Лекарство от Апокалипсиса - Анатолий Ткачук

– То есть, – Алекс задумался, – выходит, что птицы уже сумели приспособиться к совершенно новым условиям своего существования?

– Можно и так сказать. Это факт и размышления о возможной множественности ядерных катастроф в прошлом натолкнул меня на мысль о том, что природа создала во всех живых организмах некоторые механизмы противодействия этим явлениям. Включаются они только при изменении тех или иных условий обитания. И наблюдать их мы ранее не могли только по одной простой причине – ученые лишь в XX веке смогли осознать, что представляет собой радиация, и начали хоть какие-то исследования в этом направлении. Понимаешь, будто после многих тысячелетий забвения это знание снова вернулось к нам, – Макс вдруг закашлялся, и в голову вернулось осознание, что они выбрали не самое удачное место для подобной беседы. – Пойдем, я тебе кое-что покажу здесь и будем торопиться назад. Заговорились.

Они вновь двинулись по реакторному залу, осторожно ступая, преодолевая преграды, от которых фонило со страшной силой. Зная это, Макс местами сознательно отключал дозиметр, датчиком которого на вытянутой штанге ощупывал порой дорогу. Его писк надоедал, разносясь в черепной коробке отвратительным эхом. Максу даже иногда казалось, что от этого звука начинало ломить зубы. Но он знал, что виной тому не писк, а источники мощного радиоактивного излучения, разбросанные по помещению или залитые тоннами серой бетонной массы во время строительства саркофага. Другого выхода тогда не нашлось – тонны изуродованных строительных материалов, графита и фрагментов топлива приходилось сбрасывать сюда с крыши третьего энергоблока и хоронить в единой братской могиле.

Думая об этом, Макс часто вспоминал тех несчастных пожарных и работников станции, оказавшихся первыми невольными героями, вступившими в борьбу с взбунтовавшимся реактором. Потом их хоронили так же, как эти радиоактивные отходы, покрывая гробы свинцовыми плитами и заливая серой массой бетона в одной братской могиле. Но даже кости, напитавшись радиоактивным цезием, продолжают излучать радиацию и спустя тысячи лет. И от этого становилось страшно еще живым ликвидаторам, которые уже тогда точно знали, что их дни сочтены. И каждый из них где-то в глубине души боялся этого. Макс и сам после первых поездок сюда не раз задумывался о своей судьбе, и в самые унылые дни, когда ничего не радует, он представлял себе эту страшную картину собственных похорон, а потом гнал ее, гнал прочь.

Пробравшись в противоположный угол мимо развалов, они оказались около небольшой кучи земли, покрытой темным серым налетом. Макс уверенным движением извлек из кармана нож, сверкнувший в свете фонарей серебристым блеском.

– Здесь, похоже, вместе с землей, которой засыпали с вертолетов горячую активную топливную массу, занесли несколько грибниц, – Макс принялся объяснять происхождение разрастающейся здесь колонии, перебирающейся с земляной насыпи на бетонную плиту. – Поскольку несмотря на все старания пилотов точность была довольно низкой, по углам помещения накопилось немало этой самой земли, в которой грибы продолжили свое существование, приспосабливаясь к радиации и осваивая новые территории. Правда, они значительно видоизменились и сейчас даже сложно сказать, что именно за вид был здесь изначально. Кстати, они поразительно живучи, если дать им волю, они займут здесь все пространство, выместив любые другие живые организмы, кроме тех, что могут быть полезны для них.

– Но грибы это же практически губка, которая впитывает из почвы все радиоактивные элементы, особенно цезий. А здесь его… – Алекс присвистнул, прикидывая радиационную нагрузку в этом месте.

– Есть и другая версия происхождения грибов в этом месте, якобы они изначально появились на бетонных стенах ядерного реактора в виде черного налета, а уж оттуда перебрались в более комфортные для себя условия. Сейчас трудно сказать, как это было на самом деле, но результат один – эти грибы отлично приспособились к весьма непростым условиям. Их подземная часть действительно очень заражена не только цезием, но и всеми остальными радиоактивными элементами. Поэтому и земля тут фонит, – Макс провел над кучей грунта датчиком дозиметра, и тот издал частый неприятный писк. – Но из-за недостатка воды и света эти грибы нашли для себя новый и весьма неожиданный способ выработки энергии – по сути дела, используя радиацию как источник, движущий все внутренние химические реакции, что-то наподобие фотосинтеза. В результате в плодовом теле значительно возрастает содержание меланина, являющегося мощным антиоксидантом, который просто необходим нам в радиационных условиях.

– Что же ты хочешь сказать, что сами грибы полностью пригодны в пищу хоть сейчас? Таких чудесных превращений не бывает даже здесь, – Алекс закончил фразу, немного помедлив и пытаясь осмыслить безумное количество, мягко говоря, встретившихся ему странностей.

– Как видишь, бывают. Мы слишком закостенели со своей наукой. Все что у нас не укладывается в рамки традиционных представлений, сразу же отвергается, – Макс осекся. – Отвергалось.

Эта оговорка обоих заставила замолчать, вслушиваясь в стук собственных всколыхнувшихся сердец. Тоска о потерянной жизни, немного улегшаяся в душах в последнее время, теперь будто встрепенулась в груди, разливаясь вместе с кровью по всему телу. Макс, стремясь не подчиниться нахлынувшему чувству, опустился на одно колено и принялся собирать ножом с земли в небольшую баночку тот самый серый налет, который привлек Алекса. Эта склизкая масса больше походила на лишайник, плотными пятнами покрывший участки земли и часть бетонной стены.

– С их употреблением в пищу проблем тоже не будет, – проговорил Макс, возвращая Алекса из оцепенения. – Да и съесть их нужно совсем немного, чтобы постепенно накопить запас меланина в организме и придать дополнительную защиту от воздействия облучения. С приготовлением здесь все просто: немного вымочим собранные грибы в воде и уксусной кислоте, чтобы смыть внешнее загрязнение. Потом эту массу нужно будет несколько раз выварить в соленой воде и процедить. И только потом, выпарив всю лишнюю воду, можно будет съесть то, что останется. В нашем новом мире приходится использовать новые методы приготовления даже известных продуктов.

– Ты уверен в том, что это безопасно? – Алекс до сих пор сомневался, что принял верное решение, следуя за Максом в его весьма сомнительных научных изысканиях, направленных на поиск универсального средства для борьбы с облучением.

– Я не могу быть ни в чем до конца уверенным, – довольно сухо ответил Макс.

Их глаза, отделенные от внешнего мира очками с толстыми стеклами, внутри которых находилась решетка из тонких свинцовых нитей, встретились. Алекс впервые за долгое время смог так пристально посмотреть в глаза своего спутника. Только сейчас он заметил какую-то неестественность в его взгляде.

– Что с твоими глазами? – так же сурово и не отводя своего взгляда, спросил Алекс.

– А что? Видно? – Макс усмехнулся. – Думаешь, четверть века, проведенные здесь, проходят даром? Хотя сейчас уже все не так плохо. Это вначале, когда излучение шпарило, вот тогда да… У меня лет через пять хрусталик мутнеть начал, и я основательно стал терять зрение. Думал, навсегда ослепну. Пришлось делать операцию и вставить искусственный, а он уже не подвержен излучению. Так что в тех условиях, в которых мы оказались, я хотя бы могу быть уверен в том, что не потеряю зрение.

– То есть… – Алекс помедлил, соображая, что сказать дальше, – то есть, каждый человек, желающий выжить в радиационном мире, должен пройти через ту же процедуру?

– Ты опять меня неправильно понял, – Макс покачал головой, закрывая за их спинами тяжелую свинцовую дверь, ведущую в разрушенный реакторный зал.

– Здесь даже дышится легче, – перебив Макса, проговорил Алекс, немного пройдя по коридору, ведущему назад.

– Понимаешь, технически человек довольно долго может противостоять последствиям облучения: можно пересадить костный мозг и большинство органов, хрусталик и даже конечности. Правда, в наших условиях едва ли возможно проводить какие-то операции, нет ни опыта, ни оборудования, сам видишь.

– Вижу. Так что же, значит, каждый выживший человек будет обречен на то, что он рано или поздно ослепнет?

– Нет, это не факт. Все зависит от того, где и при каких обстоятельствах он будет существовать, и у кого какой орган слабее. Но это лишь одна сторона вопроса. Другая штука вот в чем. – Макс вновь принялся растягивать слова. – Мы с тобой говорили о том, что можем попытаться адаптировать человека к радиации своими силами, но при этом ведь организм и сам стремится подстроиться под текущие условия существования, также как у птиц и других животных. Причем это связано не только с радиационными вопросами как таковыми. Например, твой глаз, ты давно его видел в зеркале?