Жена Эмиля. Наследник для Зверя (СИ) - Устинова Мария

Если Сергея действительно пытал Андрей, он выбил информацию. Понятно, чего они всполошились: боятся, что сюда нагрянут. За окном потихоньку собирались сумерки, Серегу, судя по всему, допросили не позже, чем прошлой ночью и вывод напрашивался сам – наши все знают и дожидаются темноты, чтобы нас вытащить.

– Значит, твой муж его нанял. Мудило продуманное, – решил он. – Обыскать здесь все.

Он все еще не верил, что мы не прячем телефон. Не знаю, как Алене это удалось, наверное, она и впрямь могла договориться с Сергеем, чтобы он вышел на кого-то из наших. Слишком испуганной выглядела – словно на горячем поймали.

Ближайшие дни в чем-то были решающими. Эмиль не дурак – он допускает, что после того, как станет ненужным Ахмеду, нас могут убить.

Нас согнали с кровати и сбросили на пол одеяло, матрас. Начали с кровати Алены, и меня затрясло – под своим я прятала украденную ракетницу.

Зазвонил телефон, лысый дал знак парням остановиться.

– Да? – в голосе уважение. – Да, шеф. Пока все тихо, следим за подъездами к базе. Да… К сожалению, Ремисов в деле. Его работа…

Знаком лысый велел всем выйти, замкнул цепочку и прикрыл дверь. В коридоре раздавался тихий, заискивающий перед Ахмедом голос. Как только мы остались одни, Алена метнулась к кровати и, путаясь в простыне, выхватила из-под матраса ракетницу.

– Скорее, прячь! – у нее даже пальцы побелели.

Я сунула вещицу в карман платья и прикрыла сверху полой пальто. Мы прильнули к двери: после звонка шефу они совещались.

– …Может, девчонок лучше отпустить? – сказал кто-то.

Пауза.

– Они нас видели, – лысого я узнала. – Опознают всех. Перевези в другое место и жди. С Кацем на связь больше не выходить. Он нарушил условия.

– Думаешь, Серега не разболтал Ремисову, кто был? – в голосе тревога. – Вдруг личное, а?

– Не твое дело думать! Делай, что говорят. Если что… знаешь, как решить проблему. Ахмед одобрил. Выдру вторую можешь отодрать перед тем, заслужила.

Я отпрянула от двери. Алена тоже все слышала.

– Дина, – прошептала она. – Надо бежать. Нас не отпустят живыми.

С моим животом бежать по зимнему лесу? Я трех шагов не могу сделать без того, чтобы не прихватило схватками. Еще никогда я не чувствовала себя такой беспомощной и уязвимой.

– Алена, я не смогу, – прошептала я, борясь с тем, чтобы не разрыдаться в голос. – Уходи одна. Вылези в окно и беги...

Я не договорила – совещание закончилось, и лысый открыл дверь.

– Пошли вниз, – велел он. – Вещи бросили и садимся в машину… Сами виноваты.

Глава 32

Деревянная лестница загремела под ногами.

Мы спускались в кольце мужчин – сосредоточенных и злых, потому что я привела на хвосте Ремисова. Этого они не ожидали. У меня перед глазами все еще стояло фото изуродованного Сереги. Не могу поверить, что его так жестоко обезобразил тот, кто звал меня ласточкой.

– Шевелись! – лысый вел меня, схватив за локоть.

Я шла, как могла быстро, и все равно они бесились. Прежде чем нас вывели на крыльцо, Алене бросили черную мужскую аляску. Придется идти пешком? Алена более-менее одета, а на мне больничные тапочки… На натоптанном крыльце в них сразу же попал и начал таять снег.

Я думала, нас запихнут в минивэн, но вместо него выбрали белый седан с выключенными габаритами и фарами.

– Назад, – велел лысый, заталкивая нас на заднее сиденье.

Больше в машину никто не сел и водителя не было. К сожалению, и ключей тоже. Они столпились на крыльце, решая, кто едет с нами, а кто останется заметать следы. Я обратила внимание, что у крыльца не горит фонарь, а затем свет погасили на первом этаже. Зимой в лесу темнеет рано.

В непрогретой машине было холодно – особенно мерзли ноги. Я с тревогой наблюдала за ахмедовской бандой. Как запаниковали! Андрея они боялись намного больше моего мужа. Наслышаны о нем, знают, как пытает – значит, не в первый раз сталкиваются? И боятся, что закончат так же. Поэтому погасили свет.

– Дина, прости, – прошептала Алена, огромные глаза были, как два обреченных черных колодца. – Это я виновата. Я Сергея уговаривала обратиться к нашим за выкупом, сказала, Эмиль любые деньги заплатит за информацию, где нас держат…

Я нахмурилась, слушая горячий шепот.

– Он и соблазнился, когда выгнали отсюда.

– Не на того нарвался, когда пришел, – пробормотала я.

Значит, Эмиль с Андреем заодно. И он уже здесь, наблюдает со стороны, с расстояния, если повезет – в оптический прицел. А если нет… Наши уже знают, где мы и направляются сюда, главное, с ними не разминуться. Если сейчас ахмедовские нас увезут, то больше не отыщут – Сергей был единственной ниточкой.

– Надо бежать, Дина. Давай, вылезем незаметно, пока они там собрались...

– Не смогу, – глаза остекленели. – Не хочу тебя пугать... у меня второй день спина разламывается, я хожу с трудом… И мне не в чем идти.

– Сможешь, надевай, – Алена стащила свои сапожки. – Они убьют нас, ты же слышала!

Она сорвала с ног промокшие тапочки и натянула на меня свою обувь. От овчины тут же разлилось по ступням долгожданное тепло.

– Давай пальто, а ты возьми куртку, – Алена бросила тревожный взгляд на черные силуэты у крыльца и сглотнула. – Живее. Я не могу допустить, чтобы беременной что-нибудь сделали. Беги, где-нибудь затаись, а потом попробуй выйти к дороге. Здесь недалеко, ты сможешь!..

Алена приоткрыла дверцу, пристально наблюдая за крыльцом.

– Выходи, они свет выключили, одежда темная, главное, тихо. Отойди подальше, а потом беги.

Между машинами была густая тень. У них нет собак, но есть фонари – они найдут меня в два счета. Но я закуталась в аляску, боком выскользнула из машины и присела. Алена ждала в машине, пока я уйду. Укатанный снег не скрипел, но вокруг головы появилось облачко пара от дыхания, я попятилась на четвереньках, не сводя глаз с ахмедовских. Если что, скажу вылезла из машины в туалет… То ли от страха, то ли из-за движений низ живота напрягся и заныл. С другой стороны так же тихо из машины выбралась Алена.

Может быть, это единственный шанс. А затем нас увезут, и под утро пустят в нас по пуле, чтобы проучить Эмиля и избавиться от свидетельниц. Я отползала в темноту, понимая, что в черном меня отлично видно на снегу.

Не знаю, на что мы рассчитывали… Попытаться стоило. Я не хочу быть пешкой в их руках, не хочу рожать здесь и отдавать ребенка в руки врагов. Я надеялась на Эмиля, что он спасет, как вынес меня на руках из подвала. Надеялась, на Андрея. Слепая вера опасна, но она придает сил.

Нас сразу заметили и от крыльца раздались крики. Перепуганная, я легла в снег боком, от страха не ощущая холода, хотя он сразу впился в трясущиеся руки и голые ноги. Алена побежала, на крыльце вспыхнул свет фонаря. Ей прицелились в спину навскидку, раз выстрелили, но в следующее мгновение свет споткнулся, стрелок повалился в снег и выронил фонарик.

– Выключите свет!

Фонарь погас. Не знаю, попали в нее или нет, но я отчетливо поняла, что это последняя возможность. Я была почти у деревьев, еле доползла до них и вдруг потеряла равновесие – под собственным весом сползла по насту в овраг. Задыхаясь паром от дыхания, заползла в один из участков темноты и замерла.

Здесь было темнее. На вершине от снега светлей, а в овраге между сугробами собралась темнота. Деревья казались изломанными – ветки тянулись к небу, изогнувшись в безмолвном страдальческом крике. Только бы не заметили сверху… В ушах стояло биение пульса: ни криков, ни пальбы. Неужели ее застрелили? Что произошло? Это Андрей снял одного из них, прицелившись на свет, или я выдаю желаемое за действительное? Знаете, мне никогда не везло. Ни тогда, в подвале, ни когда познакомилась с Эмилем... И сейчас я окончательно перестала верить в удачу.

Я лежала, проклиная все на свете. Что толку, что я убежала? Мужской пуховик мгновенно набрал в себя снега, и он таял, пропитывая сапожки Алены и трикотажное платье. Долго на месте оставаться нельзя: меня медленно сковывал холод. Пятна от растаявшего снега на одежде нагрелись от моего тепла. Если сначала знобило, то теперь почему-то нет. Мышцы, измученные холодом, расслабились. Самым теплым местом в теле ощущался живот – сгусток тлеющего огня. Я не двигалась, старалась дышать ровно, но с каждой минутой понимала, что дело хуже и хуже. Низ живота ритмично прихватывало от боли, и интервал уменьшался.