Лекарство от Апокалипсиса - Анатолий Ткачук

– Ну, вот и испытали систему пылеподавления, – Алекс нервно вглядывался в экран, пытаясь разобрать, что происходит внутри арки, но камеры оказались залеплены липкой субстанцией. – Теперь эта масса будет несколько часов застывать, а потом ее придется собрать и как-то попытаться утилизировать. Правда, все убрать вряд ли выйдет, но хотя бы дезактивировать основные маршруты движения и некоторое оборудование нам придется. Работы много, но пока можем немного передохнуть, спешить некуда.

Макс грязной рукой вытер со лба пот, намочив из бутылки с водой какую-то тряпку. Безумными глазами он молча стал осматриваться. Потом, хрипя, произнес:

– В саркофаге такая же система была, но она не использовалась и уже не заработает, наверное, никогда. Можем забрать имеющиеся там запасы борной кислоты, чтобы заново загрузить хранилище арки, – он помолчал. – Похоже, плиты пришли в движение.

– Какие плиты? – удивился Алекс.

– Тектонические, ты же мне сам недавно говорил о том, что станция была расположена на разломе земной коры…

– На разломе, – кивнул Алекс. – Значит, думаешь, все не закончилось первичными подвижками земной коры.

– Какие подвижки?

Алекс жестом пригласил Макса к монитору и запустил видеозапись ракетных ударов, присланную космонавтами. Оба замерли. Даже вновь пересматривая эти кадры, Алекс испытывал те же разрывающие его душу чувства. Вновь накатила волна воспоминаний о семье, и также снова хотелось кричать, но он старался не подавать виду. Он задавал себе только один вопрос: «Почему?». Почему он не умер вместе со всеми в первые минуты, почему смерть не настигла его в первые дни, а до сих пор он жив и вынужден, подобно живому мертвецу, скрываться в гигантском саркофаге?

Макс, на удивление Алекса, наблюдал за происходящим без каких-либо явных эмоций на лице, но что происходило в его душе, едва ли можно было представить. Только когда экран погас, он перевел взгляд на Алекса и, тяжело вздохнув, проговорил:

– Смерть наелась с лихвой. Никакой фантазии не хватит, чтобы такое придумать. Значит, часть материков ушла под воду в первые же минуты. То есть, добрая треть населения даже не ощутила на себе самого ядерного поражения, а только цунами и наводнения.

– Счастливые, – усмехнулся Алекс.

– Вполне, – протянул Макс. – Я думаю, многие вообще даже не узнали, что произошло на планете. Для них все кончилось в одно мгновение. Что же люди натворили…

– Если такие сейсмические удары будут продолжаться и нарастать, то нам придется искать другое убежище, – проговорил Алекс, утвердительно кивнув в ответ на слова собеседника.

– Ядерное оружие оказалось способно изменить не только политическую карту мира, но и физическую. Иначе и не скажешь. Другого убежища мы не найдем. Это уникальное в своем роде место, и ничего подобного в мире больше нет. Ты же понимаешь, что мы здесь оказались практически в тепличных условиях с готовыми противорадиационными укрытиями, фильтрационной системой вентиляции, готовой инфраструктурой, запасами продуктов и всем прочим, наши блага в этом мире можно перечислять бесконечно и нас напрямую не касается весь происходящий снаружи кошмар. Такого нет больше нигде, это самое современное противорадиационное укрытие. И если бы не было арки, саркофаг оказался бы не способен защитить от всех негативных воздействий, а арка без саркофага никогда в истории бы не появилась на свет. Так что выходит, что лучше быть ничего не может. Поэтому выброси все мысли о возможности переселения в другой объект. Будем держаться за это место до конца, – кулак Макса тяжело опустился на стол, как бы ставя точку во всех подобных рассуждениях, и не согласиться с этим Алекс не мог лишь по одной причине – он был абсолютно прав.

– Странно, выходит, люди, как черви, рыли себе подземные норы, соединяя их коридорами, и где они все теперь? Никто не выходит на связь. Значит, никто не выжил? Значит, все эти концепции подземных убежищ, способных дать людям шанс на выживание в любых условиях, оказались самым большим заблуждением человечества? Подземные укрытия, возможно, были бы эффективны при локальных катастрофах и катаклизмах, когда необходимость пребывания внутри ограничена парой дней. Но сейчас… Многие наверняка были уничтожены при нанесении ракетных ударов, а из остальных людям так или иначе пришлось выбираться наружу, и я не думаю, что после похожих прогулок кто-то выжил. Я, порядком поработав на строительстве различных радиационнопасных объектов, уже давно перестал сомневаться в том, что идеальной защиты от радиации не существует. Да и не только от радиации. Самое надежное средство – это удаление людей из зоны опасности. Только так их можно обезопасить на сто процентов. В любом другом случае можно только в большей или меньшей степени снизить вредное воздействие на организм.

– Знаешь, мне однажды довелось здесь, в Чернобыле, принять участие в одном проекте по созданию так называемых биологических протекторов от радиации, до сих пор помню это странное название – У-12. То есть, это был препарат, снижающий последствия воздействия радиации на человека, а если быть еще точнее, дающий человеку выполнить задачу даже находясь в огромных радиационных полях, а после героически погибнуть. Так что защита такого рода тоже весьма условна, я бы даже сказал, иллюзорна. Нужен совершенно другой принцип сохранения жизни человека, идущий от него самого. Это то, о чем я всегда говорю. Никакая медикаментозная или физическая защита сама по себе не способна обезопасить человека, тем более при такой масштабной катастрофе, как сейчас.

– А мне раньше казалось, что при любой глобальной катастрофе лучшим средством, – Алекс внимательно посмотрел на собеседника, – мог бы стать побег с Земли в космос. Теперь же даже ближайший космос, похоже, не безопасен. Неизвестно, сколько времени еще смогут протянуть люди на Международной космической станции.

– Тогда перелет на Луну или Марс и их колонизация? Технологии у нас были, – Макс помолчал, и, повторив слово «были», сделал особый акцент на нем, – не совсем подходящие.

– Я бы сказал, были они совсем неподходящие. Но между тем, я встречал информацию о том, что существует… существовало… немало государственных и частных проектов по созданию челноков, которые смогут долгое время находиться с определенным количеством людей в межпланетном пространстве.

– Ну, хорошо, – Макса явно увлекла эта беседа, – пусть будет челнок на околоземной орбите, но всех людей на планете на него не посадишь, и кого тогда сажать? По какому принципу отбирать тех, кто улетит?

– Это слишком глубокий, даже философский вопрос. В том обществе, которое погибло, уничтожив само себя, – Алекс заметил, что ему впервые достаточно спокойно, без эмоций далась эта фраза, – существовал дикий закон «каждый сам за себя».

– Мне кажется, такие челноки, если и были готовы к запуску в момент начала войны, должны были комплектоваться по принципу сохранения интеллектуальной элиты, ее членов, способных к репродукции, а не тех, кто оказался способен отдать за это свое состояние. Там должны быть физики, инженеры, химики, медики, если останется место, то по одному представителю творческих профессий. Ведь людям придется адаптироваться к новым реалиям жизни, начиная все с самого начала, и здесь приоритет будет оставаться не за гуманитарным знанием.

– В реальности ведь все было бы иначе. Первыми в очередь на челнок оказались бы руководители крупнейших стран и члены их семей. Если останется место, то к ним бы присоединились наиболее состоятельные люди, которые смогли бы оплатить свое спасение. И уж потом, что очень маловероятно, в космос могли бы полететь представители науки.

– Да, я думаю, в мире нашлось бы немного людей, способных отказаться от шанса на спасение. Точнее, пожертвовать этим шансом ради сохранения знания. Люди слишком циничны… были слишком циничны, – делая повторы, собеседники пытались приучить свой язык говорить о жителях планеты в прошедшем времени. – А что касается людей, способных оплатить свой полет… Богатство ведь в последнее время стало понятием весьма относительным. Состоятельным мы привыкли считать того, кто обладает внушительным материальным капиталом. А допустим, теперь? В условиях, когда люди, обладая этими спасательными шаттлами, были вынуждены покинуть землю, деньги сразу же перестали иметь какой-либо смысл. Намного важнее стали, ну, скажем, продукты питания, вода. Деньги – ведь это лишь условность, к которой мы привыкли, красочные бумажки, не стоящие ничего. Ты вспомнил хоть раз о своих сбережениях, пока находишься здесь?

– Нет, – Алекс уселся в позу мыслителя. – Меня вообще мало что беспокоит из прошлого, кроме, судьбы моей семьи.

– Здесь возникает и еще один вопрос, а полетел бы ты? Спасся бы ты, зная, что твоя семья погибнет?

– Теперь я точно знаю, что нет. Хотя и раньше подобных сомнений у меня не возникало, но теперь я в этом полностью уверен…