемешку с можжевельником?

– Ну, и у кого из нас шутки дурацкие? – фыркнул компаньон. – Нет, дело не в этом. Просто кладбище… неправильное. Как будто чья-та душа плачет навзрыд, а я ни расслышать толком не могу, ни отмахнуться… Да ну его, это кладбище. Пойдём лучше посмотрим на пасторского сынка. Интересно, кстати, почему он к похоронной процессии не присоединился.

Киллиан спорить не стал; от предположений Айвора его на мгновение охватил озноб, и поверилось сразу и навсегда во все дурные приметы, связанные с покойниками и гробами.

«Да ну его, – повторил он за компаньоном. – Да ну их всех, я тут ни при чём».

Полегчало.

А дом на холме действительно оказался домом – не хибаркой, не хижиной. Скорее, провинциальным особнячком, с небольшим садом и даже с прудом – утке по колено, но зато с полагающимся мостиком над водой и с маленькими красными рыбками, снующими от нагретого мелководья к относительно прохладному «омуту» под сенью старой вишни.

На порог Айвор взбежал, не церемонясь, и заколотил костяшками пальцев по косяку двери, не обращая ни малейшего внимания ни на железный молоток на цепочке, ни на медный щит справа от входа. Стучать пришлось весьма долго, несколько минут точно; по истечении этого времени за дверью послышались осторожные шаги, и тихий мужской голос произнёс:

– Я же говорил, что не могу пойти на похороны. У меня, м-м, желудочные колики.

Айвор оглянулся и подмигнул компаньону, а затем ответил:

– Дело не в похоронах. У меня есть письмо из Дублина на имя некоего Брэслина… Но вот беда, адрес дождём размыло, не понять – то ли Дуан-Лэйр, то ли Дуаннар, а женщина, которая просила меня завезти его по дороге, была очень…

– Матушка! – ахнули за дверью и торопливо защёлкали замками. Но стоило двери приоткрыться, как Айвор вероломно подставил колено, не давая запереться снова, и ухмыльнулся:

– Разве тебя не учили, что верить фейри нельзя, милый юноша? Кстати, привет Уэни от сестрички.

«Юноша», выглядевший на деле просто мальчишкой – невысокий, худющий, густыми рыжими кудрями, торчащими вокруг головы сущим облаком – побледнел и попытался закрыть дверь, но куда там! Айвор не шелохнулся.

– Не представляю, сэр, о чём вы говорите, – пыхтя, откликнулся Брэслин – а это, очевидно, был именно он – и изо всех сил потянул на себя ручку, едва ли не повисая на ней. За пояс у него был заткнут лорнет с потёртой медной ручкой и заляпанными стёклышками. – Не знаю никакой Уэни, и Бридин тоже не знаю… Ой!

– То-то и «ой!», – расхохотался Айвор с искренним весельем и щёлкнул Брэслина по носу. Мальчишка застыл статуей – только глаза испуганно таращил.– Ну, сам позовёшь Уэни, или мне её поискать?

Брэслин зажмурился с самым решительным видом, и Киллиан приготовился уже было вступиться за мальчишку – и попытаться разговорить его добром, конечно – когда вдруг послышалось властное: