Удивительные истории о 90-х - Татьяна Олзоева

Про! И! Гра!.. – Пару раз промахнулся, застрял в досочке. – Ю! – И врезался в Сонькин палец. – Ю-у-у-у!!!

Баба Тома вскочила, миска с овощами полетела вниз, свеколки покатились по полу, будто сбегая от своей участи сгинуть в котле, – прыгали и оставляли на полу красные пятна.

Баба Тома уже подбежала к шкафчику, цапнула с полки бинт, бутылек зеленки, скакнула назад – и откуда только прыть взялась? – охватила Соню собой – как шарфом укутала, как одеялом взяла – маленькую булочку, – губы вкривь – ревет, задыхается.

– Баба-а-а!..

– Ну дай, дай посмотрю… Фу ты, ясно море, я уж думала, с концами отрезала. Подержи бинт. – Баба Тома ловко завязала узелок. – Ну вот, до свадьбы заживет.

– До свадьбы? Мне нельзя до свадьбы! Мне надо сегодня! В девять… Пропала кассета…

Слезы заливали стол, картошку, потертые джинсы, забинтованный палец, который сегодня не сможет жать на кнопки.

– Ой, да неужели твой «Замогильный» такой ценный? – всплеснула руками баба Тома. – Забудь уже про эту кассету.

– Это мамина кассета.

Повисла тишина.

– Так, – стрелка рассекла лоб бабы Томы, – я сейчас схожу к его отцу и…

Соня побледнела:

– Баб, ты что? – Она в смятении схватила тетрис со стола, сжала его в руках, сморщилась от боли. – Мне тут еще месяц жить! В школу с ним ходить! Ты не вздумай!

Баба Тома замерла. Вгляделась в Соню, в ее теперь полностью и как будто безвозвратно детское лицо. В глаза, которые говорили, что месяц – это целая жизнь: месяц до города, месяц до отъезда, месяц до мамы, которую ты болезненно ждешь и которой никогда не скажешь: «Мам, я потеряла твой подарок. И джинсы сварила в супе».

Про джинсы баба Тома дофантазировала. Но про другое – поняла точно, прочитала в Сонькиных глазах. И когда прочитала – приняла свое самое странное, но самое важное в жизни решение.

Вдох.

Выдох.

– Сонька. Отставить рев! Я сыграю за тебя.

Соня уронила тетрис. Баба Тома наклонилась и подняла:

– А вот это ты зря. Перед битвой оружие не бросают.

Пальцы бабы Томы пробежались по кнопочкам. Привычно, уверенно.

Начать игру.

Но разве она заканчивалась?

Пораженная Соня смотрела, как баба Тома ловко раскидывает фигуры и стирает ряды. Желтые кругляши цокали, экран мерцал, динамик хрипел, но умолкать не собирался.

– Баб! Обалдеть… А кто тебя научил?

– Жизнь научила. И жестяное ведро.

* * *

К девяти часам во дворе стояли два табурета. Лавочку же заняли зрители. И не только ее – ребята висели на заборе, облепили клумбы-покрышки, хихикали, пихались и вовсю глазели на Олега, который восседал на табурете, как на троне, и крутил в пальцах зеркальные очки. Тетрис лежал на коленке. Увидев Соню издалека, Олег поднял руку – и гомон мгновенно стих.

– Играем до первого поражения! – объявил он и тут заметил бабу Тому: – Болельщики садятся на лавочку.

Баба Тома села на табурет.

Послышались смешки. Олег нервно дернул коленкой и чуть не уронил тетрис. Бросил презрительный взгляд на Соню: «Нажаловалась?» Соня подняла большой палец вверх – замотанный бурым бинтом:

– Игрок ранен. Но не выбывает. – Баба Тома заметила, что Сонина улыбка совсем не добрая. – У нас замена. – И она ткнула забинтованным пальцем в сторону бабы Томы.

Зрители загалдели, Олег уронил тетрис, а потом очки. Соня напряженно следила за его лицом: вот сейчас он встанет с табурета и засмеется своим противным смехом. Но нет. Олег не засмеялся.

– Значит, замена, – прищурился он и шутливо поклонился бабе Томе: – Желаю вам продержаться хотя бы пару минут.

– Я то же самое говорила твоему дедушке, малой. Но он не оправдал моих надежд, – сплюнула в землю баба Тома.

Ребят разорвало хохотом. Баба Тома смутилась. Она бросила осторожный взгляд на внучку, ожидая, что та покраснеет… И Соня в самом деле была вся пунцовая – от смеха.

– Хватит ржать! – Олег сердито вскинул руку: – Начинать пора.

Зрители притихли. Соня сделала шаг вперед, посмотрела с надеждой на бабушку и сказала:

– На старт… Внимание… Тетрис!

И битва началась.

Звуки двух агрегатов мгновенно слились в какофонию. Черный выдавал звонкие трели, серый хрипел и клокотал. У бабы Томы мгновенно закружилась голова – она привыкла играть в тишине ночи.

Влево. Вправо. Поворот. Осечка.

Куб встал не туда, буква «Г» замерла виселицей над пропастью. Пальцы бабы Томы дрогнули.

– Бабулечка, поднажми! – различила она Сонин голос.

Слева толкался острыми локтями Олег. Он играл стремительно, явно рисовался и посылал все свои фигуры вниз кнопкой ускорения – будто командир отправлял на смерть солдат.

Баба Тома стиснула зубы – конечно, бабулечка поднажмет, бабулечка справится. Как бабулечка вообще здесь оказалась? Она сжала тетрис в руках – вены вздулись, ногти побелели. На экране показалась неловкая загогулина. Но баба Тома знала, куда ее воткнуть, – именно такой загогулиной она однажды стерла свой первый ряд.

Вправо. Поворот.

А теперь – стерла сразу три.

Зрители загудели, обступили игроков плотным кольцом.

– Во дает бабка, а?

Влево. Вправо. Поворот.

– Да она мастер кунг-фу, только на пальцах!

Влево. Вправо…

– Хватит уже! Кончайте хвалить старуху!

Олег попытался заглянуть в бабы-Томин экран. Он уже не пихался локтями, и даже сквозь весь этот гвалт было слышно, как он сопит.

«Старуху? Я покажу тебе старуху».

Баба Тома методично разбрасывала фигуры и строила «шахту».

«Где же палка? Только в ней мое спасение», – отрывисто думала она, почти механически нажимая на кнопки и мечтая увидеть наверху ту самую, длинную фигуру.

«Вернее, не мое спасение, а Сонькино… Или все же мое?»

Влево – поворот.

«Пускай уезжает булочка, пускай летит птичка…»

Вправо – поворот.

«Но бабку будет добрым словом вспоминать. Когда своего „Замогильного“ включит».

Поворот… Вле… Нет!

Случилось то, чего баба Тома боялась больше всего, – заело левую кнопку. Серенький тетрис, старый боевой друг – подвел, дрогнул в ее руках, и куб рухнул не туда. «Возможно, этот агрегат и правда для давления. Только не чтобы мерить, а чтобы поднимать. Кажется, это конец», – мелькнула мысль в голове бабы Томы и вдруг…

– Да по фигу! – прорезал толпу Сонькин вопль. – Все равно ты самая крутая бабушка на свете!

Баба Тома не видела себя со стороны, но если бы видела, то поразилась бы, как стремительно выгладилась жесткая стрелка на ее лбу, как сверкнули ее глаза. Она щелкнула ногтем покалеченную кнопку, и та встала на место. Ребята разом охнули, и кто-то выкрикнул:

– Да как вы это делаете?!

Баба Тома залихватски тряхнула головой:

– Как-как? Руками! Вы еще не видели, как я носки вяжу!

Пальцы бабы Томы как будто вспомнили, что